Я этим горю.
— Миха, ты опять в своем репертуаре! В свой выходной опять на посту, — ухмыляется мой старый знакомый. Мы учились на одном курсе, а теперь работаем в одном центре.
Мир тесен! А мир хороших специалистов и грамотных врачей так вообще!
— Вот дома тебе не сидится! — продолжает, качая головой.
— Ну кто ж еще, коль не я, — ухмыляюсь в ответ. — Или тебе без моих пациентов работы мало?
— Ой, не, — выставляет руки вперед. — Уж лучше давай будут твои! — произносит с улыбкой. — С ними проблем практически никогда нет.
— Сплюнь! — качаю головой. — А то наговоришь!
— Могу. Умею. Практикую, — смеется. — Справимся! Не боись!
— Да мне-то что? — пожимаю плечами. — Я свое дело сделал, все что мог поправил. Малыш крепкий. Теперь все будет зависеть уже от него самого.
— Пищевода хватило? — переходит от пустых слов к делу. Он сегодня ответственный в реанимации, будет за маленьким путешественником наблюдать.
— Нет, — поджимаю губы. — Немного не дотянул.
Очень обидно, когда так выходит. Мальчишке не хватило совсем немного, можно было бы попробовать и обойтись без гастростомы, но рисковать и натягивать пищевод я не стал.
Малыш еще будет расти, пищевод тоже. Родителям придется приспособиться под некоторые особенности в плане ухода, но я сделал все в интересах самого малыша.
— Понял тебя, — кивает. — Значит, две стомы.
— Это временно, сам знаешь, — говорю, думая, как связаться с родными мальчика. — Маму обучим, придет время — стомы закроем. Попец сделаем, — озвучиваю свой благоприятный прогноз.
Все поправимо. Все лечится! Для это только требуется время и родительская любовь.
— Надеюсь, они останутся у нас, — озвучиваю вслух свои тревоги. Такому ребеночку вряд ли так грамотно помогут где-то еще.
— Мих, нужно быть полным дураком, чтобы сбегать от такого врача, как ты! — произносит со знанием дела.
— Сам знаешь, такие родители есть, — говорю в ответ. — Далеко не каждый решится так далеко летать, наблюдаться в тысячах километров от дома. Сам понимаешь, это не так просто, как может показаться на первый взгляд.
— Здесь я согласен, — задумывается над моими словами. — Но ты уж постарайся родителям мальчика все объяснить.
Самое сложное. Рассказать родителям и объяснить им, что ничего критичного не произошло, что все поправимо. Но нужно будет всем нам для этого немного потерпеть.
— Саныч! Ты опять в отделении? — раздается за спиной, как только я на своем этаже выхожу из лифта. — Не надоело? — Ко мне подходит дежурный хирург. Ему немного за тридцать, он невысокого роста. И очень дотошный человек.
— Как видишь, не надоело, — аккуратно отхожу от темы. — Жить без своего отделения не могу! — перевожу в шутку, иду чуть быстрее.
У меня на счету каждая секунда. Мне бы заполнить документы и немного поспать… Голова толком не соображает.
Операцию провел, малыша спас, теперь можно с чистой совестью упасть где-нибудь в ординаторской на диване и поспать хотя бы часа два. Лишь бы никто не побеспокоил.
Захожу в отделение, прохожу по коридору. Прислушиваюсь. В палатах тишина.
Проскочить бы незамеченным до ординаторской! Если сейчас кто из мам пациентов заметит, то к вечеру до документов не доберусь.
— Михаил Александрович! А я вас ищу. — Ко мне обращается постовая медсестра как раз в тот момент, когда прохожу мимо. — К нам пациента везут, — протягивает папку. — Вот, держите.
Принимаю документы из ее рук. Открываю, читаю. Глаза спотыкаются на фамилии… Смирнова…
Город тот же.
Нет! Таких совпадений не бывает! Этого просто не может быть!
— Девочка Смирнова? — обращаюсь к медсестре. — А где документы на мать? — пролистываю папку до конца, показываю, что отсутствуют несколько листов.
— Ой, там дело такое, — переходит на шепот медсестра. — Там с матерью вроде как все в порядке, но в роддоме утверждают, что она откажется от ребенка и поэтому не дали никаких документов на нее.
— Откажется? — Каждый раз я думаю с содроганием о таких детках. — Но тут ведь пустяк! Атрезия пищевода и ануса, со свищом! Грамотно проделанная операция при рождении — и малышка будет нормально жить!
— Михаил Александрович, — печально вздыхает медсестра. — Я вам передала то, что мне сказали.
— Достань мне номер матери ребенка, — говорю, словно не слыша. — Кстати, — спрашиваю как бы ненароком: — Как ее зовут?
Глава 7. Эля
— Скажите, как мне связаться с лечащим врачом моего ребенка? — спрашиваю у педиатра. Я уже оббегала половину больницы, никто никаких сведений мне не дает.
— Вашего ребенка? — удивляется врач. Осматривает меня с головы до ног, хмурится. — У нас здесь нет новорожденных, — показывает за свою спину.
Я называю фамилию, объясняю ситуацию. По мере моего рассказа врач начинает все понимать.
— Мне сказали, что вы отказываетесь от ребенка, — говорит совершенно спокойно, а меня в холод бросает от этих слов. — Передумали? — слегка удивляется.
— Нет! — вспыхиваю. Затем понимаю, что я как бы ответила на последний вопрос, и спешу себя поправить. А то ведь подумают невесть что! — Я не отказывалась от ребенка! Это моя дочь! Дайте мне номер ее лечащего врача! Прошу вас!
— Но мне сказали… — упрямится педиатр.
— Мне плевать, кто, что и где сказал! — Еще немного и я начну кричать. Держать себя в руках становится труднее с каждой секундой. — Отказа от моей дочки нет и не будет! — Я горю.
Кто такое придумал вообще? Чтобы отказаться от собственного ребенка.
Я мать! Анечка — моя дочь! Вылечу, поставлю на ноги, и все будет прекрасно!
— Готовьте все документы, я выпишусь и поеду к ней в больницу! — Я полна решимости. Буду бороться за свое сокровище до конца. — Отказа от ребенка не будет! Так вам понятнее?!
— Видимо, я что-то не так поняла, — под моим напором идет на попятную. — Вы в палате подождите, я вам все принесу. Одну минутку, — хочет скрыться за дверями отделения.
— Сразу давайте! — стою на своем. Уходить и ждать в палате я не намерена.
Уверена, стоит только отойти, как про меня тут же забудут.
Конечно, новому прогрессивному центру не нужны ни больные рожденные дети, ни их родители. Им нужно, чтобы все было гладко и красиво. Как на картинке, что в холле висит.
Но у меня так не получилось. Что ж с этим поделать? Не люди мы, что ли?
Анечка не виновата, что такой родилась. Она маленькая девочка, которая особенно остро нуждается в своей маме.
И эти твари хотят мою малышку у меня отобрать?!
Ни за что! Я не позволю!
— Торопиться мне некуда, я здесь подожду! — говорю, скрещивая на груди руки. Гордо вздергиваю подбородок, не моргая смотрю вперед.
Педиатр что-то недовольно бурчит под нос и уходит в отделение. К сожалению, мне туда нельзя. Иначе бы шла по пятам и капала на мозг до тех пор, пока бы она не дала номер, по которому могу связаться с врачами.
Потому что я не намерена отступать! Мой муж и мама могут сколь угодно долго мне угрожать и требовать отказа от ребенка, они его не получат.
Анечка — моя дочь!
Вдруг на весь коридор раздается мелодия. Спохватываюсь, скорее достаю из кармана халата телефон.
На экране незнакомый номер.
— Слушаю, — поднимаю трубку и тут же начинаю жалеть об этом. Мысли сейчас совсем о другом.
Нужно смотреть за врачом, чтобы она не ушла из отделения ненароком, а не по телефону непонятно с кем разговаривать.
Но уже поздно. Трубку я подняла.
— Элеонора Смирнова? — В динамике раздается приятный мужской голос. Он кажется мне смутно знакомым, но из-за шума на заднем фоне разобрать, кто это может быть, довольно тяжело.
Отхожу в сторону. Встаю так, чтобы не торчать посреди коридора. Но из поля видимости ни на секунду не упускаю заветную дверь.
— Она самая, — говорю тихо. Слышимость в коридоре просто колоссальная. Уверена, даже в самой дальней палате прекрасно слышно, что я сейчас говорю.
