что? М? Отсосала и получила? Ты докладывала или вела таблички?
Все. Меня начало разрывать. Я даже смотреть на нее больше не мог. Отошел к окну и распахнул его настежь. Рассмотрел виски в бокале…выпил. Поставил бокал на подоконник.
- С тобой расплатились…Зачем ты пришла?
- Я хочу увидеть свою дочь.
- Что?
Этот ответ рассмешил меня больше всего. Я истерически расхохотался.
- Накажи меня чем-то другим…только не дочкой. Сжалься, прошу.
- Ты слишком большого мнения о себе. На хрена мне тебя наказывать? Я забыл как ты выглядишь. А дочь даже голоса твоего не слышала. Подпиши бумагу…или тебе за нее тоже денег дать?
Ооо они ей нужны. Я знаю, что у нее нет ни копейки и скорей всего она несколько дней не ела.
- Я не верю, что слышу все это от тебя…как будто никогда тебя не знала.
- Ты просто сталкивалась с одной из сторон.
-Я хочу видеть свою дочь, Влад…прошу, пожалуйста!
В отчаянии прижимает руки к груди, делает шаг к нему, но я не даю подойти и смотрю на нее с холодным презрением.
-Встречи надо заслужить! Такой твари, как ты, не положено даже имя ее вслух произносить!
-Умоляю! Я сделаю что угодно!
- Что угодно? Однажды ты уже была готова на что угодно ради денег.
- Прошу тебя, сжалься…это же моя девочка. Мне не нужны деньги!
ЕЕ глаза блестят, губы приоткрыты. Они такие влажные эти глаза и такие зовущие эти губы. Меня всего трясет от понимания насколько я изголодался по ней и в то же время насколько сильно я ее ненавижу.
Но также сильно и хочу. Пиздец как хочу. До ломоты во всем теле. До адской дрожи. Не поворачиваясь к ней, сдавил бокал и прошипел:
- Станешь моей вещью! Моей подстилкой! Будешь делать все, что я скажу!
- Стану кем угодно...да...
- Станешь прямо сейчас…
Смотрю на нее, как одержимый. В голове гудит, в висках стреляет и пульсирует. И я чувствую, как каждый мой нерв вибрирует и горит адским пламенем. Только с ней так. Только от одной нее так трясет.
Блядь! Какая же она красивая! Охрененно красивая. Никогда таких не встречал ни до нее, ни после. Смотрю и глазам больно. Сука! Как назло, вид Агнца Божьего, а на самом деле шлюха подзаборная. Эти невинные глаза, эти волосы густые, роскошные, невероятные волосы, сводившие меня с ума с самой первой встречи.
Как же до умопомрачения она охуенно выглядит в этом своем дурацком скромном допотопном платье. Где она его купила? В сэконд хэнде? Насрать. Она даже в нем идеальна. Я ее уже голой вижу, вспоминаю как орала подо мной, стонала, выла, просила и умоляла еще. Почему за эти годы не испортилась, не истаскалась? Ведь наверняка ложилась под многих. Или за что тогда выживала? Я ей кислород полностью перекрыл.
И мне больнее, мне в тысячу раз больнее видеть эту красоту, она словно глаза режет. И я никогда бы не признался как хотел из-за этой суки сдохнуть. Да…хотел и не вышло. Маленький кричащий комочек не дал уйти на хер на тот свет.
Представлял себе, как она скурвится, как станет опущенной, толстой бабой с синяками под глазами, заебаной до потери пульса своими папиками. А она…она выглядит как с обложки журнала. Нет…лучше. Как с картины художника. Естественная, свежая…ТВАРЬ!
Грудь сдавило и не отпускает. Дышать больно. Пульсирует сердце в самих висках, мне кажется, я слышу, как оно орет внутри меня.
Не пускай ее! Выставь за дверь! Не влезь в это снова! Пошли ее! Или убей. Вот так просто выведи, посади в машину, завези куда-то за город. А там выеби и задуши, а потом закопай. И это будет только ваше с ней дело. И знать будет только она и ты. А твои бабки и возможности замнут дело.
Давай! Сделай это и перестанет так болеть! Ты успокоишься. Закопаешь эту падлюку и начнешь дышать. Пусть вздохнет в последний раз глядя мне в глаза и сдохнет так же мучительно, как я живу…Без нее.
Черт! Как же сильно я ее ненавижу!
А в душе тоска гложет, в душе раздрай и печет горло, горчит, сушит. Смотрю на нее и прет меня…Сука! Почему меня все еще так сильно ведет от нее?
Сколько времени я даже думать не хотел о встрече с ней? Не давал себе искать, не давал себе прозвонить, увидеть. Запрещал даже представлять ее лицо! А потом наоборот. Сходил с ума и хотел найти ее. Найти и мучать, издеваться над ней, изводить ее до смерти. Так чтоб плакала кровавыми слезами. Какие только пытки я не придумывал для нее. И каждая была изощренней другой. Но тогда я еще был, наверное, не готов. Или не видел ее настолько близко.
Воткнуть в нее нож поглубже, в самую ее грязную вагину и бросить истекать кровью в канаве, где ей самое и место.
Сукаааа… я с ней как серийный маньяк. Только нет никакой серии. Есть только она. Снова и снова только она. Даже бляди, которых я трахаю на нее похожи. Всегда один и тот же типаж.
Как же сладко шептала «люблю тебя, Владик…люблю. Ты моей единственный, первый, любимый».
Сколько ей за эту ложь заплатила моя мамочка?
Но нет, я ее не искал. Не потому, что жалел или не хотел убить? Мне казалось, что ее жалкое существование, ее жизнь, которую я превратил в ад, ее нищета, никчёмность — это лучшее наказание. Пусть живет как последнее насекомое и не знает будет ли у нее прожрать завтра.
Три года. Я сгорал, корчился в адских муках три гребаных года. И как будто ничего. Как будто этих лет не было. Как будто они пролетели по щелчку пальцев.
Только Паулинка…только ради нее держался. Жил, ел, ходил, работал. Ради своего ангелочка. Так похожего на свою мать, что становилось страшно.
Обещал себе, что никогда ничего не сделаю, чтоб моя Линка сама не осталась. Без отца.
А теперь что? Вот она ее проклятая мать, которая продала нашу девочку, стоит передо мной и просит, умоляет, а я снова уже растекся у ее ног.