в поиске меня. Но можно было ликовать, тайна закрыта.
Но самое ликование случилось, когда я успела в магазин до закрытия. Застала очередной скандал, незаметно выбирая молоко и вглядываясь в срок годности. Именно опустив взгляд в пол, я нажимаю на кнопку пожарной безопасности.
Все тут же покидали товары и стремительно рвутся к выходу. Толпа схлынула, а горе-продавец тоже бежит от опасности. Заглядываю в коморку за прилавком, нашла парочку долговых чеков. Хватаю, несу в центр зала и дергаю чеку. А сама бегу до черного входа, ровно в тот момент, когда взрывной волной меня толкает в спину.
Поднявшись, слышу ликование шахтеров, которые сегодняшнюю ночь точно проведут дома, и ковыляю до остановки. Сажусь в приехавший автобус и еду домой. И очень надеюсь, что Борис будет доволен.
Глава 36
В дом Бориса, в наш дом, я попадаю, когда солнце окрашивает верхушки деревьев багряно-красным цветом.
На посту у ворот тут же суетятся и звонят в дом. Я слышу мельком разговор и уже предчувствую, какой меня ждет треш. Коленки дрожат, и я, еле переступая, двигаюсь вперед. Иду, размышляя, что сегодняшний день был подобен половому акту с Борисом. Настолько же бьет адреналином по мозгам и заражает желанием повторить…
Шмотки бабульки, в которую я переодевалась для конспирации, уже сожжены и закопаны. Так что возвращаюсь в своей одежде, но ощущаю себя голой. Особенно когда из дома высыпает взмыленная охрана, судя по всему, получившая по куполу, и с осуждением посматривая на мое возвращение. Здесь же злой до невозможности Иван, и даже Маша. Обнимаю только ее, обещаю все рассказать. На остальных даже не смотрю, все мое внимание переключается на Бориса. Он сидит в кресле у лестницы. И только по бьющейся жилке на виске можно понять, что он взволнован и напряжен.
Борис еще некоторое время пытается сжечь меня заново, потом разворачивает коляску. Далее, с помощью специального электрического механизма поднимается наверх, а я сглатываю страх и панику. Потом иду за ним. И пройдя по коридору, дверь в нашу спальню закрываю столь медленно, словно это может помочь избежать казни. Или того наказания, что приготовит для меня Борис.
С мыслью «перед смертью не надышишься» я щелкаю замком и поворачиваюсь.
И вот, если честно, хочется взрыва. Хочется наказания. Хочется, чтобы Борис кричал о том, как любит меня. Как беспокоился. Но зная жениха, все, что меня ждет, лекция об осторожности и еще неделя без оргазмов.
Борис никогда не скажет, что наказывает меня, он просто в очередной раз станет делать то, что хочет.
И тогда я начинаю разговор первой, смотря прямо в темно-синие глаза.
— Ты хоть волновался?
После моего вопроса пауза настораживает, и дергается Борис рукой к ремню, но останавливает ее.
— То есть… Ты ушла из-под наблюдения, которое устроили для твоей безопасности, переоделась старушкой, взорвала магазин, чуть не убила людей, — и то, как он повышает голос с каждым словом, рождает во мне бурю неприличных чувств, таких, что дыхание уже частое, а сердце бьется как бешенное. — Подвела себя под тюремное заключение, только чтобы я поволновался?! Ты дура?! Прекрати улыбаться!
Я шевелю губами в надежде скрыть улыбку, но она сама рвется. И я кидаюсь в ноги к Борису, беру его дрожащую руку и прикладываю к своей щеке. Тону в мужестве и силе, теперь подвластной только мне. Ведь он зависит от меня. А я завишу от него. Я преступления совершаю ради него. Наверное, я и умру за него.
— Нет, нет. Я просто разобралась, в чем проблема с шахтерами, я просто хотела, как лучше. Для тебя. Только для тебя, — шепчу, тороплюсь объяснить, целую ладонь, провожу кончиком языка, так, как ему нравится. Так, как его будоражит, даже запертого в клетку.
Мне становится больно, когда его пальцы стягивают в кулак волосы, и приближаются твердые, пересушенные губы.
— Да, я волновался, — говорит он и вторгается в мой рот языком. Напористо, жадно, словно вот прямо сейчас возьмет и сделает своей. Но с какой бы страстью мы не целовались, это ни к чему не приведет. И больше всего это злит самого Бориса, который срывает гнев на моей заднице. Он ее тут же оголяет и шлепает до вскрика, а зачем разворачивает меня. Теперь Борис давит на спину, и я оказываюсь здесь с оттопыренным Борису задом. Который он сначала активно мнет, а затем сплевывает на пальцы и елозит вдоль ануса. Но пропустить он его не может. Толкается пальцем, вызывая острую смесь боли и удовольствия, и начинает им двигать, растягивая меня. Так, словно сам собирается трахнуть. И я закусываю губы, когда его большой палец находит горошинку клитора и принимается поглаживать.
Сначала медленно, в темпе пальцев внутри.
Но затем так ускоряясь, что я почти долетаю до звезд. Но стоит мне приблизиться, сгореть на солнце, все резко обрывается.
Так быстро, что остальное все в жизни начинает предельно раздражать. Я с воем утыкаюсь лбом в пол и уже хочу наорать на Бориса. Поворачиваю голову, а он не двигается. Просто смотрит в пустоту, и я с криком встаю, дергаю его за плечи, бью по щекам.
Но видя, что мои действия стали приносить только вред, потому что словно мертвый он валится на меня, и я в слезах, соплях, криках пытаются позвать на помощь. И радует лишь одно, что Борис дышит.
