— Да.
— Он все время, пока мы его везли, все Олю звал, я так и подумал, когда ее увидел, что это она. Глаза у нее такие… — Он не договорил. — Некоторым ведь и позвать некого. Мужиков привозят, им лет пятьдесят, богатые, в костюмах дорогих, а они маму зовут. Денег заработали, всего накупили, а когда плохо, и позвать-то некого. — Он повторился и продолжил: — Если так, значит, счастья нет! Ну ладно, я пошел. — Доктор потушил сигарету. — До свидания. Оставляйте Олю, ему это поможет!
Я помчалась на склад, думая о несчастном Максиме, который так влип.
Это был огромный ангар, разделенный на множество отсеков, которые мелкие фирмы вроде нашей арендовали. Я припомнила наш номер и вошла.
Максим с бледным, как у каторжника, лицом сидел за раскладным пластмассовым столиком и сосредоточенно что-то заносил в журнал.
В непроветриваемом, загроможденном коробками помещении не было окон. Напольная лампа на длинной ноге, что-то вроде торшера, заменяла дневной свет, точнее, белый.
А под лампой — я не поверила своим глазам — в амфоре пышными алыми цветами вовсю цвел мой цветок любви.
— Это о-он? — Я присела на корточки возле этого чуда.
— Да, помните, когда мы только познакомились, шел дождь.
— Помню.
— Вы собирались его выкинуть, чтобы потом не расстраиваться.
— Да.
— Я попросил у вас разрешения его забрать себе.
— Припоминаю. — С тех пор произошло столько событий, что воспроизводились они с трудом.
— Потом, когда Влад со мной так поступил, — Максим обвел глазами свое заточение, — я решил его из дома принести сюда, чтобы он напоминал мне о вас. — Максим хотел еще что-то объяснить, но не стал. Я и так догадалась, о чем он промолчал. — И вот он зацвел…
— Раньше он у тебя тоже цвел?
— Нет, только на днях. — Максим схватился за голову и рассмеялся: — Он почувствовал, что вы вернетесь! Точно почувствовал. Теперь он ваш. — Максим приподнял цветок и протянул его мне. — Теперь вы знаете, как мы вас ждали… мы вдвоем.
Я посмотрела на Максима и подумала, как хорошо, что у меня есть он, тот, на кого всегда можно положиться.
И еще я думала, что женская любовь капризна, как этот цветок.
Холодный ветер измен сносит замерзшие от мороза лепестки. Недоверие, обман — листья желтеют, хиреет и засыхает цветок.
Но стоит вдохнуть в него тепло беззаветной преданности, терпения и веры, цветок любви наполняется живительной влагой, поднимаются листики, набухают бутоны, и наконец вспыхивают огненным цветом отзывчивые на добро и заботу алые соцветия.
— Раздевайся.
— Прямо здесь?
— Да.
Он медленно стянул с себя рабочую куртку, оставшись в майке и брюках.
— Я… я только из-за вас. Знал, что вы рано или поздно… — Я видела, как он рад.
— Давай дальше.
Загорелое мальчишеское тело без накачанных мышц, узкий торс, обыкновенная человеческая грудь. А в ней — я дотронулась до ее левой части ладонью — бьется обыкновенное человеческое сердце. Бьется гулко, даже отдается у меня в ушах: тук… тук… тук…
— Давай дальше.
— Как дальше? — спросил, смущаясь, Максим.
— Снимай брюки.
— Может быть… в раздевалке? У меня там одежда.
Я покачала головой. Пусть думает, что у меня вот такой бзик. У меня действительно бзик.
Расстегнув пояс, он перешагнул через штанины.
— Идем. — Я схватила его за запястье и, ощущая, как бьется пульс, потащила из зала.
Он оглянулся на свою рабочую форму, словно прощаясь, прежде чем оставить ее в зале. Мы дошли до шкафчиков, там его одежда. Худенький, как тростинка, он стоит передо мной и во все глаза таращится, стараясь понять, что происходит. Ноги длинные, как у жирафа, подаренного мне Владом.
Действительно, длина ног важна у мужчин, так же как у женщин. Вот Влад, зная, что он коротконожка, прибегал к разным хитростям: туфли на каблуках носил, а когда работал в таможне, фуражку с высоким козырьком. Он сдвигал ее на затылок, отчего казался выше, стройнее, а от того и ноги длиннее. Максим был высокий и стройный от природы, без всяких ухищрений.
Стоя почти вплотную, потому что площадь раздевалки не позволяла отодвинуться, я ощущаю каждую клеточку его тела. Несмотря на кучу неприятностей, злость, обиды, его волнение, его радость, что я тут, передаются сильно-сильно. Я опустила глаза: то, что я вижу, не вызывает сомнений. Он хочет меня. Я беру в ладони его лицо и притягиваю к себе. Когда мы целовались, кто-то ввалился в раздевалку и тут же выскочил вон. Я была благодарна Максиму за верность, я желала его, как никого. Бабник и подлый обманщик Влад, рациональный американец Стив — все это у меня в прошлом. Это прошлое не вернется никогда. Максим — единственный человек, который преданно ждал меня и был ради меня готов на все. Даже грузчиком работать в моей фирме. Это чего-то стоит! Но он еще не знает, что я не одна.
— У меня скоро будет ребенок, — лепечу я.
Мне кажется, он не слышит, что я ему говорю. Он осыпает поцелуями мои глаза, лицо, шею. Он не верит своему счастью.
— Ты понимаешь, мальчик, что со мной произошло? У меня скоро будет ребенок!
— У нас будет ребенок, — выдохнул он в мои волосы. — Я вас люблю. Я вас очень люблю. Моя мама будет очень рада, что у нас будет ребенок, она мечтала стать бабушкой, я ей сейчас позвоню. Люблю!
— Это так прекрасно! Так замечательно! Мне никто никогда не говорил таких слов! — У меня из глаз брызнули слезы.
Максим с недоверием посмотрел на меня.
— Никто? — переспросил он.
— Никогда, — подтвердила я. Он весь дрожал.
Я чуть отодвинула его и сказала: — Одевайся.
Он продолжал меня обнимать, не понимая, зачем ему одеваться.
Однако остановился и, повинуясь, впрыгнул в брюки. Сорочку я застегивала ему сама. По одной пуговичке. Когда я помогла заправить ее за пояс, пальцы коснулись возбужденной плоти. Еще мгновение — и мы бы так и остались в раздевалке загородного склада.
— Поехали. — Я дала команду себе и ему.
Он словно во сне потянулся за мной, боясь ослушаться.
— Такси. — Я не могла вести свою машину и бросила ее без сожаления у склада.
На заднем сиденье мы обнимались до исступления, борясь с собой и со своими чувствами.
Наконец, выползая из машины, растрепанная, обессиленная, я взглянула в бархатные глаза своего любимого.
Они горели счастьем. Крепко держась за руки, мы вошли в офис.
— Вам пришел факс из Америки. — Лягушка встречает меня с папкой в руках. — Это первое, второе — звонил Влад, он вернулся, скоро будет здесь, и… — Влажные глаза Лягушки излучали повиновение и преданность. — Я ему не говорила, что вы вернулись. Правильно?
