***
После того как Нико встал, чтобы взять салфетки и вытереть меня, он снова забрался на кровать рядом со мной и притянул меня к себе.
Долгое время нас окружает тишина, пока наше сердцебиение приходит в норму, и мы прижимаемся друг к другу, чтобы поддержать.
Минуты идут. В гостиной раздаются голоса, но нас никто не беспокоит, а Нико не проявляет никакого желания идти и с кем-то разговаривать.
В конце концов, мысли, кружащиеся в моей голове, становятся слишком сильными, и мне приходится нарушить молчание.
— Ты хочешь поговорить об этом? — шепчу я. Несмотря на то что я говорю тихо, его тело все равно вздрагивает подо мной.
— Смотря о какой части ты говоришь. О том, что моя мать — лживая предательница, или о том, что моя девочка состоит в одной из самых известных банд Америки.
Я задерживаю дыхание, чтобы ответить, но быстро понимаю, что сейчас мне нечего сказать ни на ту, ни на другую тему.
— Если подумать, то я предпочитаю тишину.
Нико осторожно переворачивает меня на спину, отстраняя от себя, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Что ты о нем знаешь? — спрашиваю я, нуждаясь в чем-то. — Кроме всей этой херни с бандой, — добавляю я.
Нико на минуту задумывается.
— Лучшим человеком, с которым можно поговорить обо всем этом, будет Стелла.
Я удивленно поднимаю брови.
— Стелла, но почему? — Но, когда это последнее слово слетает с моего языка, я отвечаю на свой собственный вопрос. — Она там жила.
— Гален был там некоторое время, помогал с делами.
— Она их знает?
— Не знаю, но она знает о них так, как никто из нас. Все, что я знаю, — это слухи и сплетни.
Я киваю, понимая, что он, вероятно, не хочет рассказывать мне все, что услышал.
— У Виктора есть и другие дети. Мальчики, насколько я знаю.
У меня перехватывает дыхание. — У меня есть братья?
— Да, детка. У тебя есть. Я знаю, что все это нелегко принять, поверь мне, я знаю. Но что бы ты ни хотела со всем этим сделать, я просто хочу, чтобы ты знала, что я рядом, хорошо? Если ты хочешь забыть обо всем этом, то мы отодвинем это в сторону. Если ты хочешь принять это, я тоже буду рядом с тобой.
— Мама сказала, что Брэда послали найти детей, вовлеченных во все это. Я не могу игнорировать это, если кто-то ищет меня. — Обеспокоенность охватывает Нико, когда он обдумывает мои слова. — Мы знаем, кто за этим стоит?
Он качает головой. — Мы можем узнать. Все это уже в прошлом, так что, надеюсь, что это просто кто-то решил покопаться, и беспокоиться не о чем.
Как бы мне ни хотелось с этим согласиться, я думаю о нашей жизни. Неужели нам действительно так повезет?
Когда между нами снова повисает тишина, Нико хмурит брови еще сильнее.
— Поговори со мной, — умоляю я, протягивая руку, чтобы разгладить линию его беспокойства.
— Я не могу поверить, что это была она. И он. Я должен был это предвидеть. С тех пор как умер отец, она стала просто холодной, бессердечной коровой. Это должно было быть очевидно.
— Нет, Нико. Это не твоя вина, — уверяю я его, ненавидя то, как он себя корит.
— Если бы я не потерял себя, как после той ночи, может быть, я бы увидел…
Наклонившись вперед, я упираюсь своим лбом в его.
— Нико, это ее вина. Не твоя. Она предала вас всех, а не наоборот.
— Она убила его, Сирена. Вся та ночь случилась только потому, что она сказала им, где мы и что делаем. Засада в «Поместье» была устроена из-за них. Кристос узнал, где вы были, и рассказал ей. — Его хватка на мне усиливается. — Он, блядь, сказал ей и послал их за вами. Что за женщина так поступает со своими детьми?
От вида слез, наполняющих его глаза, мое сердце разрывается на две части.
Почти всю свою жизнь я задавала себе подобные вопросы. Что я такого сделала, чтобы моя мать возненавидела меня настолько, что позволила мне едва выживать, как это делали мы?
Я понимаю его боль больше, чем могу выразить, и чувствую ее так же остро.
— Ты ничего не сделал, — говорю я, проводя большим пальцем под его глазом, когда слеза наконец падает.
Смотреть, как он ломается, чертовски больно, но я полна решимости быть всем, что ему нужно, поддерживать его в вертикальном положении, даже когда я борюсь со своим собственным дерьмом.
По отдельности мы оба можем упасть. Но вместе мы сильны. Так чертовски сильны.
— Мы сильнее женщин, которые нас родили, Нико. Мы не продукт их ошибок. Мы можем делать добро, очень много добра, и мы можем быть теми, кем хотим быть, несмотря на их влияние на нашу жизнь.
— Семья — это гораздо больше, чем кровь. Это преданность и смех. Это совместные страдания и боль, а также поддержка, когда кажется, что человек вот-вот упадет. Семья — это то, что вы создали, и ты, вероятно, согласишься, что у нас она чертовски эпическая. И к черту всех, кто им угрожает. Кто угрожает нам. Кто…
Тихий стук в дверь прерывает мои слова.
— Извините, что прерываю, но у нас есть работа, Ник, — говорит Тео с другой стороны двери.
Нико напрягается в моих объятиях.
— Дело не в том, что случилось в прошлом. Речь идет о будущем, к которому мы должны стремиться. Ради Калли и твоей племянницы, ради Тео как будущего босса, ради тебя как его правой руки. Это ради нас и ради того, каким может быть наше будущее.
— Это ради твоего отца, Нико.
— Блядь, детка, — прохрипел он, крепко обхватывая меня руками и прижимая к своей груди. — Я чертовски люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — шепчу я ему на ухо. — А теперь иди туда и закончи это. Пришло время отомстить. Посмотри этому ублюдку в глаза и вышиби ему мозги за ту боль, которую он причинил нашей семье.
— Ты действительно умеешь подбирать слова, Сирена, — говорит он, отстраняясь от тепла моей кожи с улыбкой, играющей на его губах.
— Мне бы не хотелось тебя разочаровывать, — поддразниваю я.
— Это невозможно.
— Нико, нам нужно уезжать, — огрызается Тео.
— Я, блядь, слышал тебя. Дай мне минутку.
— Ей понадобится больше времени, чтобы найти твой крошечный член. Оставь это на потом. Если повезет, она может даже облизать его в честь праздника.
— Пошел ты, кузен.
— Он не успел потрахаться до того, как пришел сюда, — уверенно говорю я. — Обычно он не такой энергичный.
— Убийство членов своей семьи может испортить настроение даже самому хладнокровному засранцу, — говорит он громко, чтобы Тео услышал.
— Две минуты, или ты уйдешь в одних боксерах, — предупреждает Тео.
— Требовательный мудак, — бормочет Нико, наконец поднимаясь с кровати.
Я сижу и наблюдаю, как он сбрасывает свои спортивные штаны в пользу костюма.
Перемены в его характере по мере того, как он одевается, просто поразительны. С каждым новым элементом черной одежды, клянусь, его присутствие становится все более доминирующим, контролирующим, свирепым и опасным.
И я бы солгала, если бы сказала, что не сижу здесь и не пускаю слюну на своего мужчину.
Заставляет меня задуматься, насколько испорчена моя ДНК, чтобы испытывать такое влечение к мужчине, который собирается выйти и…
— Сирена? — говорит он, отвлекая меня от мрачных мыслей.
Облизав пересохшие губы, я сглотнула и подняла на него глаза.
— Я произнес твое имя четыре раза. Какие-то проблемы? — Ухмылка на его лице говорит о том, что он точно знает, в чем моя проблема.
— Нет, просто… возвращайся скорее.
— Поверь мне, — говорит он, подходя к кровати и беря мой подбородок в руку. — Я не намерен оставаться вдали от тебя дольше, чем это необходимо.
Я смотрю на него с замиранием сердца.
— Я бы хотела пойти с тобой, — признаюсь я. Мне противна мысль о том, чтобы отправить его делать это одного. Ну, не одного. Просто… без меня.
— Я окажусь между твоих бедер раньше, чем ты это поймешь.
— Это обещание, мистер Чирилло?
— Чертовски верно.
Он поднимает меня на ноги и заставляет мои колени ослабеть от еще одного обжигающего поцелуя, после чего прижимает меня к себе и направляется к двери, чтобы присоединиться к остальным.
