Максим нашарил на тумбочке пульт, включил телевизор, и мы даже успели услышать последние фразы президентского поздравления.
- С Новым годом, ВладимВладимыч, - сказал он. – А как Питер?
- Он обещал, что все изменится после Нового года, - улыбнулась я.
- Он знал, - кивнул Максим. – И как, не ревнует?
- Нет. Ты ему нравишься.
Я подумала, что Герман предложил бы вызвать психперевозку, заикнись я о чем-то подобном.
С последними ударами курантов мы чокнулись стаканами, выпили противное теплое шампанское, в котором плавали здоровенные куски льда.
- Я люблю тебя, - тихо сказал Максим и очень осторожно поцеловал меня, едва коснувшись губами.
- И я тебя…
Поставив стакан на тумбочку, я встала и подошла к окну. Зябко обхватила себя руками под грудью. Это было больше, чем я могла вместить. Как будто мироздание испытывало меня на прочность, то отчаянием, то счастьем, бросая из холода в огонь. Глаза предательски защипало.
- Ну что ты, Ниночка? - Максим обнял меня, прижал к себе. - Теперь все будет хорошо. Помнишь, как ты плакала на подоконнике, когда Макаров тебя пытался сожрать? Мне тогда так хотелось тебя поцеловать…
За окном грохотало, небо расцветало сверкающими огнями, в телевизоре началось какое-то буйное веселье, а мы так и стояли, обнявшись и глядя в темноту.
- Не замерзла? – Максим еще крепче обхватил меня. – Нин, ты будешь смеяться…
- Опять? – фыркнула я, с удовольствием втягивая распухшим носом запах его кожи. – Фокин, да ты клоун какой-то.
- Я есть хочу страшно. А ты?
- И я.
Мы немного поспорили, стоит ли одеться и пойти на кухню, но решили, что лучше притащить пакеты из супермаркета прямо к дивану.
- А потом будем на крошках спать, как две принцессы на горошине, - проворчала я, роясь в пакетах и вскрывая упаковки.
- Тогда не будем спать.
- Нет, ты не клоун, ты маньяк.
- Да, а что? Я, знаешь, такой клоун-маньяк, - Максим схватил меня за попу, и я взвизгнула от неожиданности. - Как в триллерах.
Мы сидели на диване, таскали копченую колбасу и ветчину из нарезок и запивали соком прямо из пакета – по очереди.
- По ходу, мы весь год обречены трахаться, пить всякую дрянь и жрать непонятно что, - заметила я. – Как встретили, так и проведем.
- За первое я готов потерпеть второе и третье.
- Ну… пожалуй, - согласилась я, зевнула и поморщилась: губу снова засаднило. – А теперь ты будешь смеяться.
- Спать хочешь?
- Ужасно, - призналась я. – Уже и не помню, когда спала нормально. Последний раз еще до корпоратива.
- Я тоже. Давай ложиться. В душ пойдешь? Сейчас полотенце достану.
Пока я мылась, Максим убрал все в холодильник, перестелил сбившиеся простыни.
- Нинка, ты не храпишь? – спросил он, когда вернулся из ванной и забрался под одеяло, подвинув меня к стенке.
- Вроде нет, - пробормотала я, проваливаясь в сон. – А ты?
Он что-то ответил, но я уже не услышала.
= 31.
1 января
По правде, открывать глаза было страшновато. Нет, не приснилось. Тепло мужского тела, судя по всему, вполне готового к подвигам, рука на бедре, дыхание на шее. Но неужели это правда тот, о ком столько мечтала? Впрочем, страх был мгновенным – как можно ошибиться? Я повернулась к Максиму.
- Привет! – сказал он. – С Новым годом! Тебе тоже было страшно просыпаться?
Вместо ответа я попыталась уткнуться носом ему в плечо, зашипела от боли и тут же оказалась лежащей на нем сверху. И дальнейшее развитие событий сомнения не вызывало.
- Если я сейчас не выпью таблетку, то потом забуду, - пробормотала я с досадой.
- О господи! – закатил глаза Максим. – Беги давай быстрее, я тебя жду.
Ну бежать, я все-таки не стала, пошла медленно, дав ему возможность полюбоваться. Не топ-модель, конечно, но особых поводов стесняться своей фигуры у меня никогда не было. А по пути подумала, что, возможно, и смысла никакого в этих таблетках уже нет. Но тут же эту мысль отогнала пинками. Буду об этом думать, свихнусь за десять дней.
Утренний секс мне всегда нравился больше вечернего-ночного. Несмотря на побочку в виде помятой за ночь физиономии и нечищеных зубов. Но выпадало такое удовольствие нечасто. Поэтому сейчас я чувствовала себя ребенком, которому отдали на разграбление магазин игрушек. Помимо того, что по утрам, в отличие от вечера, я готова была скакать зайчиком, в занятиях любовью при дневном свете чудился мне какой-то особо тонкий, изысканный и поэтому притягательный разврат. Похожий на Каменноостровский проспект.
Все это я и выложила Максиму, когда вернулась. Ни капли не стесняясь. Откуда у меня взялась такая уверенность, что мы на одной волне? Трудно сказать, но я не сомневалась, что это так.
- Я тоже люблю утром, - сказал он, наклонившись надо мной и легко, щекотно целуя живот. – А еще – говорить об этом. И чтобы меня за это не считали гнусным извращенцем.
- Говори, - разрешила я. – Будем оба гнусными извращенцами. Вместе веселее.
- Ну тогда слушай, - он медленно-медленно, по миллиметру, опускался все ниже и ниже…
Из постели мы вылезли ближе к обеду. Только потому, что Максиму надо было собраться, да еще и прибрать у меня не мешало, хотя бы немного. Вообще-то я готова была пожертвовать его помощью ради нескольких лишних часов за более приятным занятием, но он не согласился.
На кухне ноги липли к кафелю: шампанское разлилось по всему полу и высохло.
- Давай так, - предложила я. – Ты собирайся, а я пол помою и что-нибудь параллельно приготовлю.
Наверно, это была не самая лучшая идея.
- Нин, не обижайся, но ты вообще готовить умеешь? – осторожно спросил Максим, старательно распиливая ножом яичницу.
Я покраснела.
- Извини, пока пол мыла, немного пережарилось. Но если честно, готовлю я не очень. Маловато практики было. А в последнее время вообще не готовила.
- Твой что, повар?
- Нет, журналист. Мы вместе учились. Отец у него повар. А у него самого хобби такое – готовить. Так что на кухне я в основном ела. А ты умеешь?
- Ну как тебе сказать? – задумался Максим. – Большую часть взрослой жизни я один жил. Сначала в общаге, потом снимал. Так что умею. Но вряд ли намного лучше, чем ты. Так что насчет того, что есть придется непонятно что, боюсь, ты была права.
- Главное – чтобы не пить теплое шампанское со льдом, - фыркнула я. – Кстати, давай мы на метро поедем? Здесь рядом, там рядом. Поезд во сколько у тебя?
- В девять.
- Могу тебя на Жорке отвезти на вокзал. А потом встречу.
- Хорошо, - согласился он.
Приехав ко мне, мы сразу занялись уборкой. Хорошо хоть мне хватило ума переодеться в домашнее в ванной, иначе мы бы вообще ее не начали. Орудуя пылесосом, я просто диву давалась, как Герман умудрился устроить такой разгром всего за несколько минут. Жальче всего мне было елочные игрушки, некоторые остались еще от моей прабабушки. Максим поставил елку на место и снимал с нее разбитые.
Закончив с гостиной, мы перешли на кухню. С пола Максим салат собрал накануне, вместе с осколками посуды, но вот стены пришлось отчищать от сливочного соуса – благо, обои моющиеся.
- Хорошо хоть ремонт не надо делать, - сказал он. – А что с дверью?
Двери исполнилось в обед сто лет, когда-то она была покрыта лаком, но он весь облез, и потеки крови въелись в светлое дерево намертво. Да и вставить в нее новое стекло казалось проблематичным.
- Может, вынести ее к черту на помойку? – предложила я. – Не хочу я жить с кровавой дверью.
- Можно покрасить.
- Я давно хотела новую поставить. Так что давай, хирург, начинай ампутацию.
- Легко, - кивнул Максим. - Есть топор или ломик? Или что-нибудь в этом роде?
- Под низ подложить? Нет. В машине гвоздодер есть.
- Не пойдет. Ладно, попробую так.
Он приподнял дверь и довольно легко снял ее с петель.
- Помочь тебе на помойку вынести? – предложила я, втайне надеясь, что он откажется.
