эмоционально не выдерживаю этот накал.
Последнее, что я чувствую, перед тем, как выключиться, как все еще продолжающий двигаться во мне Ящер, сцеловывает мои слезы, выступившие на глазах.
Открыв глаза, понимаю, что еще темно. Бра выкручен на минимум, и свет падает только на тумбочку.
Я лежу на разобранной постели. Смутно припоминая, что чувствовала, как Денис вытаскивает из-под меня покрывало и перекладывает меня на подушку. Жемчуг приятно холодит кожу.
Во сне, где я спасалась от перегорания, я, видимо, переползла на Гордеева, спящего, забросив правую руку за голову. Левую, я, скорее всего, ему отлежала, оккупировав плечо.
Осторожно пошевелившись, оцениваю свое состояние как «укатанное». Пирожочек снизу тоже жалуется, что его нафаршировали до отказа. Киску печет, но разомлевший мозг и размякшее тело отказываются считать это негативным фактором.
Вспомнив, что предшествовало, провалу в сон, чувствую слабый спазм внизу живота. Господи, неужели я настолько ненасытная?
Ведь с бывшим такого не было, это называется «вошла во вкус»?
Привыкшие к полумраку глаза выхватывают картину, от которой у меня перехватывает дыхание. Сбившееся в ногах одеяло не скрывает от моего взгляда ничего.
Мужское смуглое тело в татуировках, бугрящиеся мышцы на груди, плоский живот с дорожкой волос, указывающей стрелой на лежащий у Дениса на бедре толстый пресыщенный член. Моя белая, закинутая на Гордеева нога, почти касается коленом головки, лишь слегка выглядывающей из крайней плоти.
Мерно поднимающая грудь Ящера подсказывает, что он спит. Пока он не видит, я могу себе позволить самую малость.
Я поглаживаю его грудь, провожу рукой до твердого, словно гранит, живота, потираюсь о его бок сосками и, разумеется, нарушаю его сон.
Он ничего не говорит, я понимаю, что хищник проснулся, лишь по изменившемуся ритму дыхания. Молчание Дениса я решаю принять за разрешение и опускаю руку ниже, запутываясь пальцами в жестких волосках, обхватываю двумя пальцами толстое основание ствола.
Гордеев лишь поворачивает голову и зарывается носом мне в волосы, позволяя мне это самоуправство. Не поднимая на него глаз, я провожу ладошкой вдоль члена и дойдя до конца, слегка сдвигаю крайнюю плоть.
Не смотрю на Дениса не из ложного стыда, а потому что боюсь того, что он может прочитать в моих глазах. Прячу лицо в волосах и утыкаюсь ему в подмышку, не переставая нежно, но настойчиво стимулировать ствол.
Мои пальцы накрывает теплая ладонь Гордеева и направляет меня, задает ритм. Внизу живота вспыхивают искорки и образуют вихрь, пробуждая сосущее чувство, требующее утоления.
Когда я пальцем осторожно поглаживаю оголившуюся головку, размазывая выступившую капельку, Денис резко опрокидывает меня на спину.
Мои пересохшие губы увлажняет его поцелуй, далеко не нежный, но я ведь и не ждала нежности, не так ли. Продолжая меня целовать, царапая отросшей щетиной, Ящер тискает, сжимает и добирается до самого главного.
Я с готовностью раздвигаю бедра, но отекшая, хоть и влажная дырочка, с трудом пропускает только один палец. С шумом втянув воздух сквозь зубы, Гордеев роняет голову и утыкается мне в шею.
— Блядь, Ксюша, не делай из меня мудака. Тебе будет больно, — бормочет он зло.
Скорее всего, он прав, но что мне делать с возбуждением, от которого уже ломит тело?
— Я хочу, — сипло настаиваю я, и Денис на пробу шевелит пальцем, вырывая у меня шипение.
— Нет, Ксюш. Может, утром, — с сомнением говорит он и откатывается от меня.
Это, что? Мне опять не дали? Он продолжит спать?
У него же стоит, как солдат на посту!
Потеряв всякий страх, я провожу короткими ногтями его плоскому животу, обвожу пальцем завиток татуировки и… добиваюсь гневного рыка. В одну секунду этот монстр заворачивает меня в одеяло.
— Ты и так завтра ходить будешь как кавалерист. Уймись, женщина! — рявкает он.
Повозившись в плотном кульке, я наконец освобождаю руку и ползу к краю кровати.
— Ты куда?
— Мне нужна сумка, — ворчу я.
— Зачем? — удивляется Гордеев.
А я не решаюсь ему сказать. Я ведь боюсь попробовать, но если не с ним, то, наверное, ни с кем.
Понаблюдав за моими потугами справиться с непослушным телом, Денис подает мне желаемое.
На его глазах я выуживаю из сумки бархатный мешочек, который, судя по вспыхнувшему взгляду, Гордеев узнает.
Более того, его член голосует за мою идею, это видно невооруженным взглядом.
— Ты уверена? — зачем-то спрашивает он, хотя я уже вижу, что он готов распечатать мою попку.
— Нет, но я тебя хочу, — бесхитростно отвечаю я.
Денис смотрит на меня долгим нечитаемым взглядом, потом притягивает к себе и дарит мне самый сладкий поцелуй, который будто душу из меня достает. Я плавлюсь в его руках, ощущая, как он разматывает одеяло на мне, поглаживая каждый сантиметр кожи. Он ласкает пальцами чувствительную грудь, поглаживает подрагивающий живот, сминает ягодицы и укладывает на спину.
Когда он отрывается от моих губ и заглядывает в глаза, я понимаю, что пропала.
Денис ласкает меня всю, покрывает поцелуями горло, плечи, грудь.
Облизнув соски, он дует на них, любуясь крепкими горошинами, и посасывает их, заставляя меня выгибаться дугой от пронзающих тело молний.
Остро. Жарко. Томяще. На грани.
Я вся оголенный нерв.
Тянусь к нему, как намагниченная, в неутоленной жажде пить его дыхание, прикасаться, чувствовать его всей кожей, сплетаться телами. Тугая спираль внизу живота закручивается все сильнее. От поглаживаний внутренней стороны бедра грубоватой ладонью, я шалею. Ноги дрожат. Поцелуй в сгиб бедра активирует дикие картины в воспаленном воображении, поражающие своей развратностью. Измученная дырочка пульсирует все сильнее, но Гордеев лишь слегка задевает складочки ребром ладони, лишь заводя меня еще больше. Возбуждение набирает космические обороты.
Задыхаюсь. Захлебываюсь в эмоциях.
Мне кажется, я не выдержу. Это глубже, сильнее, чем сам секс.
Сейчас я почти ненавижу Дениса за эту сладкую пытку. Горю, впиваясь пальцами в его напряженные плечи. Почти наверняка оставляя царапины, когда Гордеев прикусывает нежную кожу над венериным холмом. Язык змея-искусителя кружит по всем эрогенным зонам кроме самой главной, и это сводит с ума.
Меня уже всерьез колотит, когда Денис поворачивает безвольную, почти растерявшую остатки разума меня на живот.
Шорох выдвигаемого ящика, и на покрывало рядом со мной падает тюбик со смазкой. Легкий страх перед неизвестностью не задерживается, его смывают новые ласки.
Твердые пальцы впиваются в упругие ягодицы, жадно сминая и тут же поглаживая, словно извиняясь. Жду, что вот сейчас меня накроет матерое тело, но Гордеев решает поработить меня окончательно, хотя я и так не смогу сказать «нет». Он
