Череп хотел меня изнасиловать и это был бы ракетный удар по психике и так надо сказать, не очень устойчивой.
Но Марк…
Это ядерный взрыв, после которого не останется ничего. Именно поэтому нужно бежать. Хотя…
Попросить его быть верным? Смешно.
Терпеть его телок? Никогда. Пережить его отъезд в штаты? Сомневаюсь.
* * *
Когда домываю последнюю тарелку я с улыбкой оборачиваюсь. Разочарованный вздох вырывается из рта. Марк спит на уже пустом диване, даже не раздевшись.
Я долго смотрю на его расслабленное лицо и прикрываю глаза.
Ну что ж, мне не удалось сделать последний глоток вина перед кодированием. Возможно так даже лучше.
Снимаю с Марка одежду, оставляя только носки и боксеры, стараюсь не замечать торса, по которому хочется провести кончиками пальцев.
Поцарапать руки, что украшены выпуклыми венами.
Очертаний члена, что даже в спокойном состоянии весьма впечатляющ.
От греха подальше прикрываю срам покрывалом и в течении получаса заканчиваю уборку.
Еще думаю, не приготовить ли чего, но кроме пары пакетов чипсов шкафчики не имеют запасов.
В куртке, что Марк снял в коридоре обнаруживаю телефон, собираюсь вызвать такси.
Пароля нет, видно Марку не от кого скрываться. И я уже собираюсь найти приложение «яндекс», но поддаваясь порыву начинаю листать книгу контактов.
Меня не интересует череда женских имен. Только одно и как записано.
Долго листать, поэтому захожу в «Ватсап» и замираю. Осознание какой-то вселенской неизбежности наваливается тяжелым грузом, когда понимаю, что меня, записал меня «Заразой».
Глава 70.
И снова привет, дорогие. Я вам даю послушать треки благодаря которым я вдохновляюсь, но иногда написанная глава дает звуки тех мелодий, что я когда-то слышала.
СЛЁЗЫ OST «Пацанки» Анет Сай (посмотрите клип. Там до слез)
Зараза. Это то, чем и Марк является для меня. Вирус поразивший нервную систему, сжигающий изнутри. И названия ему не найдет даже команда доктора Хауса. Выбор только один, и я с решимостью бойца на ринге, приму его последствия. Боль в груди, как от сердечного приступа. Слезы, что даже не пытаюсь остановить, пока отец и мать везут меня на вокзал.
Меньше всего я ожидала их сегодня увидеть. Дорого одетые, они смотрелись в общежитии, как гости из другого мира.
А их отчужденность только добавляла огня моей решимости покинуть этот психологический триллер и уехать в документальный фильм о Новосибирске, где не будет эмоций: страха, разочарования.
Они не попытались мне что-то объяснить. Судя по всему решили, что уехать для меня самое лучшее. Про «парня» даже не спросили. Просто отдали забытый телефон и наказали позвонить, как доеду.
— Почему поезд? – спрашивает отец, быстро взглянув на меня в заднее зеркало, пока мы едем в сторону вокзала.
Я безразлично пожимаю плечами.
Ну что сказать. В поезде время замирает. И ты словно в вакууме мира, где есть возможность многое для себя переосмыслить. А порой не думать и просто смотреть как сменяется российский ландшафт превращаясь в какой-то момент в одну расплывчатую линию.
Но ведь не расскажешь этого всего родителям. Им и неинтересно будет.
— Не было рейсов, — вру я и смотрю на маму.
Она красивая. Профиль четкий, кто-то даже скажет аристократический. Беспокоится ли она обо мне? Будет ли скучать? Или первый приезд в общежитие лишь способ загладить неизвестную мне вину?
На вокзале, как обычно, шумно и многолюдно. Мама морщится, но делает над собой усилие, берет меня под руку и ведет в сторону табло, где уже должен высветиться нужный мне перрон.
— Ты бы вряд ли уезжала только из-за попытки изнасилования, — довольно проницательно замечает она, пока отец тащит сбоку мою сумку, ловко лавируя в толпе.
— Считаешь, что это ничего не значит?
Мать хмыкает.
— Изнасилование лишь один из способов унизить женщину. И далеко не самый ужасный.
— Ну тебе об унижении известно все.
— Я никогда не желала тебе зла, — резко выговаривает она, но в глаза не смотрит.
— Но и добра я от тебя не видела.
Неожиданно. Почему я раньше не могла сказать этих же слов. Что было сложного просто высказать, что мне не нравится то, как она меня одевает. Что мне не нравится то, как она со мной разговаривает. И самое главное, почему сейчас? Из-за отъезда? Или были другие причины стать смелее.
— Ты даже не представляешь насколько хороша. На меня похожа, — вдруг выдает она, когда мы тормозим у нужного вагона, чуть дальше от отца. Он отвечает на звонок.
Я пытаюсь осознать мамины слова, но они льются на меня не приятным сиропом, а приторной патокой, неприятно стягивающей кожу.
— Что?
— Смотрела всегда на тебя и боялась, что однажды увижу тебя красивой. Такой, как была я. Боялась стать старой, и что твой отец найдет себе молодую. И ведь так и случилось.
Она судорожно выдыхает, стирая с щек пару слезинок. Мне сложно ее понять и даже пожалеть. Хотя именно этого она и ждет. Сложно, даже учитывая информацию об отце.
Разве что ее слова про красоту, трогают какую-то струну внутри меня, и я задаю вопрос, на который не решалась никогда.
— Ты любишь меня, мам?
Он поджимает губы и ведет рукой в лайкровой перчатке по щеке. Никакого контакта, лишь попытка показаться правильной.
— Не знаю. Ты обеспечила мне безбедную жизнь, — вдруг признается она. – Но твое взросление показало мне, как быстро это может закончиться. Та Ника. Про которую говорил сын Черепанова. Она была любовницей твоего отца.
Что? Ника?
Меня пробирает дрожь неверия, и я пытаюсь найти ложь в идеальном лице матери.
— Когда? — спрашиваю и пытаюсь понять, почему имя Ника мне так знакомо.
— Два года назад. Она только школу закончила.
— Почему ты мне это говоришь сейчас?
— Наверное, чтобы ты меня пожалела, — признается она.
— Но этот факт не отменяет твоего отношения ко мне.
— Не отменяет, — тягостно тянет она. – Может быть у меня просто отсутствует материнский инстинкт? Возможно когда-нибудь ты сможешь меня понять?
— Отличной оправдание Мам, — зло выговариваю и пытаюсь найти в себе обиду на отца за измену матери. И не нахожу. Между ними уже все было сломано. Роман отца, пусть даже с молодой девушкой был лишь вопросом времени.
— Знаю, что ты по сути выросла без меня. Но очень надеюсь, что ты не будешь держать на меня зла.
— Я не держу, мам. На самом деле мне давно все равно, — смотрю ей в глаза и киваю на поезд. Разве что сложно осознавать, что у меня больше никого нет. Никто даже не пытается остановить меня и сказать, я буду по тебе скучать. Даже Паша и тот решил, что так будет лучше.
Для кого?
– Я лишь надеюсь, что ты сможешь принять себя такой какая есть, — говорю матери. – Тебе только тридцать шесть. Пара морщин тебя не старят.
Она тут же в испуге вскидывает руку к лицу, и я усмехаюсь. Ну что за женщина.
Что ей сказать. Спасибо, что дала жизнь.
— На самом деле я желаю тебе того же. Твой лишний вес не портит тебя. Да и парень тот смотрел на тебя, так как никогда не смотрел на меня ни один мужчина.
— Как? — спрашиваю, пока сердце отсчитывает пару ударов.
— Как человек нашедший настоящий клад. Жаль, если у вас ничего не получится. Он из богатой семьи?
Просто прекрасно. Мне смешно, и я прикрываю глаза, глотая слезы. Мама не исправима.
— Нет, мама.
— Жаль.
А мне все равно. С ним я бы готова была жить и в комнате общаги «два на два», только бы знать, что он будет моим, а не общественным.
Только моим.
— До свидания, мама, — целую ее прохладную щеку, чувствуя приторный запах ягодного парфюма.
Наверное пора просто смириться, что она такая вот. Но другой у меня и не будет никогда.
Быстро смахнув надоевшие слезы, делаю несколько шагов, чтобы дойти до отца. Он только убрал телефон от уха и заговорил по-деловому.
