Юля
В воскресенье дома творилась давящая атмосфера: казалось, не дай бог ни в том месте дыхнешь или чихнешь, взорвется ядерная бомба. Даже папа по-тихому ушел в гараж к друзьям, а сестра сбежала к подружке. В итоге остались мы с мамой один на один. И хотя я сидела у себя в комнате, все равно ощущала эта раздраженную энергетику.
А потом в обед в дверь кто-то позвонил. Я как раз на кухне себе чай наливала, а родительница сидела в зале, в полной тишине, читая газету. Открывать, конечно, она не планировала, поэтому пришло мне.
На пороге оказался мальчишка, лет десяти. Симпатичный такой, улыбчивый. Глаза на пол лица, серые-серые, почти прозрачные. В одной руке он держал мячик, а в другой белый конверт.
— Вы Юля Снегирева? — спросил быстро мальчик. В ответ я кивнула, продолжая разглядывать ребенка. Он потоптался, и вдруг протянул мне конверт.
— Это мне?
— Вам, — сказал мальчишка. Я взяла конверт, и ребенок тут же пустился бежать вниз по лестнице. Вот же странности. Покрутив в руках необычную вещицу, в наше время необычную, я закрыла дверь и пошла к себе в спальню. Уж больно любопытно стало, в жилах кровь заиграла. Ну и конечно, не хотелось, чтобы мама забрала конверт. Она могла. В легкую.
Закрывшись на замок в комнате, я плюхнулась на кровать и начала распаковывать послание. Удивительное дело: получателя и отправителя не было. То есть кто-то выловил ребенка, всунул ему конверт в руки и дал точные указания. Интересно. Аккуратно распечатав верхнее основание, я вытащила лист бумаги. Он выглядел таинственно, словно манускрипт из прошлого века. В груди все сжалось от любопытства, я прикусила край нижней губы и принялась читать письмо, между прочим, выведенное очень красивым и аккуратным почерком.
«Я буду ждать тебя у детской горки. Сегодня. Завтра. И все триста шестьдесят дней в году. Пока однажды ты не вспомнишь, что я когда-то тебе нравился.
Навечно твой А.»
Я зажмурилась, стиснув зубы, а потом не выдержала и подскочила с кровати. Прижала письмо к груди и закружилась как дурочка по комнате. Едва слышно визжала, не в состоянии поверить. Это же Антон! Мой Антон! Стоп! Это что ж получается: он пригласил меня на свидание? Меня? На свидание? Таким необычным способом? А говорят, мужчины нынче не романтики.
Радость меня переполняла. Ну и конечно, я не планировала отказываться от встречи. Поэтому быстренько облачилась розовую юбку чуть выше колен, прямого покроя, кремовую кофточку с длинными рукавами, повязала волосы в косичку, подвела немного глаза. Схватила кардиган и пулей выскочила в коридор.
В этот момент из зала вышла мама. Она так пронзительно на меня посмотрела, что каждая клеточка отдала в позвонке. Да, может, я и не совсем правильно веду себя по отношению к ней, но, пожалуй, у нас это взаимно.
— Пока, — произнесла я, ожидая услышать сто и один вопрос. Но мама лишь хмыкнула, развернулась и скрылась на кухне. Собственно, это была большая удача, иначе и не назовешь.
Благополучно я выскочила из подъезда, огляделась, и, не заметив нигде поблизости байка Антона, пошла в сторону детской площадки. Пока шла, несколько раз поправила волосы, все казалось, чего-то в образе не хватает. Губы пересохли, но они так и расплывались в улыбке. А когда я увидела Левакова, который стоял у горки с большой белой пушистой ромашкой, окончательно растеряла боевой дух. Боже! Какая это была ромашка! Таких уже и не найти нигде: пышная, с длинными лепестками, а середка словно окрашена в яркий золотой цвет. Так и хотелось оторвать один из лепестков и произнести волшебную считалочку про лети через запад на восток и быть, по-моему, вели.
Да и Антон сам выглядел хорошо: горчичные скинни, белая водолазка под горло, через которую выделялись его спортивные руки и даже грудь. От одного вида можно было смутиться, что, собственно, со мной и случилось. Кровь в венах залилась кипятком, прильнула к щекам, и я почти растаяла как льдинка под сорокаградусной жарой.
— Привет, — произнесла робко, подойдя ближе. Леваков моментально повернулся и выдал мне самую ослепительную улыбку, какую только мог. Глаза его переливались бликами, мои полагаю тоже.
— Привет, хорошо выглядишь, — сказал Антон, скользнув по мне взглядом. Затем сделал шаг вперед, наклонился и… чмокнул в щечку. Позвонок прошибло током, и я едва устояла на ногах, до того волнительно было.
— Спасибо. А у тебя ромашка красивая.
— Я подумал, что розы ты не заценишь, — он протянул мне цветок, и я прыснула со смеху, обхватив стебелёк дрожащими пальцами.
— А ты меня оказывается, хорошо знаешь.
— Мы вообще-то с тобой три года знакомы, Снегирева. Я прекрасно осведомлен о твоих вкусовых пристрастиях, — деловито заявил Антон. Вот тут я немного опешила.
— Например.
— Хочешь, угощу тебя клубничным молочным коктейлем?
— Можно. Постой, а откуда ты… ты специально сказал про клубничный? — удивленно захлопала ресницами я, понимая, что это стопроцентное попадание.
— Ну, так, — Антон поиграл бровками, затем взял меня за руку, переплетая наши пальцы, и повел за собой в сторону выхода из двора. Откровенно говоря, я до сих пор не могла поверить, что мы вроде как… вместе. Идем за руку. Целовались. Сердце в груди сходило с ума от переизбытка эмоций, так и прыгало мячиком, заставляя каждый орган внутри изливаться теплом.
Я шла рядом с парнем своих грез, иногда поглядывала краем глаза на него, а он что-то с интересом рассказывал, про то, как добывал эту волшебную ромашку. На самом деле, ему за ней пришлось ехать аж на другой конец города, ведь в обычных цветочных продают только специально выращенные голландские розы.
Мне нравилось слушать Антона, его голос согревал, подобному самому теплому шарфу в мире. И держать за руку нравилось. В миг я почувствовала себя особенной. Принцессой. Да, звучит, очень приторно и ванильно. Но именно так я себя ощущала.
Мы пошли пешком до парка, мимо дороги, разных магазинчиков, и громких прохожих. А уже в самом парке, наткнулись на турецкое мороженое. Мальчик в
