Ознакомительная версия.
— Ну ты как, нормально?
— Самой не верится, сколько раз я сегодня плакала.
— Я тоже.
Хедли сразу стало ужасно стыдно. У него‑то куда больше оснований для слез.
— Прости, — тихо проговорила она. Он улыбнулся краешком губ:
— Не зря советуют всегда брать носовые платки на свадьбы и похороны.
Хедли невольно засмеялась:
— Мне никогда в жизни не предлагали носовых платков! В крайнем случае — бумажные.
Они снова замолчали, но молчание это было очень уютное, не такое, как возле церкви. К гостинице одна за другой подъезжали машины, заставляя их щуриться от света фар.
— Ты‑то сам в порядке? — спросила Хедли.
Он кивнул:
— Что мне сделается?..
— Там у вас все прошло хорошо?
— Нормально… для похорон.
— Ох, конечно!.. — Хедли закрыла глаза. — Прости.
Оливер приблизился к ней, задев коленом ее ногу.
— И ты меня прости. За все, что я нес о своем отце…
— Ты был расстроен.
— Я злился.
— Тебе было грустно.
— Было, — согласился он. — И сейчас грустно.
— Он же твой отец.
Оливер снова кивнул.
— Иногда я жалею, что не смог, как ты, высказать ему все, что думаю, пока было еще не поздно. Может, тогда все сложилось бы по‑другому. Столько лет мы не общались… — Он встряхнул головой. — Обидно теперь.
— Ты не виноват, — попыталась его успокоить Хедли.
Ей вдруг пришло в голову, что она даже не знает, отчего умер отец Оливера. Ясно только, что это случилось неожиданно.
— Жаль, времени вам не хватило.
Оливер попытался ослабить узел галстука.
— Не уверен, что это что‑то меняет.
— Меняет, — возразила Хедли севшим голосом. — Так несправедливо…
Оливер, усиленно моргая, отвернулся.
— Это как с ночником, — произнесла Хедли.
Оливер покачал головой, но Хедли упрямо продолжала:
— Может быть, главное не то, что он сначала не хотел тебе помогать, а то, что потом все‑таки помог. — И прибавила совсем тихо: — Может, вам обоим всего лишь нужно было еще немного времени, чтобы понять друг друга.
— Знаешь, — продолжил Оливер, помолчав, — а ночник все еще там. Когда я уехал учиться, в моей комнате сделали комнату для гостей и почти все вещи убрали на чердак. Но я видел там ночник, когда забрасывал домой сумки. Спорим, он давно не работает.
— Спорим, работает, — возразила Хедли.
Оливер улыбнулся:
— Спасибо тебе.
— За что?
— Вот за это. Наши сейчас все дома, а я вдруг почувствовал: не могу больше. Нечем дышать.
Хедли кивнула:
— Мне тоже захотелось на воздух.
— Мне просто нужно было… — Он снова умолк, потом покосился на Хедли: — Ничего, что я приехал?
— Конечно! — Она ответила слишком быстро. — Особенно после того, как я…
— Что?
— Явилась незваная к вам на похороны. — Хедли вздохнула от одного этого воспоминания. — Правда, у тебя и без меня там было общество.
Оливер нахмурился, уставившись на свои ботинки. И наконец понял, о чем речь.
— А… Это просто моя бывшая подружка. Она знала папу. Ну и беспокоилась за меня. Но она пришла просто как друг семьи, честно.
У Хедли словно тяжелый груз с души свалился. Она сама даже не догадывалась, как сильно хотела, чтобы это оказалось правдой.
— Я рада, что она пришла, — искренне сказала Хедли. — Что ты был не один.
— Ну да, хотя она‑то мне не оставила никакого материала для домашнего чтения. — Оливер похлопал по книжке.
— Ну и, наверное, не заставляла тебя с ней разговаривать.
— И не придиралась к моему произношению.
— И не явилась, куда ее не приглашали.
— Ну, это нас обоих касается, — напомнил Оливер, бросая взгляд через плечо на швейцара, который с подозрением посматривал на них. — А почему ты тут сидишь?
Хедли пожала плечами.
— Опять клаустрофобия напала?
— Нет, — ответила Хедли. — Вообще‑то клаустрофобия меня сегодня не особо мучает.
— Ты представляешь себе небо?
Хедли искоса посмотрела на него:
— Весь день только о нем и думаю.
Оливер запрокинул голову:
— Я тоже.
Незаметно они придвинулись друг к другу поближе, хоть и не вплотную, но просунуть ладонь между ними сейчас было бы очень трудно. В воздухе пахло дождем. Несколько курильщиков, стоявших поблизости, затушив сигареты, направились в гостиницу. Швейцар смотрел на небо из‑под козырька форменной фуражки, а полотняный навес над входом хлопал на ветру, словно хотел взлететь.
На колено Хедли уселась муха, но она не сделала никакой попытки ее спугнуть. Муха, потоптавшись на месте, снова улетела — так быстро, что и не уследишь.
— Интересно, она посетила Тауэр? — спросил Оливер.
Хедли недоумевающе оглянулась.
— Это же наша попутчица, — улыбнулся он. — Она летела без билета.
— А, точно! Я думаю, посетила. А сейчас небось отправилась прошвырнуться по ночным клубам.
— После целого дня беготни.
— До‑олгого дня…
— Жутко долгого, — подтвердил Оливер. — Не знаю, как ты, а я в прошлый раз заснул во время того дурацкого мультика про утят.
Хедли засмеялась:
— Неправда! Ты потом еще раз заснул. У меня на плече.
— Не было этого!
— Было‑было! — Она толкнула его коленкой. — Я точно помню!
Он улыбнулся:
— Тогда, наверное, ты помнишь и то, как ты сцепилась с той тетенькой перед отлетом?
Тут наступила очередь Хедли скорчить возмущенную физиономию.
— Что значит сцепилась? Я просто попросила ее присмотреть за моим чемоданом — вполне естественная просьба.
— Или потенциальное преступление, это как посмотреть. Твое счастье, что я тебя спас.
— Ага! — засмеялась Хедли. — Мой рыцарь в сверкающих доспехах!
— К вашим услугам!
— А ты можешь поверить, что все это было только вчера?
Клочок неба над головой пересек еще один самолет. Хедли прислонилась к Оливеру, и они проводили взглядом яркую точку. Оливер осторожно отодвинул Хедли, встал и предложил ей руку.
— Потанцуем?
— Здесь?
— Вообще‑то лучше внутри. — Он окинул взглядом покрытые ковром ступеньки, бдительного швейцара и длинную вереницу машин у входа. — Хотя… почему бы и нет?
Хедли встала, расправила юбку, а Оливер принял позу профессионального танцора: одна рука на спине партнерши, другая поддерживает ее руку. Все это он проделал с самым серьезным лицом, и Хедли, смущенно улыбаясь, замерла в его объятиях.
— Я не умею так танцевать.
— Я тебя научу, — ответил Оливер, но они не двинулись с места. Стояли, будто ждут, когда заиграет музыка, и безудержно улыбались. От руки Оливера по спине Хедли мурашки, ее словно било электрическим током, а голова кружилась от внезапной близости. Наверное, похожее чувство испытываешь, когда падаешь с высоты или когда вдруг, стоя на сцене, забываешь слова песни.
Ознакомительная версия.
