— Что за черт… — поет Стелла, когда я направляюсь туда, где они с Себом сидят в общей комнате.
Оба они в ноутбуках, вероятно, все еще отчаянно пытаются наверстать все дерьмо, которое они пропустили за последние пару месяцев.
— Что ты сделал? — Спрашивает Себ, его глаза следят за кем-то другим через комнату. Не нужно быть гением, чтобы понять, кто это.
— Почему ты сразу предполагаешь, что я что-то сделал?
Они оба снова смотрят на меня, поднимая одинаково брови.
— Вы двое проводите слишком много гребаного времени вместе, — шиплю я, направляясь к кофеварке.
Я делаю всего два шага, прежде чем понимаю, что она меня опередила.
Почувствовав мое приближение, она оглядывается.
— Просто не можешь оставаться в стороне, не так ли?
— Продолжай мечтать, Рэмси.
Я сокращаю пространство между нами, прижимая ее к машине, пока она готовит кофе.
Это опасно. Я уверен, что однажды она выхватит нож и вонзит его прямо мне в грудь, но я не могу отрицать своего желания заставить ее извиваться.
Она так старается казаться равнодушной ко мне. И другим может показаться, что это не так. Но я вижу по-другому. Я вижу это. Ее темно-шоколадные глаза становятся почти черными, когда я близко. Уголки ее губ дергаются, и она дышит немного тяжелее.
Это чертовски захватывающее зрелище.
Однако, в отличие от обычного, ее глаза отрываются от моих при моих словах.
— Подожди, — говорю я, возможно, делая поспешные выводы, но все равно продолжаю с этим. — Ты сделал, не так ли?
— Что я сделала? — шипит она, возвращая свое внимание к своей почти полной кружке.
— Мечтала обо мне.
— Черт возьми, — выдыхает она, беря свою кружку с маленькой подставки. — Ты действительно высокого мнения о себе, не так ли? — Но, когда она произносит эти слова, невозможно не заметить легкое покраснение ее щек.
О да, я попал в самую точку.
— Ты тоже, если судить по твоей реакции. Хочешь рассказать мне об этом, милая?
— Не называй меня, блядь, милая. Единственные сны, которые я когда-либо видела о тебе, это то, что я держу пистолет у твоей гребаной головы.
— Странный, мне это нравится.
— Иисус. Слишком рано для этого дерьма. Двигайся, если не хочешь искупаться в этом.
— Я уверен, что справлюсь с этим.
Ее глаза закатываются так далеко, что я не могу не задаться вопросом, насколько это больно, прежде чем я делаю шаг назад, позволяя ей убежать — хотя, когда она движется, все, чего я действительно добиваюсь, это вдыхаю ее запах.
Вспышка желания поражает меня, как гребаный молниеносный удар.
Потянувшись за кружкой, я снова завожу машину и жду ее уже не так терпеливо, пара любопытных глаз сверлят мне спину.
Это подтверждается только тогда, когда я оборачиваюсь и обнаруживаю, насколько велика моя аудитория.
Игнорируя пристальный взгляд Стеллы, я поворачиваюсь к Себу и иду к нему.
— Что? — Я спрашиваю, когда он просто изучает меня с удовольствием.
— О, ничего, брат. Совсем ничего.
— Над чем ты работаешь? — Я спрашиваю в жалкой попытке отвлечь его.
— Задание по английской литературе. Но это не важно. — Он захлопывает крышку своего ноутбука, полностью сосредоточив свое внимание на мне. — Что я действительно хочу знать, так это почему ты преследуешь свою маленькую байкерскую сучку больше, чем обычно.
— Я не преследую ее.
— О?
— Так ты случайно не был в библиотеке поздно вечером во вторник, когда она тоже была там?
— Во-первых, откуда, черт возьми, ты знаешь, где я был во вторник вечером? А во-вторых, это было гребаное совпадение, что она тоже там была, — утверждаю я.
— Она не была вовлечена, Тео. Сколько доказательств тебе нужно, чтобы преодолеть это? — Он спрашивает, напоминая мне о причине, по которой я начал охотиться за Эмми.
В ту секунду, когда я понял, с кем она связана, зазвонили тревожные звоночки. Я должен был догадаться, что за ее внезапным появлением здесь кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Никто из поместья Ловелл просто так не получает место в Найтс-Ридж.
Возможно, Себ прав, возможно, она не лжет о том, что не участвовала в том, что планировал Джокер, но добавьте то, что недавно сказал мне папа, и я ни на секунду не верю, что она совершенно невиновна.
— Как скажешь, — уступаю я, не желая вступать в очередные дебаты о невиновности Эмми в попытке убить его девушку.
— Все кончено. Давай просто оставим это в прошлом, где ему и место.
— Так ли это? — Я спрашиваю, думая о человеке, которого мы все еще держим под стражей, пытаясь получить ответы, которых заслуживает Тоби.
— Что касается Эмми, то да. Просто позволь ей жить дальше.
— Она все еще проводит время в лагере Жнецов, — указываю я.
— И что? Это клуб ее деда. Почему бы ей не провести там время?
— Мне это просто не нравится, — говорю я, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула. Желание обернуться и посмотреть на нее почти невозможно отрицать, но я подавляю его.
У меня есть гребаная работа, и она не включает в себя раскрытие моих карт слишком рано.
Если я хочу получить ответы, которые мне нужны, тогда мне нужно… Мне нужно, чтобы она мне доверяла.
Я чуть не смеюсь вслух от этой мысли.
О чем, черт возьми, думал мой отец, когда приводил этот гребаный план в действие?
Он не глупый человек. Чертовски далек от этого. Так почему он думал, что я подхожу для этой работы, я понятия не имею. Ну, на самом деле, я чертовски хорошо знаю, почему он это сделал, но это не относится к делу.
Он позволил себе чертову вольность, сделав то, что он сделал за моей спиной. Возможно, я соглашаюсь с этим на благо семьи, но если он думает, что я этому рад, тогда у него неправильное мнение. Как только все будет улажено, он вытащит меня из этого так же просто, как, казалось, втянул в это.
— Мы направляемся в класс, — говорит Стелла, подходя к Себу сзади, обнимает его за плечи и целует в шею.
— Хорошо, детка, — он, черт возьми, почти мурлычет, как избитый ублюдок, которым он и является.
Я никогда не думал, что увижу, как Себ добровольно отдаст свои яйца женщине, но у нас у всех были места в первом ряду, поскольку он позволил Стелле ходить по нему. Ублюдку, похоже, тоже все равно. Имейте в виду, из-за количества гребаного секса, который он получает, я могу понять, почему. Они трахаются, как кролики. Отсутствие необходимости слушать, как они занимаются этим каждый гребаный час, вероятно, одна из единственных хороших вещей в том, что мой дом сгорел.
Возможно, мы все еще живем в одном и том же
