Сидим, курим…
Я вдыхаю привычный ментоловый дымок — теплый, приятно щиплющий горло. Донецкий удовлетворяется имитацией — медовым кальяном. Вот уж кого я никогда не могла понять, так это фанатов кальянокурения. С остекленевшим взглядом наблюдать, как в плохо промытой колбочке пузырится темная вода, при этом вбирая в легкие пахнущую бабушкиным вареньем субстанцию. Но у Данилы был вид релаксирующего йога, задерживая дым, он даже довольно зажмуривался, точно разомлевший в солнечной кляксе флегматичный кот.
Мы ужинали в полуподвальном ресторанчике с дивной красоты интерьерами — Данила питал слабость к малоизвестным стильным местечкам, достаточно дорогим, чтобы в них не ломился кто попало, но недостаточно раскрученным для фейс-контроля, очередей у входа и концентрированного снобизма в качестве комплимента от шеф-повара. Ели калифорнийские роллы, и я возбужденно рассказывала ему о Маринкином внезапном успехе. Люблю классические истории Золушек: они внушают оптимизм. Мне до зуда на кончике языка хотелось с кем-нибудь этим поделиться.
— … купила белье в «Агенте Провокаторе», с хрустальной вышивкой и кружевами. Сходила в «Spa Palestra» и в какой-то жутко дорогой этнический салон на эпиляцию медом. Натуральным медом, представляешь, Донецкий? Я ее видела — мама дорогая, это же звезда! Маринка и так красавица, а тут… Она так рассчитывает на эту съемку, не хочет ударить в грязь лицом перед немцами.
— А мне не нравится такой типаж, — зевнул Данила.
— Шутишь?
— У нее выражение лица неприятное, хищное. Пока она молодая, это не очень заметно. Но лет через пять ее лицо начнет застывать маской. И морщинки у нее будут неприятными, брюзгливыми.
— Много ты понимаешь! — К достоинствам лучших подруг я относилась ревниво, как к своей частной собственности. — Да она вообще не состарится. Теперь, когда ей столько заплатят за один фильм… Десять тысяч долларов, представляешь?
В его глазах мелькнуло что-то похожее на интерес.
— Сколько? Десять тысяч? — недоверчиво протянул Донецкий. — За один съемочный день? В порнофильме? Бред какой.
— Много ты понимаешь. Фильм снимает известнейший немецкий продюсер, он выйдет в мировой прокат, разойдется миллионными тиражами. — Я заученно повторяла восторженные Маринкины фразы. — Презентация будет в Париже, придут все светские репортеры. Ведь порнобизнес потихонечку переползает с теневой стороны. Маринку снимут для «Плейбоя», возможно, она даже playmate года станет. И тогда — все двери открыты, все схвачено. Подумать только, она добивалась этого пять лет, никто в нее не верил — а ведь поди же ты…
— А почему в нее никто не верил?
— Считалось, что актриса она никакая, — простодушно объяснила я. — Маринка флегма, имитировать страсть у нее получается плохо. Порнозвезда, в которой нет огня. Но для фильма этого Шиффера огонь и не нужен.
— Порнозвезда, в которой нет огня, — задумчиво повторил Данила. — Что-то мне в этой прилизанной истории не нравится. Слишком уж она неправдоподобно конфетная. Так не бывает.
— А в чем подвох? Я своими глазами видела контракт. Там черным по белому написана сумма — десять тысяч условных единиц. Авансом она получила тысячу, остальное ей переведут на карточку на следующий же день после съемки. И сценарий видела. Очень интересный сюжет.
— О чем же?
— О девушке, которую бьет супруг. Она решает подать на развод, и тот притворяется, что согласен, занимается с ней любовью в последний раз, а потом убивает. Накрывает ей лицо подушкой и так держит, пока она не задохнется. И такая музыка будет на титрах красивая — Маринка давала мне послушать диск. Специально для фильма написал какой-то андеграундный композитор.
— Действительно, замысловатый сюжет, — усмехнулся Данила, доедая последний ролл. — Просто венец режиссерской мысли! Не Вуди Аллеи ли сценарий написал?
— Откуда в тебе этот снобизм? — разнервничалась я. — Это же порнофильм, там совсем другие законы жанра. В классических порнофильмах вообще сюжета нет и снято все как попало. Главное — сам процесс и чтобы четко видно было и крупные планы. А если кто-то пытается выпендриться и тем более вкладывает деньги, кино становится культовым.
— Ну-ну.
В ту ночь я собиралась быть примерной, пораньше лечь в байковой пижаме со слониками, с огуречными кружочками на глазах и мятной конфетой под языком, воссоздать вокруг себя идиллию под названием «Вечер одинокой интеллигентной девушки» (обычно под тем же заголовком я прячу бессовестное распитие джин-тоника, зачастую на пару с каким-нибудь уцененным арбатским персонажем, показавшимся пригодным для ни к чему не обязывающей лаконичной близости). Но не успела моя голова коснуться подушки, а в телевизоре замелькать титры «Девчат», как целостность идиллической картины нарушило пронзительное телефонное треньканье.
Ненавижу, когда безответно звонит телефон — в такие моменты мой живот щекочет неприятное ощущение упускаемого момента. Одно дело — вовсе отключить телефон и совсем другое — тупо слушать, как кто-то пытается прорваться в зону твоего внимания.
Сонно пробормотав «алло», я тотчас же пожалела о своем малодушии, потому что на другом конце линии был бодрый голос Данилы Донецкого, с которым я рассталась всего два часа назад. Вторжение в частную жизнь — по-другому и не скажешь.
— Ну чего тебе? — Я решила, что раз он игнорирует законы вежливости, то и я могу о светскости позабыть.
— Глашка! Ты можешь выйти из дому?! Я под окнами твоими стою!
— Шутишь? Ты что, так и не поехал домой? Околачивался здесь и придумывал предлог, чтобы помешать мне спать?
— Глань, не до реверансов. Все очень серьезно и плохо. Дело касается твоей подруги, Марины. Можно мне подняться?
Кажется, только что я услышала самый бездарный предлог для напрашивания в полуночные гости к одетой в пижаму девушке. Я могла бы собрать впечатляющую своим размахом коллекцию подобных фраз. С расхожими экземплярами, имеющимися в архиве каждой свободной девушки («Не могу ли я подняться на чашечку чаю?», «Может быть, вместе посмотрим кино?», «У меня в машине есть замечательный диск, давай прослушаем вместе на твоей аппаратуре?»). Более художественно выполненными эскпонатами («Мне так далеко ехать, может быть, переночую на кухонном диванчике?», «Можно от тебя позвонить, родители волнуются!»). И настоящими шедеврами авторской работы — например, один музыкант пытался прорваться в мою святая святых, имитируя припадок эпилепсии. Когда он рухнул мне под ноги, забился в конвульсиях и басовито захрипел, я перепугалась, вызвала «скорую» и кое-как втащила его, почти бездыханного, в квартиру. Оказавшись в спальне, «эпилептик» приоткрыл глаз, оживился, сказал, что я спасла ему жизнь и за это он одарит меня порцией своего драгоценного семени.
