Другой персонаж, начинающий писатель, прощаясь со мною у моей двери, вдруг тяжело задышал и сказал, что ему в голову пришла гениальная фраза и если он ее немедленно не запишет, то мировая литература понесет невосполнимый урон. Естественно, я не могла ему отказать. Однако протянутый мною блокнот был небрежно отброшен в сторону — переступив порог квартиры, творец решил, что мировая литература вполне может подождать, когда в радиусе пяти метров имеется привлекательная девушка, склонная к развешиванию ушей.
Выглянув в окно, я обнаружила, что Донецкий и правда нервно расхаживает по двору с трубкой в руке.
— Ничего не получится. Данил, завязывай с цирком, я спать хочу!
— Это не цирк! — он закричал так, что с ближайшего тополя сорвалась стая мирно дремавших ворон. — Когда у нее съемка, ты говоришь?
— Все, я вешаю трубку.
— Когда у нее съемка, мать твою?!
— Сегодня, — машинально ответила я, смущенная хамским напором, — на рассвете. А если будешь так орать, милицию вызову.
— Вызывай! Только не сюда, а в студию этого долбаного немецкого режиссера! Глаша, я тебе сразу сказал, мне не нравится эта история! А тут еще в Интернете прочитал… Слушай, мне долго тут стоять? А ну открывай дверь!
Только в тот момент я поняла, что человек вроде Донецкого не стал бы разыгрывать столь сложносочиненную пантомиму ради прорыва на территорию девственных снов бывшей одноклассницы. Мне стало страшно. Как завороженная, я поплелась к домофону. И даже, пока он поднимался, не потрудилась поменять пижаму со слониками на что-нибудь менее впечатляющее.
Он ворвался в мою скудно освещенную сонную квартиру, как разрушительный ураган Катрина. От его расслабленности не осталось и следа, теперь он выглядел как ученый, который только что совершил открытие, с ног на голову переворачивающее стандартные представления о мироустройстве. Его волосы слиплись от пота — видимо, большую часть пути он почему-то проделал пешком. Верхние пуговицы рубашки (Boss, последняя коллекция) были небрежно расстегнуты. Он тяжело дышал, и в глазах его плескался девятибалльный шторм безумия.
— Вот, — выдохнул он, протягивая мне какие-то мятые листки, компьютерную распечатку.
— Что это? — Я пробежала глазами по тексту.
«Снэф — разновидность порнографии…
В процессе съемок совершается реальное убийство… Самая дорогая разновидность porno… На черном рынке копия такого фильма стоит не меньше трех тысяч долларов… В основном фильмы снимаются на заказ… Актрисы из Восточной Европы и стран третьего мира… Выбирают девушек, которых никто не будет искать…» Статья была снабжена нечеткой фотографией — мужчина, лицо которого скрывает золоченая венецианская маска, черным шнуром душит распластавшуюся перед ним обнаженную девушку. Глаза несчастной выпучены, как у выброшенной на берег рыбы, рот распахнут в немом крике, пальцы с побелевшими от напряжения костяшками сомкнулись на веревке, пытаясь освободиться от пут. Мужчина улыбается, и у него эрекция.
— Что это? — У меня задрожали руки.
— Мне кажется, твоя Маринка влипла. Мы срочно должны это остановить!
— Но… Шиффер — известный режиссер, неужели он?…
— Я весь Интернет перерыл, все сайты любителей порнографии. Нет такого режиссера — Карла Шиффера! Глашка, это какая-то подстава! Ты знаешь адрес студии?
— О Господи, нет! Это даже не студия, это… — От понимания безнадежности ситуации я начала заикаться, подбородок задрожал. — Данила, это квартира.
— Только не надо истерики. — Он глубоко вдохнул. — Где у тебя кухня? Пить хочется. Ты говоришь, фильм будут снимать на рассвете? Это точно?
Я кивнула:
— Мне Маринка объясняла. Что-то там, связанное со светом. У операторов это называется «режим».
— Значит, у нас в запасе несколько часов. — Он вернулся из кухни со стаканом в руках.
А я уже успела набрать Маринкин номер — но телефон она, естественно, отключила, чтобы выспаться перед съемками.
— Поехали к ней домой, — предложил Данила, — она далеко живет?
— Нет, но… — Я как наяву услышала голос Марины, рассказывающей: «Ночевать я буду в квартире, которую они сняли для съемок. Чтобы не было никаких накладок», — как специально все подстроено!
— Не исключено, что так и есть, — мрачно сказал Донецкий. — И что, у тебя нет никаких зацепок?
Я обреченно помотала головой. Мысли путались.
— Глаша, сосредоточься! — повысил голос он. — Она не говорила, в каком районе находится эта студия?
— Нет. Данила, — внезапно мелькнувшая мысль заставила мое тело покрыться противной пленкой нервного пота. — Баба Зина…
— Что?
— Гадалка… Противная старуха, которая предсказывает всем смерть! Она — в некотором роде легенда, говорят, что она никогда не ошибается…
— Глаша, сосредоточься, блин! — начал сердиться он. — Тут такое происходит, а ты мне глупые байки рассказываешь?!
— Это не глупые байки, — прошептала я, — с бабой Зиной все боятся встречаться. Она почти из дому не выходит. Только на рассвете и по ночам иногда… Так вот Маринка недавно на нее напоролась! Та ее подманила и прохрипела, что она скоро умрет! И назвала число — двадцать первое! Маринка отмахнулась и жутко злилась, а ведь… — я посмотрела на часы, — двадцать первое наступило несколько минут назад!
— Глаша, ты лучше по делу думай, — смягчился он, — какие же вы, девушки, впечатлительные! Кто еще знал про эту съемку?
— Только Лена, — подумав, ответила я. — Маринка никому больше не хотела рассказывать. Боялась сглазить. Да и нет у нее никого, кроме нас.
— И это тоже настораживает. Все сходится. Они выбрали немосквичку, которая здесь одна. Может, им повезло случайно, может, кто наводку дал. А Лена твоя не может знать других подробностей?
— Вряд ли. В последнее время она занята только своей предстоящей свадьбой. Ничем не прошибить, мы даже реже общаться стали.
— А скоро вообще перестанете, — походя заметил Донецкий. — Думай дальше. У вас есть какие-то общие знакомые?
— С Маринкой? Вроде бы нет… Хотя постой! — осенило меня. — Дракон! Ну точно, Дракон может что-то знать!
Я возбужденно забегала по квартире, на ходу сбрасывая пижамные штаны. Выхватила из шкафа первое попавшееся платье — оно оказалось мятым и вязаным. Не лучший выбор для летней ночи, но у меня не оставалось времени привередничать. В таких ситуациях каждая минута дорога.
Я представила красиво загримированную Маринку, раскинувшуюся на черных шелковых простынях. И типа в венецианской маске, склонившегося над нею с резиновым шнуром… Хотя по сценарию ее должны задушить не шнуром, а подушкой. И не загадочный незнакомец в золотой маске, а банальный мужик, изображающий супруга-тирана.
