Хотя, судя по всему сука-судьба считает иначе. Потому что первый кого я вижу в холле — это Грушевский.
Этот ублюдок скалится, словно выйграл, мать его, миллион в гребанной лотерее. Впрочем, о чем это я? Вряд ли он бы даже заметил плюс/минус миллион на своем счете в банке, а вот насолить Марату Скалаеву — это явно лучший день в его жизни.
Непроизвольно сжимаю кулаки и даже не собираюсь сдерживаться. В данный момент мне наплевать как это может отразиться на учебе. Этот ублюдок взял мое! И да, я прекрасно осознаю, что “мое” само пришло к нему, но уверен, этот выродок даже не пытался ее отговорить, ему было похер на то, что она пьяна. Он просто, взял и мать его, поцеловал Алису!!!
Я даже не хочу думать о том, что между ними могло быть что-то еще. Нет, принцесска хоть и злилась, но не могла позволить ему что-то большее. Не могла же? От одной мысли внутри все закипает и бурлит. Она была пьяна. А Грушевский — мудак. И это, блядь, очень скверное сочетание.
— Ты что-то хотел, Скалаев? — улыбается этот дебил. Не может он не чувствовать исходящую от меня опасность, просто не может. А значит, добровольно провоцирует. Мало ему того, что украл у меня принцесску, разрушил то хрупкое доверие, которое еще оставалось во мне… Я ведь клялся себе, что больше никогда и ни за что! И так легко подставился, сам принес ей свое сердце с потрохами! Никогда не думал, что скажу это… но блин, даже отец продержался дольше. Целых двенадцать лет, принцесска же разнесла меня на куски всего через несколько месяцев. — Сотку занять, может? Я слышал, нынче проезд подорожал. Могу подкинуть тебе пару косарей, купишь проездной.
Звездец, он вконец, что ли, обкололся? При этих словах он начинает ржать и его даже не смущает, что стоящие рядом с ним друзья инстинктивно делают несколько шагов назад. Они, в отличие от него, еще не окончательно потеряли связь с реальностью и соображают, что за такие слова вполне можно лишиться зубов.
От удара он отлетает в стену, но улыбаться не перестает, выставляя напоказ окровавленные зубы.
— Ну же, Скалаев, — подзадоривает он. — Ты не мог не понимать, что ваши отношения были обречены. О какой вечной любви может идти речь, если она тебя настолько стеснялась, что даже отцу представила меня как своего парня.
— Что ты несешь, кретин? Успел закинуться перед парами?
— Не веришь? Можешь спросить у Михаила Крейтора кого он считает парнем своей дочери. А, кстати, можешь также опросить всех доблестных работников МиКрейта. По крайней мере тех, кто был на прошлом корпоративе. Они легко подтвердят, что я там был в роли ее парня.
Еще недавно мне казалось, что вот он момент, после которого хуже уже быть не может. Я же, млин, даже себя винил с какой-то стороны, что если бы не наша ссора тогда, если бы я не сорвался, то все бы было хорошо. Но выходит, что нихера не было хорошо с самого начала. Она реально представила Грушевского отцу как своего парня? Когда был тот корпоратив? Месяц назад? И все это время она делала вид, что ничего не произошло? Я прекрасно понимаю, что я не самый подходящий парень для знакомства с родителями, но неужели обязательно было выбрать Грушевского? Она выбрала его тогда и она выбрала его сейчас…
Дыра в сердце наполняется яростью и отчаянием. Как так-то? Неужели бывает еще больнее? Перевожу налитый кровью взгляд на Яна и понимаю, что он просто упивается моей реакцией. Именно этого он и добивался своими словами. Знаю, что замахиваясь лишь поддаюсь на его провокацию, но остановиться уже не могу.
— Не стесняйся, — кивает он, прижимая руку к челюсти. — Все равно это того стоило. Думаешь, я не знал, что мне за это будет? Но это меня не остановило. Даже гребанная татуировка в честь тебя меня не остановила. Признаться, сначала я пытался на нее не смотреть, но сам понимаешь… трахать Алису Крейтор и не смотреть на ее грудь — нереальная задача. Мне даже удалось абстрагироваться от тебя. Я убедил себя, что татушка не о тебе, а обо мне… ну типа знаешь, я твердый как скала… Что, кстати, чистая правда. Член колом стоял, как только я…
Договорить он не успевает, потому что где-то внутри у меня вырубается рубильник. Судя по всему он отвечал за все здравые мысли сразу, потому что в голове становится темно и глаза застилает ярость.
Через несколько секунд Грушевский уже перестает улыбаться, но я не перестаю его бить даже когда он оказывается на полу. Кто-то пытается меня оттащить, сквозь шум в ушах я слышу знакомый голос декана, но в данный момент мне не просто наплевать, мне откровенно похер на все что творится вокруг.
Он сделал это. Он переспал с Алисой. И она позволила ему. Позволила ему все это.
В каждый новый удар я вкладываю всю свою злость, все свое отчаяние и безысходность. Потому что я знаю, что это точно конец. Как бы я ни старался, какие бы усилия я ни прилагал, я никогда не смогу ее простить.
В какой-то момент к гулу разномастных голосов присоединяется такой знакомый ЕЕ голос. Словно Сирена она выводит меня из транса и я перевожу остекленевший взгляд на нее.
— Марат, — ее бескровные губы едва шевелятся, — Пожалуйста, прекрати.
Бросаю последний взгляд на кровавое месиво на месте лица Грушевского и резко поднимаюсь. Надо уходить. Бежать. Я сейчас не могу находиться рядом с ней. Страшно. И хоть я знаю, что никогда бы не смог причинить ей физическую боль, я вполне способен убить ее морально. Как она меня. Но даже несмотря на то, что в данный момент я ее ненавижу, я не хочу ее уничтожать.
Глава 51
Бросаю последний взгляд в зеркало безразлично глядя на привычно красные глаза и наношу на губы блеск. Вот что несколько месяцев без нормального сна могут сделать с человеком. Почти каждую ночь мне снится один и тот же кошмар: я сажусь в машину к Грушевскому. Дальше все развивается каждый раз по-разному: иногда мне удается вовремя его оттолкнуть, иногда нет… Но спустя пару часов беспокойного сна я с криком просыпаюсь и уже не могу заснуть до утра. Впрочем, не уверена, что заслуживаю нормальный сон. Я вообще, мало чего заслуживаю. Ведь я сама разрушила свою жизнь. И не только свою…
Возможно, мне было бы легче справиться с кошмарами если бы мне все-таки удалось вспомнить события того ужасного вечера. Но как ни силюсь, я помню лишь начало. Помню, как села в машину к Яну, как изо всех сил старалась не расплакаться, но в итоге все-таки разрыдалась у него на плече. И помню как просила его помочь сделать фотографию. В тот момент я была уверена, что Марат переспал с Леной. Но даже злясь на него я не готова была в отместку отдать свое тело другому. Мне хотелось сделать больно Скалаеву, показать ему каково это — видеть как любовь всей твоей жизни в одно мгновенье предает тебя. Однако, стоило Яну поднести свои губы к моим, я поняла, что не могу… Даже на миг не могу позволить другому мужчине себя поцеловать. Я ему сразу объяснила, что мне нужно лишь постановочное фото, что я не готова на что-то большее и он согласился на мои условия.
Но когда я отпрянула от него словно от огня, Грушевский предложил мне выпить чтобы я расслабилась. И я согласилась… Легче стало сразу после первого глотка. Мир вокруг начал понемногу терять фокус и по телу прокатилась волна расслабления. Возможно, дело в том, что я до этого пробовала алкоголь лишь однажды, а может в том, что я просто была морально истощена, но выпивка подействовала моментально.
Наверняка, если бы мне удалось поговорить с Грушевским, он бы помог мне восстановить в памяти события того вечера. Но Ян недоступен. В университете его никто не видел с момента их драки с Маратом. Хотя, это и дракой-то назвать нельзя. Он даже не сопротивлялся пока Скалаев его избивал. Поначалу все были уверены, что Грушевский вернется к учебе когда его травмы, включая сломанную челюсть, заживут, но он так и не вернулся. Перед летней сессией прошел слух, что полиция нашла у него наркотики и отец сослал его в штаты, чтобы избежать срока. Студенты тогда долго обсуждали эти сплетни, гадая с чего бы Яну держать дома наркоту, если он даже на вечеринках никогда не пробовал ничего запрещенного.
