Валентина Ивановна любила внука всей душой. Не успевала прийти с работы, как тут же подходила к малышу и начинала агукать, бренча погремушками перед его глазами. А вот дочку непутевую простить не могла. Она и раньше-то была не особо ласковой матерью. Теперь же на Тамару, как из рога изобилия, сыпались бесчисленные упреки и оскорбления, самыми ласковыми из которых были "сука" да "шлюха подзаборная". Частенько от бабушки перепадало и любимому внуку. В гневе на дочь, опозорившую семью, сыпала гадостями на маленького Юрочку, иной раз и шлепнуть могла по крошечной попке так, что долго на нежной детской коже виднелась печать бабушкиной "любви". Отец же, Александр Михайлович, изобретательно и каждый раз весьма красноречиво демонстрировал свое презрение к неоправдавшей надежд дочери, то откровенно "не замечая" ее присутствия, то буквально тыкая носом в "детскую неожиданность", случившуюся в ползунках: "Нюхай, гнида, в какое дерьмо ты нас всех загнала". И это еще — один из самых безобидных его перлов, остальные не могут быть воспроизведены в силу абсолютной своей нецензурности…
Одним словом, жилось Тамаре теперь совсем уж несладко. Вдобавок ко всему периодически наведывался Влад, да еще и, к великому Тамариному сожалению, гораздо чаще, чем раньше. Редкую неделю не удостаивал он ее своим посещением, а то и того чаще. Сначала Тома пыталась гнать его, уговаривала оставить ее в покое, сопротивлялась из всех силенок, но все было тщетно — не в той весовой категории она находилась, чтобы ее попытки имели успех… Все ее старания заканчивались одинаково: в очередной раз Влад скручивал жертву и таки добивался своей цели. Тома плакала, но что она могла поделать? Единственное ее оружие — ногти да зубы — не слишком пугало негодяя. И, промучившись так несколько месяцев, Тамара прекратила сопротивление. Видимо, и правда — это ее крест, и нести ей его до смерти… Теперь визиты Влада она воспринимала, как неизбежное зло, а раз избежать его нельзя, остается только расслабиться и постараться получить удовольствие… Но удовольствия-то как раз и не было. Правда, перестав сопротивляться, она уже не так сильно страдала от боли. Да, возможно, и роды в этом сыграли свою роль — видимо, во время этого процесса в ее организме произошли кое-какие изменения. Но, так или иначе, а выносить тяжкую повинность стало немного легче.
И опять шло время, Юрочка потихоньку подрастал. Теперь у Тамары появилась отдушина — институтская подружка Ирочка Дубовикова вышла замуж и переехала к мужу, оказавшись в результате Тамариной соседкой. И, так как своей семьи Тома не имела (разве можно считать семьей ту тюрьму, в которой она вынуждена была жить?!), то как бы прилепилась к счастливому семейству, в котором так же недавно произошло пополнение. С утра до вечера подруги вместе дефилировали с колясками, наверстывая упущенное — не виделись уж почти два года, с тех самых пор, как закончили институт.
Будучи студентками, Тома с Ирой очень сблизились. Практически все пять лет (с перерывами на летние каникулы) они были ближайшими подругами. Собственно, роман Ирочки с будущим мужем развивался на Тамариных глазах. Тогда Тома не могла понять, что нашла Ирочка в самом что ни на есть обычном пареньке Саньке Безродных. Ира — маленькая и ладненькая, такая же хрупкая, как и Тамара, хорошенькая, как Мальвина, но в то же время совершенно не кукольная, а очень даже живая, с потрясающими воображение шелковистыми волосами цвета льна, на Тамарин взгляд заслуживала красавца-богатыря, этакого подобия ее Владички. Саша же был среднего росточка, ничем не примечательной внешности — такого не разглядишь в толпе, такой себе тип идеального шпиона. Тамара не могла сказать, когда начался этот роман — именно в силу неброской Сашкиной внешности она упустила этот момент, уверенная, что ничего серьезного из их знакомства выйти не может. Да разве ж этот невесть откуда взявшийся Сашка стоит хотя бы одного Ирочкиного взгляда? Поэтому и немногочисленные Ирочкины попытки поделиться девичьими тайнами пропускала мимо ушей, до тех пор, пока не услышала одно заветное слово из ее уст. Однажды Ирочка плакалась Тамаре, что: ах, мол, поссорилась с Сашкой! Тома привычно не придала этому значения:
— Да подумаешь, беда какая! Ну поссорилась и поссорилась, другого найдешь. Что, на твоем Безродных свет клином сошелся, что ли?
И аж остановилась от тихого Ирочкиного ответа:
— Сошелся…
Бедная девочка потупила глазки, в которых уже закипали слезы. Только тогда Тамара поняла, что Ирочка-то влюбилась, а она, Тома, прошляпила, упустила такой важный момент!
И пока Тамара страдала от любви к Владушке, пока была озабочена одной в жизни проблемой — ублажить, доставить максимальное удовольствие любимому, Ирочка вышла замуж и стала Безродных, как и положено, через девять месяцев после свадьбы родив законному супругу дочку Светочку. Вот и катаются теперь законнорожденная Светлана Александровна Безродных и ее незаконнорожденный ровесник и друг Юрий Александрович Сушков в колясках, дружненько агукают на радость мамам…
Ах, как часто теперь вспоминала Тамара Ирочкины слова: "Сошелся…". Ах, Ирочка, Ирэнчик, какая ты молодец, какого мужа отхватила! Зачем они нужны, те красавцы, одни слезы от них, одна лишь боль непреходящая… А Безродных-то женушку на руках носит, холит и лелеет, дочечку боготворит…
И теперь почти целыми днями Тамара находилась в обществе Ирочки. Вместе катали малышей, вместе готовили ужин Сашке, вместе ходили за покупками. Сашка поначалу побухтел было, попенял Ирочке: мол, я на тебе женился, а не на Тамаре, да по доброте душевной скоро привык к присутствию в своем доме чужого человека, как бы принял ее в свою большую семью.
А семья и впрямь получалась немаленькая. Сашка ведь в силу молодости своей квартиры пока не имел, жил с родителями. К ним же и жену привел. Правда, и квартирка не слишком тесная — четырехкомнатная, полученная некогда старшими Безродных на троих сыновей. Дети выросли да разлетелись из родительского гнезда — один в далекую Белоруссию, второй — чуть ближе, в Сибирь, со стариками остался только младшенький Сашка. Комнатки, правда, небольшие, зато отдельные помещения. Родители ютились в спаленке, а вся остальная территория ныне принадлежала молодым. Собственно, дележом территории никто не занимался, все сложилось, так сказать, исторически, но в итоге места оказалось всем достаточно и жила семья дружно и довольно весело, собираясь по вечерам в полном составе за круглым, так сказать, столом. В этой семье и для Тамары с Юрочкой место нашлось.
Так и жила теперь Тамара на два дома. Утром наскоро выполняла всю домашнюю работу, чтобы поскорее вырваться из неуютного отчего дома. Покормив Юрушку, отправлялись с ним к дому Безродных, а обратно возвращались лишь часам к восьми вечера. Тома рада была бы вообще туда не возвращаться, или хотя бы приходить как можно позже, чтобы родители уже спали. Так тяжело было изо дня в день выслушивать их упреки, так невыносимо оскорбительно молча сносить затрещины и тычки. Но обиднее всего было слышать грязные слова в адрес драгоценного малыша, любимого сыночка…