Надежда Сергеевна услышала шуршание гравия на дорожке, и через секунду Ксения поднырнула под виноградный свод.
— Привет, — сказала она. — Я так и знала, что ты здесь. Медитируешь?
Какая чуткая, в который раз подумала Надежда Сергеевна. Что-то подозревает, но не знает что.
— Если мое занятие можно назвать столь модным словом, то да, — Надежда повернулась к подруге. — А вообще-то я сижу и любуюсь — какое хорошее утро.
— Тебе что-то прислали из Германии, я слышала? — спросила Ксения, внимательно глядя на нее.
— Ты уже зна-аешь, Ксана, — усмехнулась Надежда. — Тебе уже сказали.
— А как же, я должна знать о вас все.
— Да, прислали. Мой давний коллега вспомнил прошлое, — Надежда сделала ударение на слове «прошлое». Она хотела, чтобы Ксана сосредоточилась на нем. — Пишет, что нашел старые фотографии с конгресса археологов и рука сама потянулась к бумаге.
— Иван о нем знает? — полюбопытствовала Ксения и сощурилась.
— Ксана, — Надежда едва не расхохоталась. Получилось! — Он знает, но это совсем не то, о чем ты думаешь. — Даже сейчас она не могла лгать. Никогда не умела и повторила: — Мы просто коллеги. Он подал знак, что еще помнит меня, прислал знаменитый горький швейцарский шоколад. Хочешь?
— Швейцарский? — Ксения Петровна слегка нахмурилась. Это слово чем-то встревожило ее, но сейчас голова была занята другим, поэтому она отмахнулась от неясной тревоги.
— Он самый лучший, — заторопилась Надежда, вынула из сумочки плитку и раскрыла шуршащую фольгу.
Ксения Петровна взяла кусочек. Положила в рот, но не сосредоточилась на вкусе.
— Ага, а еще он тебе прислал что-то?
— Письмо.
— Ладно, — сказала Ксения. — Ты отдыхай, а мне пора. Привет Ивану. Он как?
— В порядке, — Надежда кивнула. — Сочинительствует, — добавила она и заметила, как дернулись губы Ксении. Но, похоже, ее занимали слишком срочные дела, и она не спросила, что именно сочиняет Никаноров.
— Мне пора, — Ксения встала.
— Пора, — тихо повторила Надежда Сергеевна, когда подруга вышла из беседки. Она почувствовала, как на спине выступил холодный пот. Привалилась к стенке и закрыла глаза.
Все хорошо, все нормально, говорила она себе. От шоколада во рту осталась горечь. Интересно... а они... горькие? Очень? Иван всегда любил горькое. Перец, аджику, горчицу — мысленно перечисляла Надежда Сергеевна. Знакомые, домашние слова успокаивали. Она тихонько, с облегчением в душе, засмеялась — Ксения не знает, что еще подруга получила в посылке.
Надежда Сергеевна отвела руку подальше от глаз, желая рассмотреть, который час. О, уже пора возвращаться к Ивану. Он наверняка закончил и ждет, чтобы жена прочитала.
Странно, думала Лиза, спускаясь по деревянной лестнице «Дома друзей», здесь никогда не пахнет болезнью или болью. Напротив, она ощущала какой-то удивительный запах, но что это — никак не могла понять.
— Ксения Петровна, никак не пойму, чем здесь так пахнет? — спросила она, войдя в кабинет. — Какой-то райский аромат.
— «Шанель номер пять», — бросила та.
— Что? — Лиза не поверила своим ушам.
— А почему ты удивляешься?
— Да нет, значит, у вас духи «шанель номер пять»? Не узнала.
— Нет у меня их, — Ксения Петровна покачала головой. — Зато есть мыло «шанель номер пять». Целая коробка.
— Вы смеетесь? Ваши... обитатели моются мылом «шанель»? Я знаю, сколько оно стоит. Сама принюхивалась в магазине «дьюти фри», в аэропорту.
— Нам твои магазины беспошлинной торговли не указ, — засмеялась Ксения Петровна. — Ты лучше посмотри, сколько оно стоит в центре Москвы.
— Тогда откуда оно у вас?
— Ах, Лиза, все просто, как сама жизнь, — насмешливо сказала крестная. — Ты знаешь, что такое обмен услугами?
— Да кто не знает, — фыркнула Лиза.
— И всякий знает, что дешевле расплачиваться тем, что ему легче всего достается.
— Вы хотите сказать, что вам кто-то прислал просроченное мыло? — не унималась Лиза.
— Нет. Наше мыло в полном порядке, — Ксения Петровна выпрямилась и отодвинулась от компьютера. — Просто я приняла в хоспис мать одного коммерсанта. Он поставляет из Парижа такое мыло. Для него нет ничего проще, чем привезти нам коробку его, а не мешок гречки. — Крестная вздохнула. — Легкой смерти хотят все, Лиза, и себе, и близким. Она — единственное, что уравнивает на земле и богатых, и бедных. Банально, но это так. Я думаю, любая истина, которую усвоили все, становится банальной.
— Вы говорите афоризмами, — фыркнула Лиза.
— Ты слышала про эвтаназию?
— Я... Да, что-то слышала...
— Понятно. Ты пока не думала о легкой смерти.
— Пока что я думала не о легкой смерти, а о легкой жизни, — сказала Лиза.
— Признак хорошего душевного здоровья, — похвалила Ксения Петровна. — Так вот, это слово означает легкий уход из жизни, то есть смертельно больной может переселиться в мир иной с помощью врача. Но мы пока не об этом думаем, а только о том, чтобы отсюда, из «Дома друзей», отправлялись если не в рай, то хотя бы из рая.
— А... мне можно помыться таким мылом? — спросила Лиза.
— Да ради бога, — Ксения Петровна засмеялась и кивнула на шкаф. — Бери. Но я хочу тебя кое о чем спросить.
— Скажу, если вы мне дадите второй кусок мыла. — Лиза засмеялась.
— Какая корыстная, — улыбнулась Ксения Петровна. — Ладно, скажи, ты хорошо подумала насчет развода?
— Точно так же вы спрашивали меня перед свадьбой, — заметила Лиза.
— Да. И ты уверяла, что вы любите друг друга. А сейчас — ты можешь сказать, что вы не любите друг друга?
— Нет, — быстро ответила Лиза.
Ксения Петровна сощурилась:
— Нет?
— Я не люблю ту жизнь, которая у нас со Славиком получилась.
Крестная молча смотрела на Лизу.
— Понимаю. Ты думаешь, что вы могли бы начать сначала...
— Не мы, — сказала Лиза. — То есть мы, но другие. — Она поморщилась. — Я думаю, вы меня понимаете.
Ксения Петровна медленно кивнула.
— Как будто, да. Славик перестал бы видеть в тебе свою маму, домоправительницу...
— Кухарку... — добавила Лиза.
— ...то есть прислугу, — подвела невидимую черту Ксения Петровна. — Да-а... Это на самом деле похоже на вулканический взрыв.
Лиза молча смотрела поверх головы Ксении Петровны и снова видела свою квартиру, в которой знала каждый квадратный миллиметр. Она видела компьютер на письменном столе, слышала слова Славика, видела его расслабленную позу на диване. Он щелкал пультом управления, а она «батонила», набирая его работу.
— Любовь, говорят, это сумасшествие. И те, кто это говорит, правы, — Лиза скривила губы. — Это точно, хотя раньше я так не думала.
