В палате я была одна, что наталкивало меня на мысли, что она была «блатная», для своих. Видимо, доктор оказался близким человеком для Зои Павловны, это я поняла уже тогда, когда она обращалась к нему, называя «Мишей».
Мне поставили капельницу в левую руку. Правда, перед тем как установить её, около минуты искали вену. Еще одно мучение, дополнившее все остальные.
Зоя Павловна к этому времени ушла. И я была рада этому.
После пережитого ужаса, я нуждалась в тишине и уединении.
Лежа в больничной палате, я усталым взглядом смотрела в окно, за которым начинался вечер, и мысленно прощалась с Искандером.
Наверняка он уже садился в самолет…
Без меня.
Он прилетит в Москву, и начнет новую жизнь.
Без меня.
Понимание этого скручивало мою душу. И если обезболивающее подействовало на сломанную руку, то на душу оно было никак не в силах повлиять.
Слезы закапали по моим щекам. Я шмыгнула носом.
Одиночество «милосердно» приняло меня в свои ледяные объятия.
Стало так холодно, несмотря на то, что в палате была оптимальная температура воздуха.
Но разве это имело значение, когда сердце и душа были охвачены стужей?
В коридоре послышались шаги.
Сердце, взволнованное этим звуком, несколько раз ударило в ребра. Неужели?…
Дверь в палату открылась, показался Михаил Потапович.
Его уставшее лицо – как печать истинного врача, беспокоящегося о своих пациентах, осветила улыбка.
– Елизавета, ты как? – доктор прошел в палату.
Остановился рядом со мной.
Внимательно посмотрел на капельницу, а потом – на меня.
– Нормально, спасибо, – стараясь скрыть разочарование, я утомленно улыбнулась, – а вы как?
Густые брови врача поползли наверх.
– Вот сколько живу, впервые слышу, чтобы пациент спрашивал о моем самочувствии, – улыбнулся он, – я хорошо, дочка. А ты чего пригорюнилась? Так и болит рука?
Болит. Но не рука.
– Нет, отпустило, слава Богу, – выдохнула облегченно, – а капельники скоро отключите?
– Еще полчасика надо полежать. Нельзя их быстро пускать, так что придется подождать. Потом велю принести ужин, там сегодня рыбку с пюре приготовили. Самое то для косточек.
– Ладно. Спасибо, Михаил Потапович.
– Выздоравливай, – тепло улыбнулся доктор. – Завтра Зоя за тобой приедет. Завтра будет лучше, чем вчера. Непременно так будет.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Я проснулась от запаха жареных оладий.
Не торопясь открыть глаза, я позволила себе покачаться на волнах детских воспоминаний.
Мне семь. За окном – май, а мама на кухне жарит оладья…
Вся жизнь еще впереди, и я не познала ни горечи, ни боли утраты.
Увы, воспоминания растворялись, как сахар в кипятке.
Уже не видишь, но привкус ощущаешь…
Еще несколько мгновений я просто лежала, отчаянно цепляясь за счастливые мгновения, а потом осознание обдало меня отрезвляющей, ледяной волной.
Мне 18. Я уже не девочка. Я полюбила бандита, а он меня нет. За эту любовь мне придется еще долго расплачиваться, и сломанная рука – красноречивое тому напоминание.
Но даже несмотря на боль, я не жалела о том, что была с Искандером.
Любящее сердце, оно такое.
– Лиза, ты проснулась? – бодрый голос Зои Павловны напомнил, что мне пора вставать.
– Да, я скоро! – ответила и поморщилась.
Голос мой был еще слабый. Даже несмотря на то, что я уже который день гостила у Зои Павловны, я никак не могла прийти в норму.
Зоя Павловна сдержала свое слово. Забрала меня к себе.
Квартира у неё была трехкомнатная, уютная. Чистота, порядок. Плетеные корзинки, многочисленные грамоты Зои Павловны, которых она по праву была достойна, заставляли деревянные полки. А еще – кругом были вязаные игрушки. Оказывается, Зоя Павловна была талантлива и в этом.
Прошлепав босиком по полу, я завернула на кухню.
Зоя Павловна как раз разливала чай по чашкам. Сама она выглядела уже не по-домашнему – на ней была юбка и свитер, что наталкивало меня на мысли, что женщина куда-то собралась.
– Хорошо выглядишь, сегодня уже с румянцем, – улыбнулась она мне, кивнула, – садись.
Я медленно опустилась на табурет. Все еще осторожничала. Нет-нет, но голова иногда кружилась, и тело наполнялось слабостью.
– Зоя Павловна, спасибо, – испытывая такую благодарность к этой доброй женщине, от которой щемило сердце, произнесла я, – не знаю, как бы я без вашей помощи.
– А ты не думай – как бы. Считай – Бог послал меня к тебе. Так что Ему – спасибо, а я только рада помочь, – она налила в пиалу яблочное варенье, – попробуем сегодня это варенье. Яблоки кислые были, но сочные! Я сахара побольше бахнула, когда варила варенье. Давай, с оладьями, вкуснее будет!
– Очень вкусно, и даже без варенья, – улыбнулась я, когда откусила кусочек.
Тесто – воздушное, умеренно сладко-соленое, с нотками ванилина…
Но самый главный ингредиент, пожалуй, был любовь.
Всё Зоя Павловна делала с любовью. Мне кажется, свари она просто яйцо, и то бы оно отличалось по вкусу.
– Ты ешь, а я пойду схожу в магазин, надо купить творог тебе. Для косточек, – Зоя Павловна осушила свою чашку чая, поставила в раковину.
– Зоя Павловна, на меня, пожалуйста, не тратьтесь, я и так у вас тут сижу на шее, – краснея от стыда, произнесла я.
Трудно было принимать заботу. Даже несмотря на то, что Зоя Павловна ни разу не упрекнула меня, я чувствовала себя неловко.
Словно была не достойна.
– Лиза, ты мне глупости не говори! Не обеднею я от того, что куплю творог! Зато сколько радости и приятностей! Сготовлю сырники, хочешь? – она с улыбкой посмотрела на меня. – Вижу, что ты бы не отказалась. Вот и хорошо! Я недолго, Лиз. А ты не вздумай посуду мыть! Успеется! Руку береги. На вот, лучше телевизор посмотри. А я пойду, куплю свежий творог, сегодня привоз. Надо торопиться, а то разберут.
Зоя Павловна нажала на кнопку телевизора. Чмокнула меня в щеку и, бросив на ходу: «сама закрою», ушла.
А я продолжила есть и бесцельным взглядом смотрела на экран тв. Тут как раз начались наши местные новости. Скукота.
Можно было переключить на другой канал, но желания встать из-за стола у меня не было.
Откусив очередной кусочек, я зачерпнула ложкой яблочное варенье. Зажмурилась от удовольствия, когда почувствовала сладость с едва уловимой, приятной кислинкой.
А потом обеспокоенный женский голос привлек мое внимание, и я, позабыв обо всем, уставилась в экран тв.
– Сегодня на городском центральном рынке была обнаружена страшная находка, – голосом, как из ужастиков, сообщала темноволосая ведущая. – Рядом с одной из палаток обнаружили молодого мужчину с многочисленными переломами. Позже была установлена личность пострадавшего, это – Васильев Иван, 1978 года рождения. По данным, которые передали нам врачи, у пострадавшего сломаны все пальцы на руках, а так же имеется переломы ног и рук. Вот что рассказывает одна из продавщиц, возле палатки которой обнаружили мужчину.
На экране показалось бледное лицо тети Веры.
Я перестала дышать. Вцепилась пальцами левой руки себе в колено. Стало больно, но я проигнорировала эту боль.
– Я пришла, и увидела его, он лежал без сознания, – дрожащим голосом произнесла она.
– У вас есть предположения, почему пострадавший лежал рядом с вашей палаткой? – поинтересовалась ведущая.
Лицо тети Веры показали крупным планом, и я увидела, как оно помрачнело и стало белее белого.
– Нет, никаких предположений, – бесцветным голосом ответила она.
Далее ведущая еще что-то говорила, а я, оглушенная, не могла нормально вздохнуть.
Иван… Переломы… Палатка тети Веры…
Не думаю, что так много совпадений могли произойти просто так.
Сердце странно забилось в груди, и меня прошиб пот.
С каждым новым вздохом, мою грудь наполняло пониманием, что все случившееся – дело рук Искандера.
Значит, он узнал…
Только каким образом, хотя, впрочем, для такого человека, как Искандер, разве это было проблемой?
