семь дней я успела сбить материал, в котором рассказывала о его жизни. Про успехи и достижения. Про то, какой он есть на самом деле. Это не мой профиль – писать книжки, но я очень старалась! Утром я показала материал Пете, и он сказал, что для первой книги я пишу довольно неплохо. А когда его изучила Воеводина, оказалось, что я не заслужила даже обещанной премии, а мой материал разорвут на части и дополнят настоящие мастера. И еще… еще она сказала, что мой текст – это розовые сопли влюбленной девчонки!
При мысли о том, что мой розовый текст влюбленной девчонки растерзают на части, к горлу подкатил новый ком.
– Все звучало так, как будто растопчут мои чувства и все, что я вложила в материал… А насчет авторского права Воеводина ответила, что у меня нет никакого права. Я просто выполняла ее задание.
– Таак, отставить рыдания! – строго фыркнула бабушка, отчего я на миг замерла, а потом слезы хлынули из глаз новым потоком. – Где этот материал? Я хочу его видеть.
– Не надо… я не хочу, чтобы кто-то его читал. Он все… все равно будет растерзан. Слишком больно после внезапного отъезда Макса читать его еще раз…
Мои слова снова потонули в рыданиях, и я уже не контролировала эмоции. Я так рисовалась перед Максом накануне, проговаривая красивые фразы о том, что нам следует оставить наши отношения в том итальянском ресторане, а на самом деле мне просто было слишком больно признать, что я тоже его люблю. Люблю так сильно, что мне невыносима даже мысль о том, что Воеводина разорвет в клочья мой текст, который я создавала с такой искренностью.
– Так, где текст? – начала раздражаться бабушка.
– На флешке… у меня в сумке…
– Алена, оставляю Олю тебе, – фыркнув, бабуля всунула руку в потайной карман моей сумочки, извлекла оттуда флешку и погасила сигарету в самодельной пепельнице. – Терпеть не могу эти глупые сентиментальности. Я пойду домой, почитаю. Мне нужно составить собственное мнение о том, что создала Оля.
Она ушла, оставив дверь открытой. Я давилась мартини вместе с Аленой, и продолжала плакать. Кто-то сбросил Алене сообщение, и вскоре она оставила меня одну. Видимо, приехал ее неизвестный воздыхатель, который подарил ей набор мартини и бокалов.
Мартини быстро закончился, и я совсем опьянела. Да, я знала, что в нетрезвом виде нельзя заходить в социальные сети, но мне написал сообщение Макс. Я открыла сотовый, прочла его «Как поживаешь?», посмотрела на сердечные смайлики, и тут меня прорвало. Совершенно не стесняясь в выражениях, я настрочила ему целое письмо про Воеводину и наш проект, за который мне даже не выплатят премию, и который растерзают на части мифические авторы, работающие на издательство. Отправила сообщение, снова расплакалась, а потом ощутила, как слипаются глаза от усталости и уснула.
Глава 20. Макс
Белые лилии. По настоянию мсье Гратина они везде. Гостиницу, в которой мы с мамой остановились, купировали белые лилии. Они на столах, на окнах, и даже на лестнице.
Я в элегантном черном костюме и да, черт возьми, мама заставила меня напялить бабочку. Терпеть не могу эти официальные мероприятия. Нет ничего скучнее!
Празднества по случаю помолвки Нины и Стефана начнутся в пять часов вечера, а пока я повсюду спотыкаюсь через белоснежные лилии, и, похоже, заработал аллергию на этот белый символ Франции.
А еще мое сердце сжимается от тревоги и рвется обратно домой. Прошлой ночью я получил письмо от Оли, и оно меня очень расстроило. Впрочем, от госпожи Воеводиной не стоило ожидать чего-то другого. Я ничего не понимаю в книгах и правилах их написания, но тебе собрали материал. Поступи по-человечески. Похвали свою сотрудницу и выплати ей несчастную премию. Издательство же не бедствует.
Я написал Оле семнадцать сообщений в ответ, но она не ответила ни на одно. Я пытался ей дозвониться, но она не брала трубку. Я почти в отчаянии. Мне хочется взять такси и мчаться в аэропорт. Дико звучит из моих уст, но я хочу домой. В провинциальный городок, где живут отец и Оля.
В просторном холле появляется мама. Она в нежно-голубом платье с открытой спиной от какого-то известного французского кутюрье. Золотистые волосы каскадом ниспадают на плечи. Кажется, мама похожа на фею из волшебной сказки.
Я подавляю свое неуместное желание сбежать из Парижа и с восторгом замираю. Все раздражение по поводу лилий куда-то исчезает. Я смотрю на маму и думаю, что мой отец полный профан, если упустил такую женщину. Он никогда не ценил ее. Он такой человек – никогда не ценит то, что дает ему судьба.
– Макс…
Мама подходит ко мне, касается ладонью моей щеки, и в ее голубых глазах стоят слезы.
– Ты так похож на своего отца, Макс… – говорит она. – Вы – как две капли воды.
Я настороженно посматриваю на нее. Тоже мне, открыла Америку. Я его сын, и естественно, что внешне мы похожи. Кирилл похож на нее. И в этом тоже нет ничего удивительного.
– Почему у меня такое чувство, что я вас теряю?
– Кого теряешь?
Я непонимающе смотрю в ее голубые глаза. Все мои мысли заняты Олей. Сердце отчаянно рвется домой, к двери ее обычной квартиры, что расположена на восьмом этаже в обшарпанном подъезде девятиэтажки, и мне совершенно непонятны мамины душевные порывы.
– Тебя и Кирилла.
И тут что-то щелкает у меня внутри.
– Только меня и Кирилла? – уточняю я.
Ее красивое лицо слегка бледнеет. Руки начинают подрагивать.
«Не смей это говорить! Не смей! – орет мой инстинкт самосохранения. – Он же придурок! Он никогда не станет хорошим! Он не будет сдувать с тебя пылинки, как Стефан!»
Мама с отчаянием смотрит на меня.
– После свадьбы мне придется переехать во Францию. Навсегда.
– Почему навсегда?
– Таково условие Стефана.
– Что плохого в том, чтобы жить в Париже? – кривлюсь я.
– Я не смогу видеться с Кириллом.
– Ты с ним и так не видишься.
