Когда я забираю цветы и вижу Эда, мне приходит мысль, что он не так уж плох, как запомнился. Наоборот, если не обращать внимания на безобразные усы, — очень даже ничего. Мы стоим и улыбаемся друг другу, потому что я не уверена, поцеловать ли мне его или это уж слишком. В конце концов он наклоняется, целует меня в щеку и говорит, что я мило выгляжу.
Естественно, я приглашаю его войти. Он стоит в гостиной, осматривается и ничего не говорит — ни какая милая у меня квартира, ни как тут чисто, как идеально чисто, — и это странно, потому что большинство людей, когда приходят в гости, делают комплимент, хотя бы из вежливости, даже если им совсем не нравится жилье.
Я достаю кувшин — это единственное, что можно приспособить под вазу, потому что у меня только одна ваза и в ней стоят цветы, которые я сама себе купила. Затем ставлю букет, а Эд довольно неуклюже топчется в сторонке.
— Ты легко нашел дом? — говорю я, не сумев придумать ничего лучше, чтобы завязать разговор.
— Немного заблудился, — отвечает он. — Я этого района совсем не знаю.
— А где ты живешь?
— В Риджентс-парке.
— Правда? А где там?
— Ты знаешь парк?
Я киваю.
— На Гановер Террас.
Господи Иисусе! Гановер Террас! Это же одна из широких, просторных улиц, которые идут по боковой стороне парка, рядом с мечетью. У меня был знакомый, чьи родители там жили, и я знаю, что дома там просто огромные и у каждого дома есть сад и маленькое помещение для конюшни. Но, может, у Эда там просто квартира, может, его дом и не настолько потрясающий, как я воображаю.
— У тебя там квартира?
— Ммм, вообще-то нет. У меня свой дом.
— Значит, у тебя тоже есть такой маленький домик для конюшни?
— Да, — смеется он, — но я все не знаю, что с ним делать. А почему ты живешь здесь, Либби?
— Здесь, в Лэдброук Гроув?
— Да.
— Это единственное, что мне по карману, — смеюсь я и жду, что он улыбнется, но этого не происходит, — похоже, он в ужасе.
— Но это же очень опасно, — наконец произносит он. — Не думаю, что я был бы счастлив жить здесь.
— Ко всему привыкаешь, и мне нравится, что тут полно всякого сброда, всегда что-то происходит, — говорю я. — К тому же легко достать наркотики. — Я не удержалась, ну просто не удержалась, само вырвалось: он весь такой правильный, так и хочется его шокировать.
Это срабатывает.
— Ты что, принимаешь наркотики?
Кажется, я напугала его до смерти.
— Это была шутка.
— А-а… — И, к счастью, он начинает смеяться. — Уморительно. Ты просто умора, Либби.
Я пожимаю плечами и улыбаюсь, ставлю цветы в кувшин, а кувшин на каминную полку, и мы готовы идти.
— Либби, я забыл сказать, что ты сегодня очень красивая.
— Спасибо.
Слава богу, я научилась с достоинством принимать комплименты, а раньше всегда говорила: «Что? Это старье?»
— Особенно мне нравится шарф, — добавляет он. — Очень красивый.
— Что? Это старье? — Ну вот, опять не удержалась и само вырвалось.
— Это шелк?
Я киваю.
— Так я и думал. Пойдем?
Мы выходим из дома, и я не могу сдержать улыбку, увидев его «порше» — темно-синий, цвета ночного неба, красивый, сексуальный автомобиль. Если бы у меня был такой, я бы откинула верх.
И это еще не все. Эд подходит к машине сначала с моей стороны, открывает дверцу и ждет, когда я сяду, а потом мягко захлопывает дверь. Мне хочется ущипнуть себя, потому что не могу поверить, что я сижу в «порше» с одним из самых богатых холостяков во всей Британии. Какого черта я терпела Ника, если могла получить все это?
— Я заказал столик в «Ривер кафе», — говорит он. — Ты не против?
Против? Да я там ни разу не была — это мне совсем не по карману, — но я тысячу раз слышала, что это самое лучшее место, которое только можно выбрать. К тому же там не очень помпезно и немного народу, наоборот, это очень модный ресторан, и, думаю, я бы расстроилась, пригласи он меня в какое-нибудь слишком консервативное заведение.
— Сначала я хотел пригласить тебя в «Марко Пьер Уайт», но у них не было свободных столиков, — признается он. — Я пытался упросить, но все было зарезервировано.
— Ничего, — отвечаю я, — «Ривер кафе» — это прекрасно. Я никогда там не была и очень хотела пойти.
— О, отлично. — Он улыбается. — Я боялся, что тебе не понравится. Хочешь, поставлю какую-нибудь музыку?
— Конечно, — с одобрением говорю я и протягиваю руку к ящику для перчаток, где лежат диски. — По музыке и книгам, которые ты любишь, можно понять, что ты за человек.
Эд смеется.
— И что же ты можешь обо мне сказать?
Я беру диски и смотрю на названия. Господи боже, опера и классическая музыка. Много, много оперы: Вагнер, Доницетти, Оффенбах, Бизе… Боже мой! Я рыскаю в ящике, молясь, чтобы там было хоть что-то знакомое, пусть даже то, что мне не нравится, ну, может, хоть Элтон Джон, что ли, или Билли Джоэл. Но нет, ничего. И я притворяюсь, что это был риторический вопрос.
— Что ты хочешь послушать? — спрашивает Эд.
— Ммм, вообще-то, — отвечаю я, решив быть полностью честной, — мне не очень нравится классическая музыка.
— О! — Молчание. — А какую музыку ты слушаешь?
— Разную, всякую, — смеюсь я. — Все, кроме классической и оперы.
— Но почему?
— Не знаю. Наверное, никогда не увлекалась такой музыкой в юности, вот вкус и не развился.
— Может, попробуем вот это? — говорит он, взяв диск из моей руки. — «L'Elisir d'amore» — «Эликсир любви», — произносит он с прекрасным итальянским акцентом, «р» так и звенит на языке. — Думаю, тебе понравится.
Он ставит диск и смотрит на меня, рассчитывая на одобрение, но что я могу сказать? Нормальная музыка, довольно мелодичная, но, ради бога, это же опера! Тем не менее я улыбаюсь и говорю, что одобряю его выбор.
Когда мы останавливаемся на светофоре, я поворачиваюсь и вижу машину рядом — старенький «пежо 106», — в которой сидят две девушки моего возраста. Они с завистью смотрят на «порше» и на меня, а я улыбаюсь и немного глубже опускаюсь на сиденье, потому что мне очень хорошо. Несмотря на ужасную музыку.
И я решаю дать Эду шанс. Хотя он совершенно не в моем вкусе, но разве вкусы не меняются? Может, если он будет дарить мне цветы, то станет казаться более симпатичным? Может, я даже влюблюсь в него? Все может быть. Я украдкой смотрю, как он ведет машину, и чувствую, что меня захлестывает волна разочарования, потому что он даже наполовину не так красив, как Ник. Но Ника здесь нет, здесь только Эд.
— Расскажи о своей работе, Либби, — говорит он, концентрируясь на дороге, но пытаясь вести вежливую беседу.
