В семь часов вечера я уже на осмотре у врача.
Да здравствует быстрота «скорой помощи»!
От боли у меня мелькают звездочки перед глазами. Милая женщина-врач осторожно поливает ожог какой-то жидкостью и накладывает повязку. Прописывает болеутоляющее и отправляет меня домой.
С неимоверной болью в перебинтованной руке отправляюсь искать аптеку.
Как это обычно бывает, ближайшая аптека – в какой-то глуши. Купив все необходимое, возвращаюсь домой, измученная и раздраженная болью. Подойдя к подъезду, слышу позади:
– Не вздумай больше уезжать, не предупредив меня.
Его голос меня парализует. Он злит меня, но в то же время придает сил. Мне нужно было его услышать.
Поворачиваюсь и вижу, что в метре от меня стоит мужчина, который сводит меня с ума. У него серьезное выражение лица. Не знаю почему, я поднимаю руку и с глазами, полными слез, говорю:
– Я обожгла руку утюгом, и она жутко болит.
Он меняется в лице.
Смотрит на повязку, затем на меня, и вся его самоуверенность пропадает. Айсмен исчезает, уступая место Эрику. Эрику, которого я обожаю.
– Боже мой, малышка, иди сюда.
Я подхожу, и он осторожно обнимает меня, стараясь не зацепить руку. Вдыхаю его аромат, и меня переполняет счастье. Несколько минут мы стоим не двигаясь, а потом я слегка шевелюсь, он приближает свои губы к моим и дарит мне короткий, но сладкий и нежный поцелуй.
Он никогда меня так не целовал. Наверное, это удивление отпечаталось на моем лице.
– Что с тобой?
Прихожу в себя и улыбаюсь.
Он поцеловал меня с нежностью!
Вручаю ему ключи от квартиры:
– Замок в подъезде сломан… дерни, и двери откроются.
Он делает то, о чем я попросила. Берет меня за руку, и мы поднимаемся на лифте. Открыв двери квартиры, он осматривается и бормочет:
– Что, черт возьми, здесь произошло?
Я улыбаюсь.
– Генеральная уборка, – отвечаю, осматривая окружающий нас хаос. – Когда я в гневе, меня это успокаивает.
Он тихо смеется и закрывает за собой дверь. Бросив на диван ремень, забываю о боли и поворачиваюсь к нему:
– Что ты здесь делаешь?
– Я волновался за тебя. Ты уехала без предупреждения и…
– Я оставила тебе записку, и, кроме того, ты был в отличной компании.
Эрик снова напрягается.
– Я не хочу больше слышать те унизительные вещи, которые ты говорила. Я имею в виду то, что ты моя шлюха. Ради бога, Джуд, конечно же, ты не моя шлюха! Ты никогда ею не была и не будешь, понятно? – Я киваю, и он продолжает: – Послушай, Джуд, разве ты до сих пор не поняла, что для меня секс – это игра и ты самая важная ее составляющая?
– Ты сам это сказал: составляющая!
– Когда я говорю «составляющая», я имею в виду, что на данный момент ты женщина, которая меня интересует больше всего. Без тебя игра не имеет смысла. Черт побери, я думал, что мы давно это выяснили.
Напряжение такое сильное, что воздух можно резать ножом.
– Послушай, Эрик, так не может продолжаться. Давай останемся только друзьями. Думаю, что в плане работы мы можем сотрудничать, но…
– Джуд, я никогда тебя не обманывал.
– Я знаю, – признаюсь я. – Проблема во мне, а не в тебе. Дело в том, что я не узнаю себя. Я не игрушка, которой ты можешь управлять, как хочешь. Я не хочу… не хочу ничего знать ни о твоем мире, ни о твоих играх, ни о чем подобном… Я думаю… думаю, что будет лучше, если каждый вернется к своей обычной жизни и…
– Хорошо, – соглашается он.
Я впадаю в ступор.
Мне хочется еще немного поспорить об этом. Я что, сошла с ума?
В его глазах – и боль, и злость, но я пытаюсь подтвердить сказанное и не броситься в его объятия. Как только я оказываюсь рядом с ним, моя сила воли испаряется, а мне нужно контролировать себя. Ну вот, я сама себе противоречу!
Вдруг мою руку пронзает боль, и я с криком подскакиваю:
– О боже! Как же больно! Че-е-е-е-ерт! Че-е-е-е-ерт!
У него вытягивается лицо. Он растерянно смотрит, как из меня изливаются жалостливые стоны и непристойные слова. Я умираю от боли.
– Очень болит?
– Да. Я сейчас выпью болеутоляющее, или не знаю, что со мной будет.
Рука горит, и возвращается невыносимая боль. Мечусь по гостиной как сумасшедшая, но Эрик останавливает меня.
– Сядь, – приказывает он. – Я позвоню другу.
– Какому?
– Знакомому врачу, чтобы он осмотрел твою руку.
– Но я уже была в больнице…
– Ну и что? Я буду спокойнее себя чувствовать, если тебя осмотрит Андрес.
Мне так больно, что даже не могу разговаривать. Через двадцать минут звонит домофон. Эрик отвечает, и через минуту заходит мужчина. Они здороваются, и его знакомый с изумлением смотрит на то, во что превратилась моя квартира.
– Джудит занималась генеральной уборкой, – шепчет Эрик.
Они с улыбкой переглядываются. А я, раздраженная невыносимой болью, бормочу:
– Давайте, не смущайтесь. Если вы считаете, что здесь не убрано, я разрешаю прибраться. Вы можете взять веник и швабру.
Мое плохое настроение вызывает у них смех.
Смешно им!
Наконец доктор подходит ко мне.
– Привет, Джудит, меня зовут Андрес Вилья. Давай посмотрим, что у тебя там.
– Я обожглась утюгом, и мне ужасно больно.
Он кивает и берет ножницы.
– Дай руку.
Эрик садится рядом со мной и успокаивающе поглаживает меня по спине. Врач аккуратно разрезает повязку, осматривает ее, берет какой-то раствор и наносит на рану. Я вздыхаю от моментального облегчения. Затем он прикладывает пропитанный этой жидкостью компресс и забинтовывает руку.
– Очень больно, да?
Киваю.
Я не плачу, потому что мне стыдно перед ним плакать, и Андрес это замечает. Эрик тоже.
– Я сделаю тебе укол с обезболивающим. Это подействует быстрее, чем таблетка. Но предупреждаю, что такие раны весьма неприятны. Успокойся, скоро все пройдет.
Я беспрекословно его слушаюсь.
Пусть колет что угодно, лишь бы поскорее прошла эта адская боль.
Пока он делает укол, я рассматриваю его. Он заговорщически мне подмигивает. Ему около тридцати лет, высокий смуглый брюнет с приятной улыбкой. Достает визитку и протягивает мне.
– Можешь звонить по любому поводу и в любое время.
Я читаю: «Доктор Андрес Вилья» и номер мобильного телефона. Глупо киваю головой и кладу визитку на кухонную полку.
– Хорошо, я так и сделаю.
Эрик властно кладет руку мне на талию, а вторую – на плечо своего друга и говорит:
– Если ты ей понадобишься, я позвоню тебе.
Андрес улыбается, Эрик отпускает меня и идет его провожать. Несколько минут они шепчутся, но я ничего не могу разобрать. Я хочу, чтобы боль поскорее ушла, и это единственное, что меня интересует.
Я снова усаживаюсь в кресло. Боль начинает стихать, и я чувствую себя человеком. Эрик возвращается в гостиную и, разговаривая с кем-то по телефону, смотрит в окно. Я закрываю глаза, мне нужно расслабиться.
