Александрия молчит с тех пор, как мы вышли из ресторана, и это заставляет меня тревожиться. О, она была мила с Гейбом и Люси, когда мы прощались, обняла их обоих и поблагодарила за приглашение на ужин. Хотя я был тем, кто пригласил её, но проехали, забудем. Она хотела быть вежливой. Пытаясь произвести хорошее впечатление на моих друзей. Надеясь, что задержится и увидит их снова — что и случится, учитывая, что она дружит с Келли и Джейд.
Такого рода вещи должны повергнуть меня в панику. Во-первых, я не хочу обманывать девушку и заставлять её думать, что у неё есть шанс. Ни у кого раньше не было со мной шанса.
Чёрт, я даже не уверен, есть ли у Александрии он. Я всё ещё нахожусь на стадии выяснения возможностей.
Во-вторых, тот факт, что я даю ей этот особый шанс, когда всё может не сложиться, и мне всё равно придётся сталкиваться с ней позже? Безумие. Опять же, не похоже на меня. Я держу девушек на расстоянии. Я могу трахаться сколько угодно, но стоит им только захотеть увидеть меня снова, позвонить или написать, потусоваться с друзьями или встретиться с ними в баре, собраться вместе на ужин — это большое жирное «нет».
Так почему же Александрия отличается от других? Что заставляет её выделяться среди остальных? И почему, чёрт возьми, я до сих пор не переспал с ней? Я не засовывал руку ей в трусики. Она не делала мне минета, не дрочила мне, ничего. Чёрт возьми, я едва поцеловал её. Чертовски неслыханно.
И ещё хуже, насколько я сейчас волнуюсь. Как только мы сели в мою машину, она притихла. Чувствую себя так, словно сделал что-то не так. Каким-то образом всё испортил. Девушки молчат, когда злятся, когда не добиваются своего, что бы это ни было. Кажется, я сделал что-то плохое, и не знаю, как это исправить.
Обычно мне всё равно настолько, что желания что-то исправлять совершенно не возникает. Вся эта ситуация чужда и неудобна, и мне это чертовски не нравится.
— Так ты действительно собираешься к Стивену на День благодарения? — решаюсь я.
Она даже не смотрит на меня, просто продолжает держать голову отвёрнутой от меня, пялясь в окно.
— Он пригласил меня. Других планов у меня не было. Поэтому да. Собираюсь.
Я умираю от желания точно знать, почему у неё нет больше никаких планов. Где её родители? Они живут далеко отсюда? Я даже не знаю, откуда она родом. До этого я никогда не задумывался спросить об этом, и я отношусь к Александрии так же, как к любой другой девушке, входящей в мою жизнь.
Что доказывает, какой я бессердечный засранец. И я ненавижу это. Раньше меня это никогда не беспокоило, но… чёрт.
— Он всё ещё тебе нравится? — говорю, как неуверенный в себе осёл.
Она бросает на меня уничтожающий взгляд.
— Только как друг.
— Уверена? — остановись, чувак. Остановись, от греха подальше.
— Я здесь с тобой, не так ли?
Мы оба замолкаем. Она продолжает смотреть в окно. Я продолжаю обдумывать каждое её короткое слово и жест. У неё вырывается лёгкий вздох, звук совершенно печальный, и всё. Я не могу этого вынести.
— Ты злишься на меня или что-то в этом роде? — выпаливаю я. Мои губы снова сжимаются, и я мысленно проклинаю то, как чертовски тупо это звучит. Я никогда не был из тех, кто спрашивает девушку, сердится ли она на меня. Мне было всё равно. Обычно я даже надеюсь, что они злятся на меня, потому что это означает, что больше не придётся иметь с ними дело.
Она снова вздыхает, ещё один тихий, печальный звук, от которого у меня болит в груди.
— Я не злюсь. Я просто… трудно объяснить.
Чёрт, теперь я чувствую себя ещё хуже. Что она имеет в виду?
— Я… что-то сделал?
— Нет, совсем нет. Это не из-за тебя, — я смотрю на неё и обнаруживаю, что она тоже смотрит на меня, слабо улыбаясь. — Дело во мне.
И это всё, что она говорит.
Она ничего не даёт. Ни крошки. Она ещё более скрытная, чем я, а я думал, что это невозможно. Я боюсь копнуть глубже в поисках дополнительной информации, потому что знаю, каково это.
И ненавижу это.
Мы молчим несколько минут, пока я веду машину, слышен только шорох дворников, двигающихся по стеклу, стук дождя по машине и тихая музыка радио на заднем плане. В воздухе нет напряжения. Я больше не чувствую себя неловко, но у меня есть ещё один вопрос, который хотелось бы ей задать. Мне нужно знать…
— Не хочешь поехать ко мне? — спрашиваю я совершенно ровным голосом. Внутри же я весь на нервах. Не хочу, чтобы она ответила «нет».
Боюсь, что она, определённо, скажет «нет».
Ещё больше тишины, можно только предположить, что она обдумывает мой вопрос, и, чёрт возьми, я больше не могу этого выносить. Она собирается мне отказать, и да, я говорю, как полный придурок, но ни одна девушка никогда мне не отказывала. Что я такого сделал, чтобы всё испортить? Она будет тусоваться со Стивеном и всеми его отстойными друзьями — ладно, она живёт с этими отстойными друзьями, но, чёрт возьми, она проводит с ними достаточно времени — но не хочет быть со мной.
Это ранит. Сильно.
— Да, — наконец произносит она, её голос такой тихий, сладкий, что такое чувство, словно она шепчет прямо сквозь меня. — Мне бы этого хотелось.
Облегчение разливается во мне, вместе с пьянящим предвкушением. Я набираю скорость, крепко сжимаю руль и практически мчусь домой.
— Я никогда раньше не была наверху, — сообщает она мне, когда я следую за ней вверх по лестнице. Мой взгляд прикован к её идеальной попке, тем более что она находится на уровне глаз. Свитер, который на ней, прикрывает её, но джинсы у Александрии чертовски узкие. Они облегают её стройные бёдра… по всей длине ног, которые, кажется, продолжаются вечно.
Всё, что я могу себе представить, смотря на эти сексуальные ноги, — это как они обвиваются вокруг моей талии, когда я погружаюсь глубоко в её влажное, горячее тело. С трудом сглотнув, поднимаю глаза и ловлю её вопросительный взгляд через плечо. Наверное, это намек, что она ждёт моего ответа.
— Добро пожаловать в моё логово, — подаю голос с плотоядной усмешкой, надеясь, что она рассмеётся.
Она этого не делает. Проклятье.
Наверху лестницы я беру её за руку и веду до двери моей спальни, которая закрыта. Протянув руку, поворачиваю ручку и открываю, махнув рукой, предлагая ей войти первой.
Не говоря ни слова, даже не улыбнувшись, она делает, как я прошу, её рука выскальзывает из моей хватки. Я наблюдаю, как она входит в мою комнату, останавливается в центре, медленно поворачивается по кругу, её широко раскрытые глаза, кажется, пытаются охватить всё сразу, прежде чем встретиться с моими.
— Оно огромно, — выдыхает она.
Желание пошутить «ты сама так сказала» сильно, но я сдерживаюсь. Она ведёт себя так, будто сейчас не в настроении шутить.
К сожалению.
— Меня устраивает, — пожимаю плечами. Я скромничаю. Я знаю, что комната огромная. У Шепа такая же огромная. Этот дом огромен для двух парней, которые используют его только для сна, секса, душа и вечеринок. — Мне надоело делить дом с Шепом. Джейд всегда здесь, и стоит мне прийти домой, они смотрят на меня так, словно не могут поверить, что у меня хватает наглости прервать их семейное блаженство. Это раздражает.
— Похоже на то, — тихо соглашается она, подходя к комоду и проводя пальцами по лежащим там предметам. Флакон одеколона, неглубокая тарелочка, куда я бросаю лишнюю мелочь, копия Биг-Бена, купленная в Лондоне, когда мне было двенадцать, тоже там. — Биг Бен? — интересуется она.
— Это одна из тех вещей, с которой я, кажется, не могу расстаться, — признаюсь. Делает ли это меня сентиментальным? Возможно.
Александрия поворачивается ко мне лицом, облокачиваясь на комод.
— Ты когда-нибудь был там? В Лондоне?
— Да, — я засовываю руки в карманы. — Несколько раз.
— Я тоже, — признаётся она, опускает голову и слишком долго изучает свои ботинки. — Есть много вещей, которые я раньше делала.
Я иду к ней. Облако печали, которое, кажется, окутывает её, чертовски угнетает и меня, и это мне не нравится. Не хочу, чтобы она грустила. Я предпочитаю, чтобы она была резка и полна быстрых ответов, бросая мне вызов, улыбаясь мне, как будто она думает, что я появился на этой земле только для её развлечения.
