начинает плавиться перед его глазами, едва уловимый запах химикатов расползается невесомой дымкой. А я злорадно желаю его бороде окунуться, во что бы там ни было, и сгореть к чертям. Ему всему следом. Чтобы не делал такое сосредоточенно-безразличное, безучастное до моих требований и жалоб лицо. — Перчатки не подашь? — Сама непосредственность. Говори ему, не говори ему. Он не спорит, он коротко отвечает и всем своим видом показывает насколько заинтересован. Хотя точнее будет сказать как раз не.
— Тебе нужно — ты и возьми, — раздраженно выдыхаю и разворачиваюсь на каблуках.
— Аналогично, — прилетает мне в спину.
— О чем ты? — приподнимаю бровь и, наконец, сталкиваюсь с его невозможно странным взглядом. Глубоким и темным. Взглядом, под которым хочется сжаться пружиной и выстрелить ему четко в глаз, прошив самодовольную голову насквозь.
— О картотеке. Тебе нужно — ты и занимайся.
— И вот это кстати, — делаю круговое движение вокруг своего подбородка, — давно хотела сказать… — короткая пауза, — не гигиенично. Твоя дикая поросль может попасть в открытую рану и начнется загноение, помимо того, что это просто не стерильно, некрасиво и делает из тебя мерзкого варвара, который вообще ни разу не похож на практикующего медика. Живет в доисторической пещере и таскается временами прибить мамонта, чтобы прокормить ровно таких же, как сам, дикарей.
Унижать или оскорблять не мое. Не настолько открыто и враждебно. Не настолько в лоб, прокатываясь по внешности. Но именно его хочется вот таким нижайшим образом хотя бы немного приспустить с возведенного им же самим пьедестала, куда тот уселся и сверху вниз смотрит на меня. Сука.
А мне хочется рычать.
— Может и не похож, — усмешка издевкой прошивает тонкие губы, которые слабо видны из-за безобразия на лице, — но практикую.
А меня окатывает кипяточным бешенством в секунду, заставляя с силой вытолкать свое тело за пределы его кабинета и выдохнуть, как мне кажется, паром. Бесит. Господи, меня настолько сильно вот так со старта не бесил, наверное, никто. Вообще никто. Особенно если учесть что количество различных мужчин, окружающих меня, растет с каждым днем все больше. И джентльменов среди них, дай бог, всего парочка скудных процентов. И бывало всякое, начиная с неуместного похабного флирта, до откровенного противного хамства.
Но чтобы вот так, и с первой же минуты знакомства, окунуть в неконтролируемый прилив бешенства?
Впервые.
Все началось с терракотового куска шелка под его ногами. С прямого контакта глаз и хриплого голоса, когда он представился Францем, но убедительно попросил звать его — просто Док. С запаха сигарет от его длинных волос и кожаной куртки, которым от него перманентно несет, вместе с древесной горечью, перечной жгучестью и ненормальным теплом.
Все началось с разделенной на двоих операционной, с крови на белоснежных халатах, с взаимопомощи молчаливой и без просьб. С аномального понимания и четкой, мгновенной реакции. С умения оставлять за дверями все лишнее — гасить вражду, убивать любую из эмоций. С профессионализма, которого в наше время безумно мало. С опыта, который оказался обширнее. Который оказался увлекательнее.
Все началось с того, что темные вишневые глаза сумели заклеймить совершенно незаметно для меня самой.
Два месяца протеста внутри и к середине января я осознаю простейшее, очевиднейшее и в тоже время болезненное — убежав от одной из зависимостей — Джеймса, я не смогла сбежать от другой.
И пусть место незнакомое и по сей день, а в центр меня брать не желают, и обоснуют это тем, что и дорога опасна, и город не настолько безобиден, как кажется, на самой базе, при желании, можно найти все, что пожелает искушенная душа наркомана. Будь тот в завязке… или же без оной.
И если в Калифорнии Джеймс умудрялся держать меня на относительном, но поводке по части запрещенных препаратов, чаще проверяя мое состояние, чем родная обезумевшая мать.
То здесь. Здесь была свобода. Мнимая.
Потому что на деле я снова упала с головой в добровольное рабство. Подчиняясь предательскому желанию забыться, поверить в то, что все проходящее. Поверить в нормальность и собственную, и окружающих меня гнилых до самого дна людей. Просто поверить. Потому что думая, что все временно и станет иначе, вдруг поняла, что база — совершенно другой мир. Начиная с главы, заканчивая царящей мрачной атмосферой. На базе вдруг захотелось окунуться в забытье.
И таблетки привычно ложились на кончик языка, растворялись под ним, скользили по пищеводу. Порошок щекотал ноздри, раздражал слизистую, закладывал уши до тихого звона. Приятного и отрешенного. Глаза привычно прикрывались, легкость обманчивая, легкость искусственная, синтетическая, убийственная легкость заполняла полюбовно. И мысли стихали. Чувства порой тоже.
Но с ними у меня всегда были сложности.
И с появлением в моей жизни наркотиков. Снова. Легче, увы, не стало.
С появлением Дока — тоже.
С приездом же Фила… я познала многогранность охватившего сумасшествия. Вдруг познакомилась лицом к лицу с чистейшим безумием чувств. Вдруг осязаемым. Вдруг откликнувшимся взаимностью.
Я не знала, что так бывает, когда встречаешь чей-то взгляд, и мгновенной вспышкой приходит осознание — человек твой от начала и до ебаного конца, каким бы тот ни был. Вы не сказали друг другу еще ни единого слова, но связь установилась, и вместо того чтобы спросить имя — говоришь «привет», и разговор завязывается будто между давними, сто лет друг друга знавшими, друзьями.
С ним стало легко спустя несколько минут. Спустя пару часов еще и комфортно максимально. Спустя несколько дней мне показалось, что база теперь мой чертов дом и отказ Джеймсу дался пусть и не на все сто легко, но незамедлительно.
Рядом с Филом оказалось не больно. Существовало тепло, приятным тембром голоса убаюкивающее мою мнительность, прогоняющее посещающие глупые мысли о незначительности и показывающее, что я ему, пусть это и не могло быть правдой, но дорога.
Он показал, как исключительно… и так необходимо мне — умеет обманывать. Искусно, до черной зависти и безумно, невероятно красиво. Видя, что он играет — все равно намеренно верила каждой сладкой лжи. Которую он не скрывал, но оттого она была лишь более ценной и нужной.
Он показал, что значит — Убеждать. Именно с большой буквы, потому что если Джеймс был игрок высшей лиги по многим параметрам, Филу в этом он проиграл. И это чертов дар, играючи словами, без давления и угроз сломить минимальное сопротивление, добиться желаемого результата. И что вызывало уважение, он это не скрывал. Как и не перебарщивал, прекрасно понимая, в какие из моментов это уместно.
Он
