уж точно не угонюсь за потерявшим дурашливость Боярцевым, преобразившемся в собранного, делового, абсолютно не похожего на себя постоянного, хищника.
Макар Боярцев
Маленькая она и хрупкая. Волосы растрепались, и Лама стала похожа на боевого ежа. Нос сморщила, а все веснушки сразу стали такими ярким. Черт. Сто тысяч чертей. Полмиллиона рогатых тварей, которые притащили в мой дом эту изощренную курчавую пытку. Выскочила из машины, споткнулась, чуть не растянулась на мокром асфальте. Неуклюжая дура. Не нужна она мне, и щенок не нужен. И если его сегодня заберут – мешать не стану. Или…?
– Тама они, – бросилась нам наперерез консьержка, возбужденно блестя голубенькими глазками. – И мальчонка ваш, Барин и баба противная, похожая на батарею. А Драхмарутру мусора заластали.
– Кто? Кого? – икнул я, уставившись на бабулю. Даная, стоящая рядом была бледна и собрана.
– Ну менты, лягавые, как вам то больше нравится? Дык ее чуть скрутили. Ох, огонь баба. Я не видела правда шоу то, мы с мамулей как раз на самбу ходили, чай впервой раз. Ох и наломалися.
– Вы же румбу танцуете, – обморочно вспомнил я хобби бабы Дуси. Ну вот зачем? Навлек себе на голову поток очередного маразма. Мне надо заниматься насущными проблемами, а слушаю бред о похождениях выжившей из ума старухи.
– Дык это не танец. Ох, чем слушаш то? На самбу говорю шлындали. Учимси обороняться с мамусей. А чивой, вдруг на честь нашу кто посягнет. Чичас маньяков то развелось, жопом ешь. На дзюду хотели, помоднее вродя, да нас чойто не взяли. Говорят нету на нас киманов вашего фасону. Вот. А потома вернулася я значица, а Капиталина Пална, жена профессора из пятнадцатого апартамента рассказала мне, как ваша нянька то тут фараонов, как бобиков дворовых расшвыряла. Особенно одному досталося. Хорошо лифтеры то явилися, а то б она его покалечила, ей-ей.
– Санька приезжал, наверное, – тихо вздохнула Даная. – А мальчик? С ребенком в порядке все?
– А чиво ему будеть то? – дернула плечом Даздраперма Ивстаоловна, – Енто ж дитя тьмы. Он когда бровку то, нонче, приподнял, я индаль рейтузы не обгадила. Ну литый Диавол, пряма высратый. А Диаволы они живущие. Говорю же, сидят там в поднебесье вашем с бабой мерзкой, чай пьють с сушкими. Я проверяла. Баба Даша ответственная, так и запишите собе, да премию мне может выпишите потома.
Даная молча пошла к лифту, пошатываясь и вздрагивая плечами. Мне в сердце вдруг впилась острая игла жалости. Это несвойственное чувство меня напугало и обескуражило. Я пошел как привязанный за моей фиктивной женой. Словно крыс за дудочником поплелся.
– Ох, халда, – вздохнула бабка. Каким-то волшебным образом материализовавшаяся возле лифта. – Слушашь чем?
– Баба Даш, это моя жена. Будешь грубить, хрен тебе, а не премия, – рыкнул я вполсилы, но старушку словно сдуло ветром в сторону ее «стакана»
– Нетути у нас лифту больше. Ага. Оторвалси. Тоисть, сначала сгорел, а потом оторвалси. Или наоборот. Черть его знаить. А, Капиталина то Пална сказала, сначал его Драхмапутра подожгла, а уж потом оторвалси, когда его Диаволенок потушить хотел. Токмо он зачем-то туды бросил гнетушитель. А тот рванул, все к чертям растарабанил, ажно решетки выгнулися. Ну те, которые вы, Барин, за бешеные мульены купили, – радостно прокаркала старая поганка, высунув нос из своего укрытия. – Кончилси лифт короче. Придется вам, господа хорошие пешкодралом чапать в пьянтхаус свой.
– Боже, пошли скорее. Макар, умоляю. Бедный Лешка, он, наверное, умирает от страха, – чуть не плача пролепетала Даная. Я контужено поплелся за ней.
– Не умрет. Я сам его убью, – пообещал я, скорее для своего успокоения.
Дорогая редакция. Тьфу, черт, не так. Уважаемые граждане храните деньги в сберегательной кассе, никогда не покупайте квартиру на двадцать четвертом этаже построенных по приказу советских диктаторов, высоток. Будь проклят тот день, когда я зачем-то, сдуру решил приобрести элитную недвижимость в самом центре нашего прекрасного города. И чертова девка, пыхтящая рядом со мной сейчас одышливо, словно больная собачка. И ушастый подрывник, с которого я спущу шкуру, если не сдохну от остановки сердца на мраморной лестнице, где-то между землей и небом. Этаже примерно на…
– Мы на каком этаже? – прокряхтел я, словно столетний старик, вдруг осознав, что мы с Ламой сидим на ступеньках, привалившись друг к другу спина к спине. Дружно так сидим, прям как родные. И не ругаемся, и убить друг друга не хотим, потому что даже на эти нехитрые движения у нас нет сил.
– Восемнадцатый, – уныло просипела моя супруга. – Еще шесть. Макар, ты иди к сыну Его выручать нужно. А я… Лешка лучшее, что в наших жизнях есть. Спаси мальчика.
– Ну да, брось меня… Уходи. Оооо, – попытался я изобразить раненого бойца, но получилось что-то среднее между умирающим лосем и кашляющим скунсом. – Фиг тебе. Хочешь, чтоб меня растерзала Горгона Константиновна? А ты просто отползешь под лестницу и там без мук сдохнешь? Хренушки.
– Я больше не могу, – всхлипнуло это курчавое недоразумение. – И туфли, у них гвоздик вылез и мне колет пятку. А еще, у меня, кажется, резинка на трусах лопнула.
– Я куплю тебе сто тысяч новых туфель, и миллион трусов с нормальной резинкой, если мы будем сейчас командой. Иначе, хана Лехе, – хмыкнул я, и подхватил ее на руки. Легкая как пушинка. И в этот раз она не стала сопротивляться. Доверчиво положила голову мне на грудь и прикрыла глаза. Черт, что-то в глаз у меня попало, что ли? Или соседи нарезали камаз лука.
Оставшиеся шесть этажей я преодолел со скоростью Усейна Болта, словно второе дыхание открылось.
Квартира пахла серой, адом и черт… На площадке валялся мой газовый гриль, искореженный настолько, что я не сразу узнал недавно приобретенный агрегат в груде измятого железа. Я его три месяца ждал, заказывал из Америки. Установка обошлась мне в астрономическую сумму. Но как? Он же тяжелый, был прикреплен огромными болтами к полу террасы. Боже. Сверху, по руинам, так и не испробованного, аппарата, ползало нечто, похожее на мелкого демона-кочегара, адски воняло гарью и на морде этого кошмара горели огоньками два злых, от чего-то красных глаза. Шерстка монстреныша, как мне показалось, еще дымилась. От изумления я чуть не выронил задремавшую жену, и только тогда осознал, что я перенес ее
