— Ты был ужасным мальчишкой! На тебя жаловались все! Учителя, одноклассники, тренеры, соседи, брат, все! Все не могут быть неправы, понимаешь?! — В тоне матери послышались истеричные нотки. Казалось, будто бы она заново переживает то, через что я их заставлял пройти.
— Но ведь я старался потом. Я хотел исправиться, я много раз…
— Да что ты там делал! — бесцеремонно перебила меня родительница. — Все, что ты делал, так это шкодил, как глупый котенок! А мы с отцом все разгребали и подчищали за тобой! И так годами! Ты же так и не смог реализовать себя ни в чем! Ни в учебе, ни в спорте, ни в работе! Все, что ты делал после того, как отучился в университете — это сидел у нас на шее, пил, дебоширил и таскался по разным, грязным девкам! Все! Это твой предел, Заур! И при этом ты хочешь, чтобы мы гордились тобой? Уважали? Любили?
— Ну, да, я не идеальный Мадин…
— Даже не сравнивай себя с ним!
— И не пытался, — я усмехнулся, зажигая очередную сигарету, подходя к окну. За окном было пасмурно, лил дождь, ветер раскачивал деревья, грозясь сломать тонкие, беззащитные ветки. Внутри у меня происходило примерно тоже самое. Только, кажется, ломать там было уже нечего. Все давно было сломано.
— Он всегда старался. Несмотря на то, что жил в роскоши, он пошел в нас, в своего отца. Мадин трудолюбив и трудится в поте лица с малых лет. Вспомни, как и сколько он учился. Он ни разу нас не подвел, ничем не опозорил. Он никогда не транжирил деньги, не относился к тому, что мы даем так, будто все это должно на него падать. Ты хоть понимаешь, как он сейчас помогает отцу? Мадин выбрал правильную девушку, создал крепкую семью, он сделал все, чтобы мы с отцом могли им гордиться. А что сделал ты?
— Разочаровал вас, — прохрипел я, стряхивая пепел от сигареты прямо на подоконник.
— Именно. И я даже рада, что ты, наконец, узнал о том, что не родной нам.
— Почему сами не сказали?
— Не было смысла. Да и ты мог начать трепаться направо-налево. Когда у тебя был крепкий язык и тебе можно было доверять? А мы никому не говорили, что ты приемный. Хотели оставить этот факт в тайне. Но сейчас уже плевать. Ты перешел все границы.
— Что Мадин рассказал вам?
— Что ты якшаешься с его бывшей невестой, которую долгое время пытался у него отбить. Успешно отбил, заделал ей ребенка, а теперь радуешься этому. Так поступают братья? Неужели девки больше не нашлось, с которой ты мог лечь в одну постель и обрюхатить?! — взвизгнула мать. — Гаденыш! У тебя никогда не было ни морали, ни принципов, ни границ, у тебя нет сердца! В тебе нет человеческого достоинства, ты ничем не почураешься!
— Надо было лучше воспитывать.
— Ах, ты… — Дослушивать истерику матери я не стал. Повесил трубку, затушил сигарету, всматриваясь в даль, в непогоду.
Вот как все обстояло на самом деле. Теперь картина, наконец, полностью открылась перед глазами, пазл сошелся, все детали встали на свои места. Я был не нужен. Я был лишним. Клеймом позора на репутации двух амбициозных, помешанных на власти и деньгах людей. Я был символом их многолетних неудач. Тем, от чего они хотели избавиться, то, о чем хотели бы забыть.
Что ж. Я собирался им это дать. Уехать так далеко, как только можно было. И больше никогда, ни при каких обстоятельствах не вспоминать о них, не говорить о них, не разговаривать с ними и не иметь никаких общих дел.
Мы действительно были чужими и теперь я это понимал как никогда хорошо.
— Так тому и быть, — прошептал я в пустоту.
62
На этот раз мне уже не так повезло, как в первый. В прошлый приход Мадина, Игорь был на занятиях по английскому языку, поэтому не застал своего буйно-припадочного отца, а вот сегодня все грозилось обернуться намного хуже. На часах был одиннадцатый час, когда меня разбудил громкий стук в дверь. Проснулся и Игорь, и вышел в холл, сонно потирая глаза ручками.
Что мне было говорить сыну? Конечно, я наплела ему целых три короба чуши и проводила обратно в комнату. Заперла ее на ключ и велела спать, во что бы то ни стало.
А сама пошла разбираться с его ненормальным папой.
— Ты совсем что ли?! — Я почти сразу поняла, кто именно был за дверью, даже до того, как он начал орать на весь подъезд мое имя.
Шумахов ввалился ко мне в квартиру. В прямом смысле этого слова. И уже через мгновенье я поняла, почему это случилось. Мадин не стоял на ногах. Он был пьяным в стельку, и от него разило алкоголем и сигаретами за версту.
— Эй, вставай немедленно!
Со стороны бывшего послышался мат, кряхтение, но вскоре он все же выпрямился передо мной, нависая грозной скалой.
— Я пришел прощения…
— Что? Какого черта ты ко мне заваливаешься едва не в полночь? Убирайся, слышишь?! Убирайся или я сейчас же вызываю полицию! У меня здесь ребенок маленький!
— Он — мой! — пропыхтел Мадин.
— Убирайся к черту! — повторилась я, толкая его в грудь. Зря. Мадин на удивление ловко этим воспользовался, перехватив мои локти, притягивая ближе к себе. — Боже, от тебя несет алкоголем так, что можно опьянеть!
— Я хочу извинений…
— Что? — Я опешила, не понимая, что выдал пьяный мозг моего бывшего. Может, он что-то напутал?
— Я говорю, извинись, — прошептал Мадин, впиваясь в меня взглядом. — За то, что спуталась с моим стремным, полоумным братом… он же дерьмо последнее, как ты только могла… еще и залетела от него… — Одна рука Мадина освободилась, отпуская мой локоть и тут же, практически мгновенно мазнула по округлому животу.
Не знаю, откуда я взяла в себе силы, но скорость реакции у меня вышла отменной. Я оттолкнула от себя Мадина так, что он впечатался спиной в стену, а затем я влепила ему оглушительную пощечину, не дав даже опомниться.
— Ты омерзителен! Это ты дерьмо, все, что ты делаешь — это разрушаешь жизни окружающих людей! Ты самый мерзкий мужчина из всех, кого я когда-либо встречала, но самое отвратительное, что ты считаешь, что над головой у тебя нимб и ты идеален! Ты ничего не замечаешь вокруг, в твоей жизни есть только «Я, я, я». Твои желания, твои хотелки, ты все еще не вырос и прибываешь в подростковом возрасте, никак не можешь натешить свое эго и не замечаешь элементарных вещей вокруг! Ты не замечаешь, что делаешь несчастной свою жену, что они не могут поделить тебя с сестрой, что Камила все еще влюблена в тебя и когда-то давно ты разбил ей сердце! Ты втаптываешь брата в грязь, ты бросил свою невесту без объяснений, и восемь лет не ведал, что у тебя растет сын! А что сделал, когда узнал?! Ничего! А сейчас ты стоишь и угрожаешь мне забрать едва выздоровевшего ребенка, чтобы делать с ним что? Ты вообще понимаешь свой пустой головой, что такое ребенок, сколько всего он потребует?! Ты ни черта не знаешь и все, что ты умеешь — это любоваться собой любимым! Ты жалок и меня тошнит от тебя!
— Нет… все не так… ты не думаешь так на самом деле… я не верю… — прохрипел Мадин, будто бы мгновенно протрезвев. По крайней мере, взгляд у него стал осмысленнее, чем был несколько минут назад.
— Да что ты говоришь! Не могу поверить, что когда-то любила тебя! считала, чуть ли не идеалом! Я рада, что судьба развела нас! Ну, как бы мы жили вместе, если ты ни одного решения не можешь принять сам?!
— Я люблю тебя, Ева… все еще люблю…
— О, боже… — Я покачала головой, хватаясь за нее же. — Ты серьезно?! Ты буквально на днях угрожал мне всем, чем только можно, у тебя жена, которая только что родила тебе ребенка, а ты заявляешься ко мне в полночь, пьяным в хлам и кричишь о любви? Ты вообще в себе? Ты или болен на голову или непроходимо глуп! Неужели ты всерьез думаешь, что между нами еще может быть хоть что-то? Ты позволил мне убираться у тебя во дворце! Позволил своей жене бить меня! Позволил нашему сыну висеть на волосок от смерти целых семь лет! Неужели ты думаешь, что я все это тебе прощу?
— Зауру ты много чего простила…
— Вот оно. Ты не любишь меня. И никогда не любил. Иначе просто не отпустил бы меня. Любящий мужчина никогда, никогда не отпустит свою женщину. Костьми ляжет, но она будет рядом. А тебя просто злит, что Заур тебя обскакал. Этого ведь еще ни разу не случалось, да? А ты горд, честолюбив, высокомерен и привык побеждать. Тебе просто хочется умыть его, показать на его место. Дело в детской борьбе с братом и дурной привычке, но никак не во мне и уж тем более, не в моих детях!
