уверенным взглядом. В комнате царит полумрак, но я отчетливо вижу его глаза — которые будто бы освещали огнем тьму этой ночи. Вижу, как в его взгляде сквозь привычную мне самоуверенность пробивается нетерпение и дикое желание. А ещё надежда, которую он упорно пытался замаскировать под мнимое равнодушие, при этом прекрасно осознавая всю тщетность своих попыток.
Мы слишком хорошо знали друг друга.
— Иногда счастье намного ближе, чем ты можешь представить, — наконец решается продолжить Елисей после небольшой паузы, — Достаточно просто протянуть руку.
— Лис…
Голос предательски меня подводит, и я смущенно замолкаю.
— Ты ведь знаешь, зачем я вернулся в Самару, — говорит Меланчук, не сводя с меня своего внимательного взгляда янтарных глаз — Но я не хочу потратить ещё десять лет, ожидая, когда тебя посетит очередное озарение. Я не хочу ждать, когда ты наконец поймешь, что я действительно тот, кто тебе нужен. Марин, хватит со мной играть. Я не твоя комнатная собачка, которую ты от скуки то подзываешь, то прогоняешь.
— Я с тобой не играю! — в отчаянии мотаю головой, но совесть предательски вопит, что я лгу. И конечно же Лис это тоже знает…
— В самом деле? — с издёвкой протягивает он. — Марин, тогда ответь — почему ты пришла?
— Я… я не знаю! Я иногда вообще не понимаю себя! А у тебя вот как-то получается разобраться в том, что творится у меня в голове…
— Я очень тронут, что гены матушки психолога хоть как-то во мне проявились, — смеётся Меланчук, с удовольствием наблюдая мою полную растерянность.
— Я хотела понимания и поддержки, — шепчу я, опуская голову вниз, — Дружеской поддержки…
— Это всё?
— Лис, чего ты от меня ещё хочешь услышать?!
— Чтобы ты перестала врать мне и самой себе, — жёстко чеканит он. — Если ты пришла залечить раны и отогреться в моих объятиях, если ты хочешь собрать по кускам своё разбитое сердце — то так и скажи.
— Лис, я… я… — пытаюсь собрать в кучу свои разбредающиеся мысли, но получается паршиво. Потому что он видит меня насквозь!
Он знает, что я отчаянно хочу любить и быть любимой. Что я хочу, чтобы меня полюбили такой, какая я есть, со всеми моими недостатками, с моим чудовищным неидеальным характером. Я хочу любить самой: открыто, без боли и терзаний. Я хочу, чтобы на место уставшей озлобленной стерве пришла та искренняя, добрая, открытая девчонка, которой я когда-то была.
Я устала от этой боли и одиночества. Я просто хотела любви.
— Ты прекрасно знаешь, что я не буду против такого расклада, — усмехается Елисей, чуть склоняя голову на бок. Одаривает меня таким откровенным жарким взглядом, что кровь тут же приливает к моим щекам. — Но только… всё будет на моих условиях.
— На каких условиях? — шепчу я пересохшими от волнения губами.
Резко, но бесшумно поднимается с места и в два шага, точно опасный хищник, оказывается возле меня.
— Докажи, что я правда тебе нужен, — говорит он, делая шаг вперед. Встает почти вплотную, так близко что при желании я могу разобрать даже мелкий принт на его футболке. Утыкаюсь взглядом в его широкую грудь. Красивый рельеф мышц проступал через тонкую ткань, пробуждая во мне желание прикоснутся и ощутить под своей ладонью бешеный стук его сердца.
Который, мне казалось, я сейчас отчетливо слышала в предрассветной тишине. Или это мой собственный?..
— Как?
Чувствую, что начинаю гореть. За эти годы, что мы знакомы с Лисом, между нами чего только не было…. Кроме самого главного. Потому что я всегда тормозила. Потому что в глубине души я чувствовала, что предаю свою настоящую любовь. Я ненавидела себя в такие моменты, но ничего не могла с этим поделать. Я так и не смогла перебороть себя в этом вопросе. Это было смешно и жалко одновременно — ведь господину Мереминскому плевать было на мою верность, как и, собственно, на мою любовь. Он даже и не догадывался, что все эти годы я так и не смогла никого подпустить к себе.
«Я не железный» — обычно говорил мне Лис после того, как срывал с моих губ долгожданный поцелуй. И если несколько лет назад я могла его отчитать или отвесить пощёчину за такую наглость, то в последнее время… Я всё чаще ловила себя на мысли, что получаю удовольствие от того, что он делал.
Потому что в такие моменты я чувствовала себя живой. И нужной… по-настоящему нужной.
— Поцелуй меня, — хрипло говорит он.
И это не просьба. Это прямое указание к действию. Которое даже можно расценивать, как приказ, если бы не исходящее от него волнение. Я чувствую, что Лис сейчас был натянут, как струна, и даже его дыхание — порывистое, частое, которое я слышала совсем недавно, будто бы замерло в ожидании моего решения.
Я никогда не целовала его первая.
Поднимаю голову и встречаюсь с его пылающим взглядом.
«Признайся, на самом деле, ты ведь за этим к нему пришла?» — промелькнуло у меня в голове.
Конечно, за этим. Врать самой себе — самое бессмысленное занятие на свете. Я больше не хочу страдать. Этой ночью я вновь хочу почувствовать себя живой.
Я хочу любить и быть любимой.
Чуть приподнимаюсь на носочки, обхватываю ладонями его лицо и слегка касаюсь его губ своими дрожащими от волнения губами.
— Ещё, — хрипло, почти на грани звериного рыка.
Прикрываю глаза, посылаю сигнал свои совести, чтобы она заткнулась и не мешала получать мне удовольствие и падаю с головой в этот поцелуй.
Сейчас были только я, он и эта ночь, которая стирала все границы.
Робкий, нежный поцелуй за считанные секунды становится жарким, обжигающим, как лава, которая растекалась у меня по венам. Скольжу руками по его мощным плечам и груди, зарываюсь пальцами на затылке в его светлые волосы, прижимаюсь к нему всем своим телом, полностью растворяясь в этих новых для себя ощущениях. Где-то на краешке сознания с изумлением проносится мысль, что оказывается, я и такое могу — быть напористой, страстной, уверенной в себе и в том, что я творю сейчас с этим мужчиной. Мужчиной, который сходил сейчас с ума от моих поцелуев. Быть уверенной в своей власти над ним. И это было удивительное, опьяняющее чувство, которое я никогда не испытывала раньше.
Елисей издает мне в губы какой-то рык и перехватывает инициативу. Ну да, Лис — это Лис… всё должно быть по его правилам. Как же я могла забыть этот немаловажный факт. Но в целом,
