Честно говоря, звучит ужасно. Особенно если учесть, что мама у бабушки, как ребенок, всегда была на третьих ролях. А сегодня утром я случайно подслушала, как папа в присущем ему ледяном тоне отчитал бабушку, да так, что у меня чуть уши в трубочку не свернулись. Честно говоря, атмосфера у нас дома еще никогда в жизни не была настолько нервной. Воздух просто пропитан агрессией.
Вот и получается, что и дома все пошло по одному месту, и в школе.
— Ты мне врешь, — мама печально улыбается и подсаживается ближе. Сжимает мою ладонь в своей. — Я знаю, что дома у нас сейчас не самые лучшие времена, Майя. И мне самой очень и очень жаль, что все вот так получается.
— Мне кажется, что бабушке нравится тебя доводить, — все же смотрю маме в глаза. — Она будто специально к нам напросилась, чтобы испортить всем жизнь, — всхлипываю.
Если раньше я от любой непогоды во внешнем мире могла спрятаться дома, то теперь у меня забрали эту возможность.
— Это ненадолго, моя Фиалочка, — мама гладит меня по голове.
— Я слышала, как папа сказал, что она тобой манипулирует, мам.
— Так и есть, наверное, — мама вздыхает. — Но и бросить ее одну я тоже не могу. Найти сиделку даже у мамы в деревне не проблема. Но у нее серьезная травма, а хороших врачей там нет.
— Я знаю, — поджимаю губы, едва сдерживая слезы.
Все смешалось. Я уже сама не понимаю, с чем связаны мои слезы. С тем, что дома стало плохо, или с тем, что в школе стало просто ужасно. Все из-за Мейхера. Как только он появился, моя жизнь и правда начала медленно превращаться в ад. Я жутко перенервничала. До сих пор чувствую его пальцы на своей шее. Не знаю, как у меня хватило смелости вообще ему что-то говорить. Ведь морально меня очень подкосило из-за этого бойкота. Но правда в том, что я говорила с ним искренне. Мне его жаль. С ним действительно что-то не так. Люди не могут быть вот такими просто потому, что так решили. Это за них кто-то решил. Подтолкнул. Спровоцировал. Мейхер именно такой. Трусливый и слабый. Не смог пойти наперекор легкому пути. Не смог...
— Майя, — мама обхватывает ладонями мои щеки, — не плачь, — прижимает к себе и гладит по спине. — Все будет хорошо. Не обращай на бабушку внимания.
— Ага.
— Я всегда с тобой и очень тебя люблю.
Слышу мамин шепот. Улыбаюсь.
— Откуда опять синяк?
Отрываюсь от мамы, вытираю слезы с щек. Размываю их по лицу и смотрю на свое колено. Это Варька постаралась. Подружка Пономаревой. Специально толкнула меня на физре, а потом еще и подножку подставила. Марат быстро материализовался рядом и отогнал этих гиен. Я сначала решила, что это Мейхер им приказал, но потом поняла, что его вообще в зале не было. Он прогулял урок.
— На физре грохнулась.
— Горе ты мое. Давай я тебе мазь принесу.
— Давай.
***
Утром папа отвозит меня в школу лично. Без водителя. Мы болтаем всю дорогу.
В гимназию захожу с опаской, но не успеваю переступить порог, как меня зовет Антон. Улыбается. А буквально вчера держался на расстоянии. В классе происходит то же самое. Все со мной здороваются, улыбаются. Прямо как раньше.
Ну да, Арс же сказал, что все станет как было. Вот и стало. У одноклассников не хватает духа идти против Мейхера, не хватает совести улыбаться мне в лицо после всего.
Занимаю свое место и вытаскиваю тетрадь. Звонок уже прозвенел, но учитель еще не пришел.
— Так, я не поняла, Варька где? — верещит Пономарева. Ее любимой фаворитки и правда до сих пор нет.
— Варвара у нас больше не учится, — оповещает заходящая в класс Марта.
— В смысле? — Лиза выпучивает глаза. — Че за прикол?
— Ее родители еще утром забрали документы из гимназии, — поясняет классная.
Лиза хлопает своими глазищами, ребята начинают шушукаться, все в шоке.
Перевожу взгляд на Арса. Все удивлены. Все, кроме него. Он словно и так знал, что Вари сегодня не будет. Ни сегодня, ни когда-либо еще.
Пялюсь на него, пока он не поворачивает голову. Сталкиваемся взглядами. Арс берет телефон, что-то набирает, а на мой сразу после этого падает сообщение. Чувствую, как холодеют кончики пальцев. Открываю это послание.
«Как твоя коленка?»
Откуда он знает? Его же даже на физре вчера не было…
Моргаю. Поднимаю голову. Замечаю Мейхеровскую ухмылку. Мгновенно сопоставляю происходящее. Вчера Варя толкнула меня в спортзале, я разбила колено. Сегодня ее родители забрали документы из школы, а Мейхер интересуется, как моя нога?
Быстро печатаю:
«Это ты сделал?»
Ответ приходит мгновенно:
«Она нарушила правило. Тебя нельзя трогать. Никому нельзя трогать, Майя».
***
Напрягаюсь пуще прежнего. Холодеют теперь не только пальцы, все тело покрывается корочкой льда, образуя вокруг меня кокон. Стеклянный, заглушающий посторонний шум. Звуки вокруг смазываются. Предельно четко и громко я слышу лишь биение собственного сердца. Оно колотится, как птица в клетке. Хочет вырваться на свободу из того кошмара, в который его погрузили. Какой-то месяц, а моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Могла ли я вообще когда-нибудь подумать, что такое возможно?
Нервно скребу ногтями по ноге под партой. Снова смотрю на Арса. Теперь украдкой. Так, чтобы он не заметил. И он не видит. Отвлекается на мобильник. Ухмылка на его лице все еще присутствует.
Тебя нельзя трогать. Никому нельзя трогать, Майя!
Это послание набатом звучит в голове. Что он имеет в виду? Что вообще происходит?! Он сошел с ума окончательно? Эта его фраза отлично подойдет какому-нибудь маньяку. Может быть, Мейхер — психопат? Самый настоящий психопат…
Весь урок дергаюсь. Жду звонка как манны небесной.
Уровень тревоги достигает каких-то космических размеров. Улыбающиеся одноклассники кажутся подозрительными. Это очередной план? Арс что-то задумал, а они снова ему подыгрывают? Сколько это будет продолжаться? Может быть, мне по примеру Вари, просто сменить школу и избавиться от проблем? От Мейхера избавиться, потому что все мои проблемы начались с его появлением. Чтоб он провалился!
Бросаю взгляд на Веру. Нас рассадили в том году, но, так как Мейхер пришел первый и уселся за мою парту, я сегодня решила сбежать на соседний ряд. Находиться с ним так близко сегодня выше моих сил. Я до сих пор не отошла от того, что произошло в душевых. Как ни старалась быть сильной там, морально я уничтожена. Поэтому сижу одна. Мельникова — с Марком.
Встречаемся с Верой глазами случайно. Вижу, как она вздрагивает, как краснеет, и именно в этот момент вся моя тревога трансформируется в злость. Как она могла? За что?
Неотрывно смотрю на нее. Прямо в глаза. Пристально. Не моргая.
Наблюдаю за тем, как ее алые щеки белеют. Вера поджимает губы, вцепляется в свою тетрадь, а потом не выдерживает и отводит взгляд. Прячет свои бесстыжие глаза.
Тяну подбородок к потолку. Дышу через нос, а из ушей вот-вот пар повалит.
Необъяснимо для себя самой снова смотрю на Арса. Он это чувствует. Поднимает глаза и расплывается в нахальной улыбке. Поворачивает голову в сторону Веры, и его улыбка становится шире. Такая откровенная издевка на его лице в этот момент, что хочется запустить ему в башку книгой.
— Изыди, — произношу себе под нос, сжав пальцы в кулаки.
— Так, все помнят, что через три дня у нас каникулы, на которых мы всем классом едем в Петербург?
Голос Марты отрывает от размышлений.
Отгоню этого демона в другой раз. Концентрирую все свое внимание на классной.
— Двое суток мы с вами пробудем в Северной столице. Отель уже забронирован, экскурсионная программа утверждена. Мама Лейлы Сафиной поедет с нами от родительского комитета. Списки необходимых вещей выдам на классном часе по окончании четверти.
— Марта Витальевна, — Беляков тянет руку, — а че за отель? Нормальный же?
— Да-да, хочется знать заранее, — подключается Пономарева, — чтоб была возможность забронировать себе что-то получше, — хихикает.
