резко тормозит у обочины и смотрит на меня так пристально, что у меня мурашки бегут по коже.
— Да, дом у озера. —Стараюсь, чтобы мой голос звучал уверенно, но тушуюсь под взглядом парня. — Отсюда — прямо и до упора.
Особняк Мещерякова стоит у самого берега —пологого, песчаного. В связи с этим у отчима всегда было маленькое преимущество перед соседями: свой личный пляж и пристань летом, и небольшой каток для детей зимой. Правда, последний Вадим перестал заливать, когда мне исполнилось шесть.
— Я знаю, где этот дом, — вырывает меня из воспоминаний голос блондина. — Ты лучше мне скажи: какого черта там забыла?!
Я даже вдохнуть нормально не могу — так сильно давит взглядом этот придурок. И какое ему дело?!
— Ты угадал: я новая горничная.
— Врёшь! — цедит он сквозь зубы. — Твоё имя?
— Сама дойду! — шиплю в ответ и дёргаю ручку двери, но та заблокирована. — Выпусти!
— Просто скажи, как тебя зовут, — по слогам произносит парень и наклоняется ближе. В нос ударяет терпкий аромат мужской туалетной воды, грубый, опасный.
— Тася, — скомканно выдыхаю я.
— Я так и знал! — Парень резко откидывается на спинку сиденья и начинает ржать. — Ты изменилась, Тася!
Немного придя в себя, он снова поворачивается в мою сторону и нагло елозит по мне взглядом, не оставляя ни миллиметра без внимания.
— Я — Ар, — тянет нараспев и ждёт моей реакции. — Помнишь?
— Нет, — признаюсь честно.
— А ты напряги извилины, девочка! — грубо приказывает он, пронзая меня своими ледяными изумрудами, как острыми спицами, а потом подхватывает прядь моих волос и неспешно начинает накручивать её себе на палец. — Впрочем, не важно. Теперь мы будем видеться достаточно часто, Тася.
— Так себе перспектива… — отвечаю, пытаясь высвободить волосы.
— Согласен! — хохочет Ар и заводит мотор. — Мне запрещено приближаться к вашему дому ближе, чем на триста метров. Я высажу тебя возле соседнего коттеджа. Моего коттеджа.
* * *
С небывалой лёгкостью несусь по брусчатке в сторону дома. Меня не пугают ни мокрый снег, рыхлыми хлопьями бьющий в лицо, ни промокшая обувь, ни тяжеленная сумка: компания сумасшедшего соседа сумела перечеркнуть всё. Неудивительно, что Мещеряков запретил придурку приближаться к своим владениям. Этот Ар — как просроченный шоколад: шикарная обёртка и прогорклое послевкусие. Его смех до сих пор звучит у меня в ушах, а пренебрежительный взгляд никак не выходит из головы. Будто во мне одной — первопричины всех его бед и печалей. Да и имя у блондинчика какое-то дурацкое, неполноценное, что ли. И всё же странно, что я не помню этого парня, от слова «совсем».
Соседи Мещерякова, семья Турчиных, были частыми гостями в доме отчима. Редкий ужин обходился без их компании. Семёна Германовича; главу семейства обычно всегда сопровождали супруга и дочка Камилла, шустрая и озорная девчонка примерно моего возраста с прикольными брекетами и отменным чувством юмора. Такой я её запомнила. Одно время мы даже дружили и вместе бегали к озеру, но ни разу я не слышала от неё ни о каком Аре. Как такое возможно?! Его словно ластиком стёрли из памяти, из семьи. Прямо как меня…
— Всё просто, Таисия. — Мама сдержанно приобнимает меня за плечи и ведёт по извилистой дорожке от раздвижных ворот к парадному входу в особняк. — Аристарх — аллергик, поэтому почти каждое лето он проводит на побережье Адриатики. У Турчиных там родственники. А ты чего подумала?
Дежурный смех, равнодушный взгляд; мама ничуть не изменилась: те же белокурые локоны до пояса, удушающий аромат дорогих духов и высокомерный взгляд. А ещё шпильки как неотъемлемый атрибут её образа. Ну кто в здравом уме щеголяет на высоченных каблуках по дому?!
Мы не виделись целую вечность, а мама даже не удосужилась меня поцеловать — так, скользнула губами по щеке, чтобы не испортить макияж. Ни тебе «я скучала», ни вопросов «как добралась», да и о папе ни слова. Ладно, хоть меня узнала.
И всё же вру: мать постарела, осунулась, под глазами залегли глубокие тени. Для своих сорока восьми мама выглядит, может, и неплохо, просто я её помню лет на пять моложе.
— Ничего не подумала, — мотаю головой, поправляя лямку рюкзака. — Одного не понимаю: как этот парень меня узнал, если мы никогда не пересекались?
— Ещё одно доказательство твоей зацикленности на себе! — фыркает мама, не раздумывая долго над моим вопросом. — Если бы в детстве ты не воротила нос от компании сестры, то сейчас не задавала бы глупых вопросов.
Если бы Ника не стыдилась меня перед своими друзьями…, Впрочем, теперь это уже не важно.
— А почему парню запрещено приближаться к вашему дому? —Дурацкая тропинка кажется нескончаемой, а других тем для разговора попросту нет. За три минуты до этого я уже получила исчерпывающий ответ на свой щенячий визг: «Тася, возьми себя в руки. У Ники всё замечательно. У Вадима дела идут хорошо. У меня тоже нет никаких проблем».
Смешно до слёз: наглый соседский парень — единственный, о ком мама, вроде, не прочь поболтать.
— Вздор! — неосознанно повышает она голос. — Вадим никогда не запрещал Арику к нам заходить. Летом — да. Но сейчас Аристарх просто пустил тебе пыль в глаза.
— А что летом? — уточняю между делом.
— Летом? — Мама смотрит на меня из-под густых ресниц. — Что летом?
— Ты сама сказала, что…
— Тася, — обрывает она меня на полуслове и сжимает губы в тонкую полоску. — Тебе с дороги слышится невесть что.
Мама выпускает меня из своих холодных объятий и первой заходит в дом. Не дожидается, когда дотащу сумки, и спешит к зеркалу в прихожей, на ходу поправляя причёску.
— Ну и погода! Ненавижу слякоть!
Робко переступив порог, с необъяснимым волнением смотрю по сторонам. Здесь, как и в самом посёлке, всё стало по-другому. Аляповатые картины на стенах больше не режут глаз. Их заменили пастельные тона штукатурки и нежная, почти невесомая лепнина, гипсовыми кружевами оплетающая стены. Белоснежная лестница полукругом уходит вверх, а в натёртом до блеска глянцевом полу при желании можно рассмотреть своё отражение. В очередной раз понимаю, что в перепачканных джинсах и дешёвой куртке с вещевого рынка я сюда абсолютно не вписываюсь.
— Прости, Тася. — Мать щёлкает наманикюренными пальчиками
