серебристое свечение?
Ложусь на спину, закрываю глаза и слушаю песню тишины.
Я растворяюсь…
– Уоллес! Уоллес, мать твою! ― кричит Шейн, выдергивая меня на поверхность.
Я распахиваю глаза, шокировано таращась в его бледное, испуганное лицо.
Почему он трясет меня?
– Какого черта? Совсем рехнулась?! ― яростно рычит он.
– Это я-то? Что на тебя нашло?
– Ты была под водой, ― вибрирующим от эмоций голосом цедит он, ― и не всплывала. Я подумал, что ты утонула, нахер!
– Что? ― Я издаю смешок, чем только сильней злю его. ― Я нырнула, а не тонула, Шейн. Подожди, ты подумал, что я тону и бросился меня спасать?
Почему это кажется мне таким забавным?
Келлер щурится, явно не разделяя моего веселья.
– Идиотка!
Он ударяет кулаком по воде, затем отплывает к лестнице и выбирается из бассейна. Из одежды на нем только джинсы.
Похоже, и правда перепугался за меня.
Шейн поднимает оставленное кем-то полотенце с шезлонга, вытирает голову, потом подхватывает свой свитер с конверсами и уходит в отель.
Я быстро выбираюсь из воды, набрасываю на себя свое полотенце, сую ноги в шлепанцы и бегу за ним, чтобы догнать его.
В отеле всего три этажа и отсутствует лифт. Я догоняю парня на лестнице – у него разве что пар из ушей не валит.
– Почему ты не пошел со всеми? ― спрашиваю я. Мне становится холодно, и я начинаю дрожать.
– Потому что не захотел, ― недовольно отвечает он, не глядя на меня.
– Я не видела, что ты остался.
– Плохо значит смотрела.
Я показываю язык его спине. Мы как раз поднялись на третий этаж. Внезапно Шейн останавливается, и я тоже резко торможу, чтобы не налететь на него.
– Уоллес, какого хрена ты тащишься за мной? ― хмуро оборачивается ко мне он. ― Этаж девушек ниже.
– Я в курсе, но, видишь ли, Келлер, ― я делаю акцент на его фамилии, ― ключ от нашего номера остался у Ненси, а она ушла.
– Это не моя проблема, ― отрезает он.
Я развожу руками:
– Хочешь, чтобы я заболела воспалением легких и умерла? После того, как спас меня от смерти?
Внезапно происходит нечто сродни чуду: губы Шейна дергаются в улыбке! Это всего лишь ее тень, но она вызвана моим замечанием, которое показалось ему забавным, а не очередной насмешкой в мой адрес.
У меня перехватывает дыхание.
Вау!
– Уоллес.
Он качает головой и, развернувшись, возобновляет шаг.
Еще одно впервые: он в первый раз произнес мою фамилию без сарказма, язвительности или презрения.
Я иду за ним следом, и Шейн больше не возражает. Мне правда нужна какая-то одежда и место, где я смогу переждать, пока не вернется Ненси.
Шейн отпирает дверь номера, который почти один в один как наш с Ненси – отличаются только покрывала и занавески.
Стоит двери за нами закрыться, как до меня доходит: мы с Шейном одни в отельном номере, далеко от дома. И внезапно это кажется таким сильным искушением.
Легкая атмосфера последних минут меняется – думаю, он тоже это почувствовал. Воздух будто сгущается, становится плотным и наэлектризованным.
Мой взгляд скользит по сильной груди и крепкому прессу Шейна. У него идеальное телосложение и рельефные мышцы, в чем заслуга занятий в спортзале – я в курсе, как много тренируются футболисты.
Мокрые джинсы низко сидят на узких бедрах – мне видно дорожку волос, которая скрывается в паху.
В голове у меня стоит гул; желание просто переполняет.
Интересно, от него можно взорваться по-настоящему?
Мне кажется, я близка к этому.
То, как Шейн на меня смотрит, не оставляет никаких сомнений, что он испытывает то же, что и я. Все его тело в таком напряжении, будто высеченное из камня. Загорелая, гладкая кожа заставляет мои ладони зудеть от потребности прикоснуться к ней.
Очень медленно Шейн выдыхает, его плечи расслабляются, и он моргает, первым отводя взгляд.
– Держи. Можешь переодеться в ванной. ― Он протягивает мне свою футболку, избегая встречаться со мной глазами.
Помедлив, я беру ее, случайно – клянусь – задевая его живот. Он вздрагивает, резко втягивая носом воздух.
Черт, он как оголенный провод!
– Прости, ― бормочу я и тороплюсь убраться в ванную.
Меня бьет небольшая дрожь. Мысли путаются – не знаю, от травки (мне кажется, что меня уже отпустило) или от парня за дверью.
Смотрю на свое отражение; на дикий, голодный и пылающий взгляд. Со мной такого еще никогда не было.
От того, с какой силой я хочу его, мое тело по-настоящему ломит. В этот момент я борюсь с собой: с правильной, хорошей Мелиссой и жаждущей, нуждающейся и сходящей с ума Уоллес.
– Ты не сделаешь этого, ― шепчу я своему отражению.
Мой голос звучит так жалко и слабо! Я еще сопротивляюсь, и при этом почти сдалась.
Господи, лучше бы я осталась дома!
Я снимаю мокрое белье и натягиваю футболку Шейна, глубоко вдыхая его запах. Это делает все еще хуже – все, связанное с ним – слишком!
Наконец-то я решаюсь выйти. Шейн уже сменил мокрые джинсы на спортивные штаны, но по-прежнему без рубашки.
Кажется, я могла бы смотреть на него вечность!
Я неловко переминаюсь на пороге, пока Шейн проходится по мне внимательным взглядом от голых ног и выше, пока не останавливается на моем лице.
Я понимаю, к чему все идет. Сейчас я очень хорошо это осознаю. И я хочу этого.
Да, господи!
Мне кажется, это в любом случае неминуемо. Мы шли к этому. Именно поэтому мы сейчас здесь.
Не давая себе времени передумать, я берусь за край футболки и стягиваю ее, отбросив на постель.
Теперь я совершенно голая стою перед Шейном Келлером, сгорая от желания, чтобы он занялся сексом со мной.
Так отчаянно хочу!
Изумрудное пламя вспыхивает в его глазах, но гаснет так же быстро, как и появляется. Лицо Шейна замыкается, делаясь каменной маской.
Признаки паники шевелятся у меня в груди: не могла же я ошибиться!
Несколькими широкими шагами Шейн пересекает комнату, хватает свою футболку и протягивает мне, держа ткань в плотно сжатом кулаке.
– Надень! ― сквозь стиснутые челюсти цедит он.
Мои руки висят вдоль тела, глаза прикованы к его лицу: я не шевелюсь.
– Блядь, Мел! ― в раздражении ругается он, затем прикрывает глаза и надломано, едва не молит меня: ― Надень ее. Пожалуйста!
Услышав «пожалуйста» от Келлера почти достаточно, чтобы я отступила.
Почти.
– Разве ты не потому остался и не пошел со всеми? ― тихо спрашиваю я. ― Ты ведь хотел, чтобы это случилось!
Медленно, нехотя, его глаза раскрываются, и я
