- Я верю. Даня, я… Знаешь, даже если у нас с тобой что-то не сложится, то…
- Нет. Не говори так. У нас всё будет хорошо, слышишь? Мы будем вместе. Всегда. Я буду с тобой.
- А если… если ты потом поймешь, что… ну… люди меняются. Может я изменюсь, и ты поймешь, что я уже не та…
Не знаю, зачем я так говорю. Это какой-то мазохизм. Сама не верю своим словам. Словно пытаюсь обмануть себя.
- Зачем ты так говоришь? Если ты изменишься, значит и я изменюсь. Мы будем меняться вместе.
Он говорит это серьёзно. А мне страшно. Почему-то вдруг снова думаю о том, как всё зыбко, хрупко… Вот я была обычным ребёнком, жила в полной семье. Меня любили, баловали… Я тогда даже посуду за собой не мыла, в комнате могла оставить кавардак. А потом… Папа. Мама… болезнь бабушки. Беспросветный ужас, который я испытала, когда поняла – она умирает, а мне всего восемнадцать, и у меня сестра, которой нет еще и пяти…
- Соня… ты… ты что, считаешь, что мы можем расстаться? Ты… не веришь в то, что это серьёзно?
- Верю. Просто… мне страшно.
- Почему?
Закрываю глаза и озвучиваю самый главный страх моей жизни.
- Потому что все, кто со мной рядом, уходят. Оставляют меня. Я…
- Я не оставлю, слышишь? Не оставлю…
Он не понимает. Я же не говорю о том, что он меня бросит… Я о другом.
- Я понимаю, Соня. Я понимаю. Не бойся. Я никуда не уйду. Я буду очень стараться.
Мы обнимаемся, когда заходит Ариша. Она радуется, увидев нас вместе, бежит в обнимашки. Даня подхватывает её на руки. И я понимаю, что я дома.
Вот мой дом. Моя сестра. Мой любимый.
Это и есть дом. Когда мы вместе.
Мы с Аришкой вместе купаемся в ванной с пеной. Так давно не сидели в ванной! Ну, то есть, когда мы после Нового года жили у Дани – тогда и сидели. А в студии у нас был только душ. Поэтому плещемся долго, кайфуем.
Потом я расчесываю ей волосы, заплетаю косички, читаю ей книжку про Ёжиньку, эта история двух братьев художников. Один был злой, а другой добрый. У доброго были волшебные карандаши – все, что он ими рисовал – оживало. Эти карандаши дал ему ёжик, которого он спас. И вот добрый художник нарисовал себе дочку и назвал её Ёжинькой. Он очень хотел быть папой. Потом нарисовал Ёжиньке братьев…
- Соня, а у меня тоже был папа?
Вопрос застаёт меня врасплох. Но как же вовремя она спросила!
- А ты… ты бы хотела, чтобы у тебя был папа?
- Хотела бы. Если бы он был хороший. Как… как дядя Дима… или как Данечка. Но Данечка же не может быть моим папой?
- Ну, почему, он тебя любит. Он мог бы тебя воспитывать.
- Да, только понарошку. А я хочу по-настоящему. Где мой папа? Может, он где-то сидит и плачет? Потому что у него есть такая хорошая дочка, а он не знает где она…
- Он… он плачет, да. И… он знает где ты.
- Знает? Но… почему тогда не приходит ко мне?
- А если он приходит? Просто… ты не знаешь, что это твой папа.
Арина замолкает, смотрит в потолок, потом на меня.
- Ты из-за него плакала, да? Это он… тот дядя? Он мой папа?
Глава 48 (6.07)
Глава 48 (6.07)
Просыпаюсь как обычно раньше будильника, и тут же расплываюсь в улыбке. Потому что знаю, что Соня спит в соседней комнате.
Или уже не спит, думаю так, когда выхожу из душа, потому что мне кажется я слышу осторожные шаги в коридоре. Нет, шумоизоляция у нас в доме отменная, просто я сильно напрягаю слух.
Быстро иду к двери, стараясь делать это бесшумно, осторожно открываю – так и есть, худенькая фигурка уже почти у лесенки. Но я успею перехватить. Два быстрых шага, и я прижимаю Сонечку к стене зажимая рот рукой. И улыбаясь убираю руку и осторожно опускаю свои губы на её.
- С добрым утром, любимая…
Чёрт, меня всего колошматит, когда я представляю, что буду говорить эти слова по-другому. Иначе. Мы будем не просто сталкиваться в коридоре. Мы будем просыпаться вместе. Рядом. Бок о бок. Лицом к лицу. Это будет скоро, очень скоро, я верю.
- Ты сошёл с ума, а вдруг увидят?
- Кто? Думаешь, в этом доме кто-то удивится тому, что я тебя целую?
Подмигиваю ей, а она кивает в сторону двери из которой выглядывает любопытная мордашка её сестры. Машет мне рукой и тут же скрывается.
- Во егоза, она же спала!
- Еще поспит, а ты что так рано подорвалась.
- Я… - Соня опускает глаза, чуть краснея, - завтрак приготовить… тебе… ты же… в школу едешь?
- Еду. Вернее иду. Ты так рано вскочила, чтобы меня накормить?
Кивает, губу закусив, а мне охренеть как приятно. Моя девушка встала пораньше, чтобы сделать мне приятное. Это… Это очень круто.
- Пойдем, там, наверное, уже твоя мама колдует.
- Не, мама знает, что утром я сам. Девчонок сегодня в сад не вести, поэтому она рано не будет вставать. Да и они без сада поднимаются часам к девяти только.
- Ого! У меня Арина пташка ранняя. Особенно в выходные любит проснуться ни свет ни заря.
- Значит по выходным мы с Ариной будем тебя кормить. Я тоже рано встаю.
Идём на кухню. Как я и сказал – там никого. Отец сегодня тоже поедет на студию позже, так что плита и кофемашина в нашем распоряжении.
- Что ты любишь?
- А что тебе проще?
- Мне? – она улыбается, - Мне всё равно, главное, чтобы тебе было вкусно.
- Ну… тогда омлет из пяти яиц с беконом и тостами.
- Из скольких? – Соня делает большие-большие круглые глаза.
- Пять яиц, Соня, пять. Я большой мальчик. И бекон люблю с корочкой. Да, еще можно помидоры.
- Хорошо.
- Да, ладно, давай я сам, я же пошутил!
- Нет уж… не «ясамкай», садись.
- Я пока кофе сделаю, тебе капучино или латте?
- Мне… давай латте.
Готовим завтрак, болтаем обо всем понемногу, потом садимся за стол. Я достаю телефон и вижу несколько входящих от Солнцева. Телефон у меня по ночам на беззвучном, так что…
Что-то мне это не нравится. Совсем. Еще и сообщение вдогонку.
Читаю, и у меня земля из-под ног уходит. И видимо на лице все отражается.
- Что случилось, Дань?
- Ничего… просто… Ты с утра телефон не смотрела?
- Я? Нет… что-то случилось? Плохое что-то, да?
Плохое, не то слово. Просто… кабздец какое плохое.
Встаю, подхожу к Соне, рывком поднимаю её со стула, прижимая к себе. Просто не соображаю, что делаю. Впечатываю её в себя так, словно от этого жизнь зависит. До хруста костей.
- Даня, что…
Не даю ей говорить, впиваясь в рот. Мне просто нужно это сейчас, как воздух, как… Чёрт. Прижимаю её голову к груди, не понимая, что со мной. Точно огромный железный раскаленный кол сейчас вбили в грудь. Это шок. И боль. И ужас. И радость, что она рядом. Рядом!
Что именно вчера они с сестрой переехали ко мне.
Если бы этого не случилось! Если бы она отказалась, я бы не настоял… Если бы мы просто замешкались и решили отложить на пару дней!
Чёрт… чёрт… чёрт!
Отстраняюсь, прижимая ладони к лицу. Твою ж… А-а-а! Сердце рвет на части. Я просто в ярости. Мне сейчас хочется убивать.
Не думая, заношу кулак и с силой долблю в каменную стену оставляя след, разбивая костяшки.
- Даня… - Соня говорит тихо, но в её голосе ужас. И я понимаю, что только испугал свою девочку.
Идиот. Кретин!
Если бы я взялся за её дело раньше, этого всего вообще могло бы не быть! Почему я сразу, узнав, что она ночует в Студии не задался вопросом – а в чем же дело?
- Дань…
- Прости меня, малыш, прости… прости…
Снова в охапку её, снова к груди, опять до боли.
Я мог её потерять. Их обеих потерять!
Господи…
- Даня, что-то случилось, да? Страшное что-то?
- Сонь, пообещай, что ты не будешь плакать, ладно? И волноваться. Всё хорошо. Сейчас ты со мной и всё точно будет хорошо!
- Даня… ты… ты меня пугаешь.
Пугаю, да. Сам понимаю. И не знаю, как ей сказать. Но сказать надо.
- Сонь… утром рано кто-то… в общем… чёрт… в окно вашей комнаты бросили бутылку с… зажигательной смесью.
