Ознакомительная версия.
А вернувшись вечером в общежитие, Катя получила самый-пресамый замечательный подарок в жизни!
На проходной ее ждал Тимофей!!!
Ему дали три дня увольнительных, и он прямо с вокзала отправился к Катерине в общежитие.
Она орала на весь холл, повиснув у него на шее, не обращая внимания на любопытные взгляды входящих-выходящих и подозрительные двух бабулек-церберов.
А ведь предстояло решить вопрос с его проведением в комнату, и не до положенных одиннадцати вечера, а на целых два дня, то есть сегодняшний вечер-ночь, завтрашнее тридцать первое и послезавтрашнее первое января, до двух часов дня.
– Жених? – грозно и подозрительно спросила одна из вахтерш, когда Катька подтащила за руку Тимофея к высокой стойке, отгораживающей стол от входа.
– Да вы что?! – радостно возмущалась девушка. – Это мой брат!! Брат! Из армии!! Мы год не виделись!!
– Брат, значит, – облила скепсисом вторая бдительная «красотуля» пятидесятых годов, охранница непорочной целомудренности проживающих студентов во вверенном заведении.
– Катюх, – спокойно вступил в «переговоры» Тимофей, – ты иди, чайник поставь, я сейчас поднимусь, чайку попьем.
В результате ЕГО переговоров с бабками-вахтершами парень беспрепятственно входил и выходил из общежития в любое время на протяжении всего своего времени пребывания, провожаемый их улыбками и одобрительным покачиванием голов.
Вот как он умел это делать?!
Великий манипулирующий людьми комбинатор, кормчий, можно сказать, психологии человеческой!
Она никак не могла насмотреться на него, наговориться, поверить, что он здесь, с ней рядом! Суетилась бестолково, металась по комнате, дотрагивалась до него каждую минуту, обнимала, боясь, что исчезнет, как мираж, подхватывалась, пытаясь напоить жидким от скудной студенческой жизни чаем.
А он смеялся, наблюдая за этими метаниями.
– Да не хочу я твоей горячей водички! – и ловил за руку, усаживая. – Сядь, Кошка!
Она садилась на стул напротив него, придвинутый как можно ближе, стукалась о его колени, рассматривала во все глаза и повторяла:
– Тим! Тим! Неужели ты приехал?!
– Все, Катюха! Стоп! – не выдержал он. – Я здесь, я приехал! А теперь давай поговорим спокойно.
– Давай! – счастливо улыбалась она. – Давай говорить! Много-много! Как ты? Как твоя учеба?
– Нормально, – ушел от ответов Тимофей. – Ты лучше скажи, как собиралась Новый год встречать? И почему у тебя елки нет?
Девушка, как восторженный глупый щенок, радуясь, улыбаясь беспрестанно, отрапортовала:
– Я обманула бабушку и останусь в общаге! Буду телевизор смотреть полночи, а если захочу, то и всю ночь! Представляешь!!
– Уполне, – поморщился тот, не разделив почему-то восторгов.
Нет, оно, конечно, понятно, может девица за семнадцать лет жизни первый раз встретить Новый год в двенадцать часов, как все нормальные люди, и посмотреть телевизор?
– Одна? – уточнил он.
– Да! Надька уехала домой, а телевизор этот ее! Хороший. Я его, как просыпаюсь, так сразу включаю. Знаешь, там много интересного показывают!
Понятно – дорвалась девочка до запрещенного пожизненно!
– А что, у тебя здесь друзей нет? – вел дознание Тимофей недовольным тоном.
Катерина притормозила стрелять солнечно-радостными эмоциями через край, услышав наконец его тон и обратив внимание на недовольное выражение лица.
– Нет. У меня вообще друзей нет. Только ты.
– Так я и знал, – констатировал окончательный диагноз Тим. – А стаканы или рюмки есть?
– Есть, – озадаченная переменой темы удивилась она.
– Давай. Будем пить. Я – водку, ты – шампанское. И поговорим. А еда-закусь есть?
– Нет, – совсем уж растерялась и опечалилась студентка Воронцова.
Он кивнул головой, подтверждая свои мысли, и полез в большую спортивную сумку, с которой приехал.
– Этого я и ожидал. Как всегда, без продуктов нормальных и тощая, как кошка дворовая!
И стал выкладывать на стол пакеты, источавшие невероятные, небывалые ароматы.
Задавать тупые вопросы: «Где ты это взял и на какие деньги?» – Тимофей отучил ее еще в девять девчачьих лет.
Она снова подскочила и засуетилась, стала накрывать-сервировать стол, красиво нарезая, раскладывая снедь по тарелкам, но почему-то молча, без восклицаний, восторгов, вопросов без ответов.
Все. Накрыла. Сели.
Тимофей открыл шампанское, налил ей в бокал, себе плеснул немного водки в стакан. Подняли, чокнулись, без тостов, выпили.
– Я поэтому и рвался в увольнение, – поставив пустой стакан на стол, закусив соленым огурцом, сообщил он. – Знал, что ты тут глупостей наделаешь, потом не расхлебаешь!
– Каких глупостей? – еле смогла выговорить Катерина, морщась от ударившего в нёбо, в нос и выше, в голову, шипучего заряда шампанского.
– Тех самых, что вытворяешь!
Он налил еще, но стакан не поднял, призывая выпить, а стал объяснять свое недовольство:
– Ты, Кошка, уже не в школе! Забудь это навсегда! И то, что можно не замечать, с кем учишься, и не знать, как их зовут, здесь не проканывает! Здесь совсем другая жизнь! У тебя теперь другая жизнь!
Он говорил зло, назидательно выговаривая, Катька переморгнула от неожиданности, пытаясь понять, что она не так делает, что его так разозлило в ее поведении, что просмотрела и не поняла. Тимофей выпил один, закусил бутербродом и смотрел на нее, пока жевал, чего-то не увидел ожидаемого в ее взгляде, бросил надкушенный бутерброд на тарелку и закурил.
А она быстро выпила, пока он закуривал, из своего бокала большими глотками, до дна! И задохнулась от взрывов шипучих во рту и желудке. Встала, открыла форточку и вернулась за стол совсем изменившаяся – собранная, готовая слушать, понимать, запоминать.
– Что, одна сидишь в комнате? На лекциях небось тоже одна, в сторонке? Вся такая серая мышь-индивидуалистка?
– Одна, – призналась девушка и кивнула в подтверждение головой.
– А жизни где собираешься учиться? – требовательно спросил Тимофей. – В людях разбираться, учиться общаться с ними? А? С больными, когда доктором станешь, в силу необходимости? Или хочешь, чтобы о тебе молва пошла, что, мол, доктор она неизвестно какой, но баба стра-а-анная!
– Ты о чем, Тим? Какая молва?
– Такая! Что тупишь, Катерина? – совсем уж разошелся негодованием он. – Любая профессиональная тусовка, – это где все друг друга знают! Пусть не лично, а через кого-то, и других кого-то, но кто чего стоит, какой человек, знают, и слухи, и сплетни! Вот ты ни с кем не общаешься, дружбу не заводишь, а вы все станете врачами. Половина разъедется, половина в Москве останется, пусть только часть из них работать по специальности будет, и что они про тебя скажут, когда их спросят? Да была такая одна чокнутая отличница, не знаю, какой врач из нее получился, но ненормальная точно: одевалась в тряпье, как чучело, не красилась, ни с кем не дружила, все время одна, никуда не ходила, ни баба, ни мужик, как монашка! Как думаешь, возьмут тебя на хорошую работу с такой характеристикой? И какой идиот-больной доверится врачу, которая одевается как старуха и разговаривать с людьми не умеет. Да будь ты хоть сто раз гений, «притыркнутая», решат твои больные и доверять не будут! Пойдут к идиоту-троечнику, но веселому, который шутит, зубы заговаривать умеет, подбадривает, знает, кому какое слово сказать! Мы для этого с тобой старались столько лет?
Ознакомительная версия.
