— Самира родила?
— Да. Девочку.
— Ясно… — я покивала. — Я все равно не знаю…
— Там у Мадина не дотянутся до нас руки. Пока он официально никто Игорю, у нас есть и время, и шанс уехать отсюда. Ты можешь вывести ребенка за границу без его разрешения.
— Но я не знаю английского…
— Я тоже не знаю. Выучим, не высшая математика.
— А где…
— Все будет хорошо, Ева, я обещаю тебе. Может быть, дворца у нас не будет, но я клянусь тебе, что и у тебя, и у наших детей будет все, что нужно. Крыша над головой, образование, все необходимое. — Я удивленно вскинула брови. Наши дети? В его голове Игорь и второй малыш уже были нашими?
— Это так… далеко…
— США — мечта многих. Может, все будет не так плохо, — он улыбнулся.
— Ты уверен в своем друге?
— Он обязан мне жизнью. И это он предложил помощь, когда узнал о том бедламе, в котором я оказался.
— И куда конкретно ты собрался?
— В Калифорнию. И это можем быть мы.
— Я… — Я тяжело вздохнула, откинулась на неудобную спинку диванчика и погладила живот. Это было чистым безумием. То, что предлагал Заур. Бросить все и броситься в омут с головой. Поехать на другой край Земли, где я никого и ничего не знаю.
— Мы сможем начать все с чистого листа, кис… у нас может быть новая, нормальная жизнь. Нас никто там не знает, никто не осудит. Что нас вообще здесь держит? Семья? Работа? Дома, машины, квартиры? Дело нашей жизни? Что? Может быть, я чего-то не знаю?
Я покачала головой, признавая правоту Заура. У меня ничего не было здесь. Только я, Игорь и еще не рожденный малыш. Я не успела купить квартиру, не успела открыть свое дело. Все это действительно можно было сделать, где угодно.
— Ты уверен в нем?
— Да. Деньги на первое время он уже одолжил. В его доме мы сможем жить столько, сколько понадобится, ни он, ни его семья там никогда не проживали.
— А работа?
— Ну, я не кандидат наук, и уж тем более, не настоящий доктор, но кое-что я тоже умею… Хотя, если смотреть в целом, то… я худший вариант из трех, — Шумахов тихо рассмеялся.
— О чем ты? — Я нахмурился.
— Мадин при деньгах, Богдан — красавчик доктор, а я…
— Перестань, — я хмыкнула. Мадин, который бросил меня беременную, без каких-либо объяснений. Просто укатив на отдых со своими родителями? Богдан, который даже не захотел дождаться теста ДНК и так больше ни разу не позвонил с нашего последнего разговора?
— Если переживаешь за Игоря, то, поверь, я подружусь с мелким, — Заур улыбнулся, снова протягивая ко мне руки, на этот раз уже целуя их. Черт. Я была беременна уже вторым ребенком, в принципе, я была взрослой женщиной, но Зауру удалось заставить меня зардеть. Никто никогда не целовал мне рук.
— Я не могу сейчас дать ответ…
— Я понимаю. И я не буду торопить. Буду ждать до последнего. Думай, решай. Делай так, как будет лучше для тебя и детей. Я не буду просить большего.
61
Я пораженно смотрел на обычные с виду листы уже час. Может быть, больше. Я притащил их в номер отеля, в котором жил уже несколько недель, разложил перед собой и все смотрел, смотрел, словно надеялся, что они дадут мне ответы на все вопросы. Но они молчали. А я все пытался понять, как же так…
— Я не родной…
Нет, разумеется, я всегда чувствовал и даже больше — подозревал, что что-то не так. Однако того, что я усыновлен мне даже в голову не приходило…
Я нашел документы об усыновлении случайно. Вернулся в отеческий дом, чтобы забрать перед отъездом кое-что важное, дорогое сердцу. Так, пара мелочей. Книга, которую отец впервые дал мне прочитать. Кое-что из фотографий. Старинный портсигар, который принадлежал еще прадеду и был отдан мне, как старшему сыну. Именно последний и привел меня в кабинет отца. Когда я не обнаружил его в своей старой спальне, но почти сразу отправился в кабинет отцу, подозревая, что он забрал его. И так как никого в доме не было, я воспользовался ситуацией и обыскал каждую задвижку отцовского рабочего стола.
Может быть, лучше бы я этого никогда не делал. Но в тот момент во мне играла злость. Отец решил забрать даже эту вещь, они хотели отнять все и я бесился. Решил, что во что бы то не стало, заберу хотя бы его. У меня должно было остаться хоть что-то!
Вот сейчас я понимал, что лучше бы бросил все и просто ушел. Портсигар я так и не нашел, доказать никому ничего не доказал. Зато теперь я был не в курсе, что делать с этими новыми знаниями.
Конечно, нужно было поговорить с родителями, но отец меня игнорировал, а вся надежда оставалась на мать. Но, по правде говоря, я не горел желанием с ней общаться. Она всегда, всегда выбирала Мадина, она всегда становилась на его сторону, даже когда он тысячу раз был неправ, она всегда была необоснованно несправедлива ко мне и теперь я начинал понимать, почему именно.
Вряд ли мы оба были усыновленными. Я точно помню, как мама ходила с округлившимся животом, когда был маленьким. Значит, Мадин был их сыном, родным, а я… Кем был я в этой семье? Для своих родителей?
Никто. Я был никем. И мне всю жизнь показывали это. Мне всю жизнь указывали на мое место. У ног Мадина. Я был его верным, но дурным псом. Беспородным и глупым.
Я всегда чувствовал себя чужим, только не думал, что так оно на самом деле и есть. Хотя, догадаться можно было. И дело было даже не в том, что в детстве нам оказывали разное количество внимания и времени, что относились по-разному, я и сам был тяжелым подростком, доставлял родителям много хлопот. Что уж там говорить, я был не без греха. Но меня даже не подпустили к семейному делу. На меня не было записано ровным счетом ни одной вещи. Мне давали всем пользоваться. Но только так, чтобы в любой момент это можно было забрать назад. Как они, собственно говоря, и сделали.
Интересно было, а знал ли обо всем этом Мадин? Что мы не родные? Может быть, поэтому он всегда был так снисходительно презрителен в отношении меня? Именно эти вопросы я и задал матери. На следующий день, когда немного пришел в себя, напился и протрезвел с утра. Задал их по телефону, потому что увидеться он со мной так и не захотела.
— Что ты хочешь услышать? Слова раскаяния? Ты хочешь от меня покаяния?
— Только правду.
— Я уже все объяснила, — сухо выдала мать. Голос ее показался мне стальным, холодным, разрезающим воздух. — Мы с твоим отцом долго не могли иметь детей. Врачи ставили один и тот же диагноз и практически не давали нам никаких шансов. А он хотел детей. Сына, наследника. И в какой-то момент, спустя несколько лет отчаянных попыток, мы решились. Взяли тебя из детдома. И практически сразу пожалели.
— Почему?
— Потому что поняли, что не родная кровь родной никогда не станет. Мы ошиблись, но назад тебя уже не взяли. Мы хотели тебя вернуть, но нам пригрозили скандалом, а портить репутацию в нашем случае…
— Вышло бы себе дороже.
— Именно. Поэтому мы вынуждены были оставить тебя. Старались свыкнуться, принять тебя, как своего. Но…
— Затем у вас появился родной сын. Такой желанный. Долгожданный.
— Верно. Мадин стал подарком небес, — голос матери тут же потеплел, в нем зазвенели нотки радости, гордости, счастья. Со мной говорили будто бы два разных человека. — Мы с отцом оказались вознаграждены за наши многолетние страдания.
— А я оказался не нужен еще больше, чем раньше.
— Ты был ошибкой, — абсолютно спокойным голосом сообщила мне мать. — Но тебя уже не исправить, не вычеркнуть.
— Почему же? Вы вычеркнули.
— Прошлого не изменить.
— Я до такой степени был для вас ненавистным?
— Пойми, Заур, нам и без того было тяжело. Было тяжело принять неродного ребенка, а уж когда ты подрос… Вспомни, как ты себя вел, каким несносным ты был. Столько головной боли доставлял, о, Аллах, я из-за тебя раньше времени поседела, ты же ни дня спокойно прожить не давал!
— Я был ребенком, мам…
