всхлипнула в последний раз, понимая, что даже, если сейчас я буду со слезами умолять, все равно уже ничего не добьюсь.
— Ты своё ХОЧУ, не ХОЧУ… — проебала девочка.
— Голова сука…, она на плечах… не привилегированно для того, чтобы шапку носить. Поэтому, хотя бы иногда блядь, надо не только булки напрягать…, но и мозги. — чеканя слова, прорычал монстр.
— Раньше, мать твою надо было думать. А теперь, твой верткий язычок отполирует мой член… А потом… мои парни выебут тебя во все твои любопытные дырки.
— Все вместе…, скопом и даже без очереди… — жадно впитывая в себя отразившейся на моем лице ужас, разросшийся до пределов всей моей жизни.
— А теперь открыла рот и начала сосать. — сухо чеканит приказ.
Большая ладонь зверя обхватывает мое горло, нависая надо мной тяжестью своего невероятно огромного тела, так, что кожу щек обжигает его горячее дыхание, а носоглотка и легкие в момент наполняются, его пьяняще удушающим запахом.
— Давай блядь. И может быть дядя станет добрым. А потом…, возможно…, я тебя отпущу. — со спокойным лицом, как будто высеченным из мрамора, вот ни одной эмоции.
Ни — ОД-НОЙ.
А я буквально задыхаюсь от ужаса. От того, как он буравит меня полыхающим взглядом, еще больше потемневших черных глаз.
Водя своим большим пальцем по моей нижней губе, будто оставляя им след от ожога и исторгая тихие, хриплые, но до жути пугающие, животные звуки.
— Шевелись, я заебался ждать. Или, может хочешь чтобы тебе помогли? Но тогда, будет больно и травматично.
Технично сжал мою челюсть, заставляя разжать зубы, а его пальцы толкнулись мне в рот, прямо до горла, причиняя боль.
Дернула головой, пытаясь отстраниться, но вторая рука крепко ухватила меня за скулы, а пальцы во рту резко задвигались, застовляя застыть на месте.
— И… да, за извинения такая хуета не поканает. — обжигая дыханием.
— Такие дяди как я, девочка Ася, никому долгов не спускают, и обид не забывают. — голосом растекающимся под кожей кипятком. Царапая грубыми мужскими пальцами нежную плоть, вновь смыкая их на моей шее.
Господи в этом животном нет ни капли жалости, ни капли сочувствия. Он вообще не похож на человека. Он зверь, опасный хищник. У него даже дыхание горячее и свирепое как у дикой твари.
Дрожащими, от страха, руками расстегнула пуговицу и рванула замок на штанах монстра и тут же мне в лицо уперся его возбужденный, огромный, эрегированный орган. У меня перехватило дыхание, это орудие…оно, оно — я судорожно сглотнула.
Боже…, и где оно вообще может у меня поместиться?
— Давай. Возьми его в руки. — слышу его приказ сквозь стук ужаса бьющего набатом в моих висках.
— Ну же. — меня подкидывает от ноток властности звучащей в голосе и я неосознанно делаю то, что он требует.
Но мои пальцы до конца не могут обхватить его член, от ощущения вздувшихся, переплетающихся вен под ладонью, рука задрожала. Прикусываю до крови свою губу, чтобы хоть как-то успокоить свое бешено трясущееся тело.
Он глухо застонал, а я почувствовала, как по щекам потекли слезы. Не так я представляла себе свой первый раз.
— Что? Не нравлюсь?
Отрицательно качнула головой, чувствуя, как дрожит нижняя губа.
Хорошо хоть не было неприятного запаха. И вообще было не столько противно, как просто панически ужасно.
— Открой рот.
— Шире блядь- надавил на скулы стальной хваткой.
— Можно подумать ты первый раз хуй видишь.
И резким толчком его огромный, невозможно большой член проник внутрь, заполняя меня до горла, до судорожных спазмов.
Широко распахнув глаза в немой мольбе, я задыхаясь затряслась от жалости к себе, от обиды и мерзости происходящего.
Но ему, кажется, было все равно, его дыхание наоборот, стало глубоким, только более тяжелым и рваным, глаза почернели, а лицо застыло в каком-то жутком оскале напряженного возбуждения.
Может, он просто из тех, кому нравятся страдания женщин, нравиться вот так, силой, через слезы и боль?
Я снова дернулась, но тяжелая рука прижала мой затылок, вдалбливаясь еще резче, еще сильнее.
Во рту и в горле все обожгло. Я захлебывалась и задыхалась, тряслась, и задыхалась снова, пока он вдалбливался в меня, будто поршнем, раздирая, перекрывая кислород до тех пор, пока в глазах не потемнело от нехватки жизненно необходимой газовой смеси насыщающей кровь. И мое сознание помахав на прощание ручкой уплыло от меня. Даря мне чувство мнимого спасения.
Очнулась от животного рева чередующегося с благим русским. И от ощущения падающих капель влаги на мое лицо.
Умственно ограниченная… блядь, невменяемая мелкая дрянь.
Полное сука отсутствие мозгов.
Абсолютное… Раз не понимает идиотка во что ввязалась и кто перед ней стоит.
Инстинкт самосохранения мать твою напроч отсутствует.
Бросает мне вызов овца тупая, при свидетелях, а плевок сука, — это вызов. И что блядь мелкая думает своими куринными горошинами, что все заебись будет, дядя блядь пальчиком пожурит и к мамачке отправит.
И так довела до помутнения своим грешным ртом, омутом глаз, и вонищей блядской, которая кажется все поры позабила и здравость моего рассудка впридачу.
Бешенство дикое и ярость животная от реакции своей дибильной, просто шкалит.
Зоофилом гребанным себя чувствую. Я и так как зверь, на запахи, на инстинкты реагирую больше, чем на остальное…, всю жизнь таким был, сколько себя помню.
Так нахуя зверя дразнить.
Если бы не вагина между ног вместо члена, кровью бы блядь захлебнулась. Да мужик никогда бы и не посмел, а те кто смели на том свете потрохами червей кормят.
Бизнес не любит слабаков. Большой бизнес — тем более. А жизнь и улица ставит раком и имеет во все щели. Закон джунглей мать вашу.
Да не так я, в конце концов, над ней и поизмывался, чтобы в обмороки тут грохаться, как кисельная барышня блядь! Хотя… Может и правда, слишком для нее оказался большим?
И откуда сука во мне эта идиотская к ней жалость? И желание успокоить несмотря на всю логику, по которой рвать бы ее и рвать.
Я еще мальчишкой хлебнул этой женской хваленой сущности, мать с бабкой продемонстрировали во всем блеске буйства красок. В большенстве своем ТУПОГОЛОВЫЕ ПРОДАЖНЫЕ ШКУРЫ, меркантильные особы с гнилыми душонками, слабые на передок и падкие до наживы.
За хуй и водку, и мать, и родину, и шестилетнего сына не жалко. Но что-то мужское внутри, вопреки довадам рассудка говорит нам о том, что мы должны защищать и оберегать их, — мелких и слабых.
Нежная. Приходит на ум. Только взглянув в
