— Как долго? — тихо спросил он.
— Прости?
— Сколько времени прошло момента смерти твоей бабушки.
Я нахмурилась. Это было как соль на открытую рану. Я отпихнула его руки и взяла полотенце в руки, чтобы вытереть лицо и безрезультатно отжать мокрые волосы, которые грязными светлыми прядями свисали по спине.
— Три года. Она умерла три года назад в январе.
Пока я вытиралась, Джейсон выдвинул табуреты из-под островка и поставил их один напротив другого. Я наблюдала за происходящим с вялым любопытством. За окном сверкнула молния, а затем раздался раскат грома, от которого задрожали стекла в моих шкафах.
— Садись, — приказал он требовательно, но мягко. Я опустилась на табурет, а он сел прямо передо мной, и наши колени неловко соприкоснулись. Он развернул аптечку, которую стащил из-под раковины в ванной. Когда он попытался взять мою раненую руку, я отпрянула от него с такой силой, что чуть не упала с табурета.
— Я не ребенок, — повторила я. — Тебе нужно идти домой, Джейсон.
— Перестань упрямиться. Ты не сможешь перевязать её одной рукой. — Уголок его рта приподнялся в ухмылке. — Хотя было бы забавно посмотреть, как ты пытаешься.
Я нахмурилась и вытянула руку в его сторону, чтобы он мог хорошо рассмотреть рану. Она располагалась прямо на тыльной стороне предплечья, где мне было бы чертовски трудно разглядеть её, не говоря уже о том, чтобы аккуратно перевязать. Признание причинило боль.
— Похоже, я тебе не очень нравлюсь. — Он смочил ватный шарик антисептическим средством и начал методично очищать рану, осторожно продвигаясь к самому порезу. Я старалась не смотреть, но каждое нежное прикосновение заставляло меня морщиться от боли.
— Я не знаю тебя. Даже когда ты жил здесь, не был местным.
— Что это значит? — его голубые глаза ненадолго поднялись и встретились с моими, это легкое веселье почти так же бесит, как и его помощь.
Свободной рукой я указала на входную дверь.
— Я знаю твою репутацию, Джейсон Кинг. Ты никогда не был мальчиком из маленького городка.
Во вспышке ярко-голубого сияния его веселость испарилась. Его полные губы сжались, но я не видела его глаз.
— Мне казалось, ты сказала, что не знаешь меня.
— Думаю, я знаю достаточно, — он не ответил мне, и я не была уверена, означало ли это мою правоту или то, что я ошибалась.
Очистив рану, он аккуратно наложил мазь на марлевый тампон, а затем зафиксировал его пластырем, как будто делал это раньше и знал толк в перевязках. Ещё одно свидетельство беспечной деревенской молодости. В летнюю жару мы все узнали, что нет ничего такого, что не могло бы исправить хорошее промывание из садового шланга. Если ты не умер и не сгинул в канаве, то будешь жить, чтобы бороться ещё один день. Только бабушка следила за тем, чтобы мы правильно наложили повязку, и то только в том случае, если она вовремя нас поймала.
— Джонатан поступил неправильно, — тихо сказал Джейсон после долгого, затянувшегося молчания. — То, что он сделал с тобой. Это было неправильно. Я не сомневаюсь, что между ним и Бейли есть любовь, но ему следовало быть честным с тобой. Я сказал ему об этом, как только узнал о случившемся.
Голос Джейсона, такой сожалеющий, полный жалости, пронзил меня до боли в груди. Он наложил повязку, и я вздрогнула сильнее, чем нужно, и отвела взгляд, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся на глаза.
— Ты не имеешь права меня жалеть, — пробормотала я себе в плечо. Я не хотела смотреть, как он мил со мной. — Не то, чтобы ты был образцом для подражания в отношении женщин.
Он не смотрел мне в глаза.
— Я совершал ошибки, но никогда никому не изменял. Это не имеет оправдания.
Я крепко зажмурила глаза, а когда открыла их снова, то увидела лишь голубую коробку цвета Тиффани на столе, из которой выглядывала пухлая атласная подушечка. Я видела, как льняное приглашение выпирало из края коробки, дразня меня.
Он положил мою руку к себе на колени, и, возможно, мне показалось, что его пальцы задержались на моей холодной влажной коже. Он был невероятно горячим, как печь, работающая слишком долго и слишком сильно в зимнюю стужу. От него прямо-таки шел пар.
Раскат грома, вспышка света и дождь, достаточный, чтобы победить дьявола. Его голос заглушил шум крови в ушах и почти непрерывный крик, который я слышала где-то на задворках сознания с того самого дня, как узнала их уродливую тайну.
Я не хотела слышать ни его искренности, ни поддержки. Мне не нужна была ни его жалость, ни утешение. Я не хотела быть девушкой, которой это нужно от кого-либо. Это заставляло меня чувствовать себя слишком большой жертвой.
— Он заслужил это, Кас. Сказать по правде, ты была…
Я заставила его замолчать, поцеловав.
Я провела раненой рукой по его шее и поцеловала как какая-то сумасшедшая, которая постоянно совершала безумные поступки, целуя незнакомых мужчин. Я пьяно прижалась к его губам, и на протяжении целой жизни он никак не реагировал. Он сидел, застыв на месте, не реагируя на то, что мои маленькие губы стремительно прижались к его губам.
И тут в один момент его тело обмякло, а рот принял мой, развернувшись на пол-оборота, чтобы захватить меня полностью. Его руки нашли мои бёдра и погладили их вверх и вниз до коленей. Он прильнул ко мне, не реагируя, а действуя.
Крики в моих мыслях оборвались под наплывом ощущений от рта, рук и тепла. Всё разом: Джонатан и Бейли, тот день в сарае — исчезли вместе с шумом, и всё, что я чувствовала, — это горящее, влажное тело Джейсона и звук, который издавали наши рты, когда они прижимались и отстранялись, чтобы вдохнуть.
Глава 4
Его пальцы грубо впились в мои бока, а мои — в его волосы и плечи. Я вцепилась в него когтями, чтобы он придвинулся ближе, и он ответил, проведя руками по моим бокам до бёдер и усадив меня к себе на колени. Я сопротивлялась, но он был сильнее, и каким-то образом я оказалась у него на коленях, мои пальцы ног зацепились за нижние перекладины его табурета, наши тела оказались прижаты друг к другу до невозможности. Его руки были такими сильными: одной он обхватил меня за поясницу, а другой за шею, зарывшись в мои волосы. На мгновение, всего лишь на мгновение, я забеспокоилась о том, что мой вес шатко балансировал на его ногах, но он крепко прижал меня к себе, словно прочитав мои мысли, и они исчезли со следующим поцелуем.
Джейсон на вкус был как дождь. Я облизывала его губы, его язык, его зубы, пока он не зарычал, запустил руку в мои волосы и прижал меня к себе, чтобы я могла полакомиться им. Он целовал меня крепко и долго, очень долго, и я была бессильна остановить его и слишком увлечена, чтобы думать. Всё покинуло меня в этом поцелуе: гнев, яростное чувство предательства, унижение и поражение. В пустоте, где когда-то было мое сердце, зашевелился голод — животное рычание, озверевшее от голода. Я впилась пальцами в его плечи, пока он не застонал мне в губы — от боли или удовольствия, я не могла определить и не стала спрашивать.
Он первым разорвал поцелуй, откинул мою голову назад, отбросив волосы, и впился своими восхитительными поцелуями в мое горло. Я стонала, мурлыкала, когда он целовал меня. Его зубы терзали мою кожу, когда он сосал, лизал и целовал меня. Его руки опустились и обхватили меня, притянув к себе на несколько дюймов ближе, пока мы не прижались друг к другу, как бумажные куклы. Я обхватила его ногами и руками, ближе находиться уже было невозможно. Не раздеваясь.
Мысли разбегались, как только я пыталась найти слова, чтобы не потерять контроль над собой, но потом его язык погладил мягкий изгиб моего горла, и я не смогла вспомнить свое имя.
Я чувствовала, как между нами зажата его огромная эрекция, внушительно сдавленная его молнией и моими джинсами. Я немного потеряла голову и намертво вжалась в него бедрами, и это было так развратно и несдержанно. Он напрягся в моих руках и издал тихое шипение, касаясь моих ключиц, а я почувствовала такое удовольствие от того, что застала его врасплох. Как будто был какой-то шанс, что я перестану прикасаться к нему таким образом, он крепче сжал меня в объятиях и снова прижал к себе. Между его напряженной эрекцией и влажным пространством между моими ногами едва хватало одежды, и мы оба это знали.
