летать. С балконов.
— Угу, — я вздохнула, чувствуя, что ещё немного — и сама захочу полететь с балкона головой вниз. — Так… Подождите… Вы сказали — одного из воздушных шариков?
— Верно, — мужчина кивнул, по-прежнему протягивая мне уточку.
— А сколько их было?!
— Три.
— Неправда! — хором возвестили мои черти. Фред продолжил: — Их было четыре! Один не попал. И в вас попали только два! Третий угодил в собаку.
Господи, как же хорошо, что они не додумались налить в эти шарики какую-нибудь краску, хлорку или клей. Вода с уточками — почти безобидно.
— Верно, — подтвердил мужчина. — Возьмите вашу игрушку, и я пойду. Извинений не нужно. Я обойдусь.
— Зато я — не обойдусь! — отрезала я, игнорируя уточку. — Фред! Джордж!
У нашего нового знакомого вытянулось лицо.
— Простите?..
— Их так зовут! — пояснила я. — Я жду.
— Ла-а-адно!
— Хорошо-о-о!
— Простите нас! Мы больше не будем…
— Кидаться…
— В вас…
Отлично. В него они наверняка больше не будут кидаться, зачем? Этап пройден. А вот в кого-нибудь другого — вполне.
С другой стороны, хоть так…
Уши были отпущены, уточка взята, и мои бандиты сразу пулей убежали в свою комнату. Только пятки засверкали.
— Ну что ж, я… — мужчина тоже собрался уйти, но я остановила его вопросом:
— А зачем вы её принесли? Оставили бы там, где-нибудь на лавочке.
Он вновь удивлённо на меня посмотрел и нахлобучил на голову мокрую шляпу.
— У моей собаки почти такая же уточка, — пожал плечами. — Я подумал, вдруг она вам нужна. И потом, это было не трудно. Я живу в квартире под вами со вчерашнего дня.
— О-о-о, — протянула я. — Сочувствую.
Он почти неуловимо улыбнулся, кивнул и ушёл.
А я отправилась на кухню. Перед этим только зашла в ванную и поставила на место жёлтую, как яичный желток, уточку.
Странный он какой-то… И рыжий, к тому же.
Интересно, как его зовут?
Духовку я отмыла. Иногда я думаю: если с нашей школой, где я преподаю русский язык и литературу, что-нибудь случится, я всегда смогу устроиться куда-нибудь уборщицей. За десять лет существования в моей жизни Фреда и Джорджа что я только не отмывала…
Был у нас с ними «зелёночный» период — в то время они разрисовывали зелёнкой не только Фиму, но и стены, и пол, и потолок, и даже себя. Вот уж что практически невозможно отмыть. А взорвавшаяся сгущёнка, заляпавшая духовку — так, мелочь.
После того как наш странный сосед — мысленно я окрестила его Шляпником — ушёл, близнецы угомонились. У них так бывает чаще всего — то шкодят и шкодят, вздохнуть не дают, а потом вдруг завод кончается, и они становятся паиньками.
До следующего раза…
Я позволила себе немного расслабиться только после ужина, когда мама отправилась смотреть любимый сериал, а Фред и Джордж ушли в свою комнату и там тихо-мирно достали одну из настольных игр. Предлагали и мне присоединиться, но больше всего на свете я сейчас хотела одиночества. И музыки.
Музыка — мой способ успокоиться и не сойти с ума. Я и раньше любила слушать музыку, а после смерти мужа начала делать это постоянно. Вместо того чтобы думать и лелеять собственную боль, я предпочитала включать что-нибудь ритмичное или лиричное — и заполняла себя мелодиями до краёв.
Фред и Джордж росли в пространстве, наполненном различной музыкой, и были такими же меломанами, как и я. Я предлагала им музыкальную школу, но, как заявили мои охламоны: «Играть музыку не то же самое, что слушать». И я не стала настаивать. Плавание, футбол, настольные и компьютерные игры — близнецам хватало занятий.
Сегодня я выбрала для себя хрустальный вокал Хейли Вестенра и, зайдя в нужный плейлист, включила первую попавшуюся песню.
Сквозь окно в моей душе
Все секреты, что держу
Будут твои всегда, всегда.
Словно шёпот, ветерок
Легко касается моей кожи.
Я знаю, что ты со мной
Всегда, всегда [1].
Я вздохнула.
Да, ты со мной… Всегда-всегда.
Где-то через полчаса, когда я почти уснула, ощутила, как по обеим сторонам от меня легли близнецы. Улыбнулась, перевернулась на спину и перетащила их к себе поближе, прижала к плечам рыжие макушки.
Черти. Только ради вас и живу…
Проснулась я от душераздирающего, но синхронного пения.
— Говорят, мы бяки-буки,
Как выносит нас маман?
Но зато не знаем скуки,
Как положено чертям!
Ещё не до конца проснувшись, я уже начала трястись от хохота.
— Долго сочиняли?
Дети вопрос проигнорировали, пропев:
— Ой-ля-ля, ой-ля-ля,
Ай да круглая Земля!
Ой-ля-ля, ой-ля-ля!
Эх, мам!
Эх, мам — это точно.
Я приоткрыла один глаз и покосилась на часы. Семь утра, пора, как говорят мои близнецы, стэндапить. И гоу бэк ту скул.
Словно в ответ на эту мысль истошно зазвонил будильник. Фред и Джордж на секунду запнулись, но затем продолжили:
— Ой-ля-ля, ой-ля-ля,
Эх, мам!
— Эх, черти! — я слезла с кровати и запустила в детей подушкой. — Ну-ка, быстро умываться!
— А мы уже! — кивнул Фред, а Джордж добавил:
— И Фима!
О-о-о. Бедняга.
Совершенно мокрый Фима сидел посреди коридора и сосредоточенно вылизывался. Увидев меня, насторожился, а уж когда из комнаты выбежали черти, подпрыгнул и бросился наутёк в своё любимое место — под ванну.
— Эх, ничему тебя жизнь не учит, — пробурчала я и зашла следом. — Мои бандиты тебя поэтому под воду и засунули, что ты сам сюда прибежал. Надо было прятаться под кровать!
Фима высунул задумчивую морду из-под ванны и опасливо мяукнул. Почему-то в этом мяве мне послышалось: «Да ты что, хозяйка, всё равно достанут, если им захочется…»
Вообще «всё равно достанут» — вечный девиз Фреда и Джорджа. И спасибо, Господи, что они не волшебники с палочками! Иначе от их «чудес» я бы уже повесилась.
Я быстренько умылась, чтобы не оставлять своих оболтусов надолго с мамой наедине, и побежала на кухню. Завтрак уже был готов, как обычно. За завтрак в будни отвечала мама, а в выходные — я.
У сидящих на табуретках мальчишек были на редкость святые лица. Я посмотрела на свою табуретку — чисто. В тарелку. Обычные сырники. Банка со сгущёнкой, упаковка сметаны, чай… Ну, разве что чай…
Понюхала. Чай пах чаем.
Я совсем насторожилась.
— И где вы нашкодили?
Мои черти синхронно выпрямились, выставили подбородки вперёд и заголосили:
— Нигде!
— Мы молодцы! Так Нина Васильевна говорит!
Я умилилась. Нина Васильевна — классный руководитель, святая женщина, сказавшая мне ещё в самый первый день первого класса: «Если я за четыре
