насмешливый изгиб твердых губ… Он наклоняется, а я, внезапно обретя дар речи, начинаю торопливо шептать:
— Подождите, подождите, пожалуйста… Я не… Я пришла…
— Пришла, — тоже тихо отвечает мне мужчина, и как-то так получается, что его губы уже практически на моих, — хорошо. Мне нравится. А теперь — помолчи.
Я в корне не согласна с его приказом и собираюсь это озвучить, но не успеваю.
Твердые горячие губы прижимаются к моим, на затылок ложится тяжелая ладонь, препятствуя любому сопротивлению, не позволяя увернуться… Я только и могу, что ухватиться за его белую футболку в глупой попытке затормозить и тихо протестующе застонать. В голове — полный сумбур, вся обстановка: темная комната, опасный мужчина с вполне понятными намерениями, этот насильственный, но от этого не менее обжигающий поцелуй… Я теряю почву под ногами, волнуюсь дико, понимая, что совсем не могу сопротивляться, что сейчас явно происходит насилие… Только какое-то странное насилие… Потому что губы мои сами раскрываются, впуская настойчивый язык мужчины, а грудь начинает ныть и побаливать, очень-очень знакомо. Давно это было, боже, как давно… Еще до всего этого… Когда я так хотела мужских прикосновений…
Сейчас хочу тоже!
Оглушенная этим пониманием, я не сопротивляюсь больше. Выпускаю из горстей футболку, обмякаю в горячих руках… И мужчина, ощутив мою податливость, довольно урчит, словно большой кот, и жадно прикусывает кожу на шее, спускается ниже, прямо по плотному вороту водолазки, и даже через ткань ощущаются эти огненные прикосновения.
Я чувствую себя странно: словно реально загипнотизированная. Все понимаю, все ощущаю… И сделать ничего не могу. Он своим напором, своим поцелуем, объятиями, лишает силы воли… Боже… Я и не думала, что так может быть… Причем, мужчина ведет себя так, словно я — его собственность, словно он имеет право делать со мной все, что ему хочется… Но почему? Что вчера было у них со Светкой? Настолько откровенный вирт? После которого реале даже общаться не надо, и без того все понятно? Странно, что я еще могу думать… Мысли в голове текут лениво, вяло, а тело все сильнее, все активнее отзывается на грубые ласки незнакомого совершенно человека. Он что-то бормочет, раздевая меня, стягивая дубленку, длинную юбку, угги, жадно проходясь твердыми ладонями по изгибам тела, и там, где он меня касается, горячо.
Я, словно кукла безответная, настолько оглушена, настолько поглощена происходящим, что не сопротивляюсь. Я вся — оголенный провод. Он касается — меня коротит. Он целует — меня плавит.
Он — явно какой-то колдун… Не может такого быть, чтоб я… Я же не пила даже…
Кровать под спиной твердая. Он стоит надо мной, уперев колено в покрывало, смотрит… И взгляд — похлеще рук. От взгляда вся дымиться начинаю. Жутко и невероятно круто. К этому моменту я, наконец, прихожу в себя настолько, что могу смотреть на своего захватчика. И мысль начать сопротивляться уходит, так и не добравшись до нужного отдела головного мозга.
Потому что если сейчас все остановлю — дурой буду.
Не важно, что он занимался виртом с подругой, да и вообще, судя по действиям, тот еще бабоукладчик…
Просто… Просто смотрю сейчас, как он стягивает через голову футболку, таким, невыносимо мужским движением, небрежно-сексуальным, как резко дергает ремень на джинсах… Усмехается, довольно оглядывая меня, беспомощно распластавшуюся на кровати. Роется в кармане джинсов, достает ленту презервативов, отрывает один, бросает остальные неподалеку. И это привычное движение почему-то отдается такой горячей волной внизу живота, что не по себе становится даже.
Невольно стискиваю бедра, пытаюсь отползти чуть назад… Он видит эти намеки на протест, усмехается, едва заметно качает головой… А затем, как есть, в полурасстегнутых джинсах, падает на меня и снова жадно целует. Меня словно подбрасывает изнутри, тихо постанываю и глажу, глажу, глажу широкие, бугрящиеся мускулами плечи, наслаждаясь их твердостью, гладкостью, тем, как они вкусно перекатываются под пальцами… В его слюне — явно афродизиак пополам с наркотиком, отключающим любой контроль. Только этим я могу объяснить, что пропускаю момент, когда оказываюсь без водолазки. Уже семь лет я себе такого не позволяла! И сейчас ощущение голой беззащитной кожи, по которой скользят без устали жадные губы, безумно и сладко.
Он целует, ниже и ниже… И еще ниже… И там, где… Черт!
Стыд и ужас накатывают одновременно, путаюсь оттолкнуть, вывернуться, но меня легко перехватывают за запястья. Мужчина наваливается смотрит пристально в глаза:
— Что не так?
И тут-то мне бы сказать, что все не так! Все! И я — не та! Неужели он не видит? Неужели, не заметил? Ничего, сейчас увидит… И явно ему не до секса будет. Единственного мужика, перед которым я разделась после аварии, чуть не стошнило…
— Шрамы…
Голос хрипит, сердце бьется неистово и больно. А в глазах странно двоится… Не надо плакать, Мартиша… Потом, когда он тебя за дверь выставит…
— Где? — он хмурится, потом осматривает место событий, — эти?
Замираю, когда наклоняется, рассматривая пристальней. Отчаянно слежу за выражением лица. Странным. Нечитаемым. И жду… Брезгливости? Злобы? Досады? Чего? Он ждал раскованную женщину… Готовился провести с ней веселую ночь Всех Влюбленных… А получил шрамированного монстра.
— Интересно… — Голос прохладный, опять издевательский. Язвительный?
Задыхаюсь от глупой обиды, пытаюсь вырвать руки из жестких лап. Но моего сопротивления даже не замечают. А затем… Затем он наклоняется… И мягко целует! Прямо там! Возле груди! Где больше всего, где грубее всего! Целует и облизывает!
И я не выдерживаю все-таки. Плачу.
Закусываю губу, закрываю глаза, ощущая только горячие губы в самом тайном, самом скрытом месте… Я даже сама себя там не разглядываю больше. И одежда — закрытая. И ни перед кем никогда… А тут… Как он может? Как ему не противно?
Может. И, судя по тихим вздохам и активности — вообще не противно. И слезы мои слизывает со щек… И тоже не противно.
— Не плачь, дурочка, — все так же холодно-язвительно звучит голос, но теперь я слышу за первой, самой очевидной нотой что-то иное. Тепло? Искренность? Интерес? — Шрамы — это всего лишь шрамы. Они — на коже. Это херня. Такая красивая дурочка вообще не должна про них думать…
Он меня называет… Красивой? Дурочкой, правда, но тут уж что есть, то есть… Умная бы не оказалась на моем месте… Но… Красивой… правда? Правда-правда?
— Очень красивая… — серьезно отвечает он на мой незаданный вопрос, — и дурочка… Из-за этого все? Да?
Я не понимаю его вопроса, да и не хочу понимать, если честно. Выдыхаю и утыкаюсь
