уйти.
Граф принёс букет белых лилий на её могилу и, упав на колени, склонился в молитвенно глубоком страдании. Словно веяние лёгкого ветерка, пробежала Жизель за его спиной. Альберт встрепенулся и устремился вслед за своим видением, но нет – почудилось, показалось. Её здесь быть не может. И всё-таки он вглядывается вдаль, в темноту, тщетно пытаясь увидеть возлюбленную. Вновь и вновь ему мерещится странное ощущение её присутствия. Граф безутешно пытается найти Жизель и, потеряв последнюю надежду, падает на колени, прикрыв рукой полные слёз глаза.
Потупив взгляд, под невероятно красивейшую музыку, Жизель робко выходит навстречу своему возлюбленному. Чувственно держа перед собою невесомые руки, она приветствует его маленьким поклоном. Граф Альберт не замечает воскресшую душу, он полон страданий, он весь в себе. Грустная музыка зовёт за собой, и балерина медленно становится в долгий, утончённый арабеск. Дыша лишь руками и указывая ими путь, она несмело проходит границу двух миров, выходя из царства мёртвых. Жизель больше нет места среди живых. Ведомая ещё живым безмерным чувством, она лишь на мгновение показывается из потустороннего мира. Словно тень, Жизель перепархивает за спиной возлюбленного на другую сторону сцены, поворачивается, делает большой шаг к нему и замирает в долгом, почти хрустальном арабеске. Граф не замечает её. Он глубоко страдает и рыдает. Жизель не перечит ему, не тревожит. Возможно, её здесь и нет, она полупрозрачна.
От волнения сердце начинает биться чаще, и всё труднее сдержать свой порыв и самой не броситься к графу. Медленно и грустно теперь звучат в оркестре звуки мелодии их счастливого земного танца. Всё изменилось. Жизель ушла навсегда, но сейчас, этой волшебной ночью, она здесь, подле него и танцует так, как никогда прежде. В последний раз проходя по краешку жизни любимого, каждым движением она будто шепчет: «Дорогой, очнись», и надеется встретиться с ним хотя бы взглядом. Опустив глаза, изумительно двигаясь, Жизель обводит вокруг него круг и застывает в изумительной позе écarté. «Кажется он меня заметил», – предвкушая встречу, прочувствовала она. И вот граф Альберт наконец-то встрепенулся, различил в темноте её контур и бросился к ней навстречу. Он попытался поймать любимую в объятья, но её тень проскальзывает мимо. Жизель лишь видение, его обманчивый мираж. Партнёры пытаются приблизиться, но всё равно проскальзывают мимо друг друга. И вот она – кульминация, он всё-таки ловит её в свои объятия и поднимает высоко над головой. Страх, волнение и радость полёта мгновенно остановили дыхание. «Да, так, именно так я чувствовала себя, когда танцевала спектакль на сцене Гаренье, – мысленно повторяла себе Полина. – Только в тот вечер у меня так созвучно переплелись радость танца, наслаждение музыкой, процессом и результатом. Это странное головокружение… Как я хочу его повторять вновь и вновь».
Группа ушла далеко вперёд, и Ида потеряла всякую надежду дождаться Полины. Балерина осознанно отставала от коллектива и не желала идти общим строем. Над головой густые тучи становились всё грознее, и с неба начали падать огромные капли. «Ускорить шаг? Но к чему это?» Не нарушая своего темпа и ритма, она шла, первый раз в жизни омываемая перуанским дождём.
Мысленно возвращаясь в Париж, Полина перед своими глазами отчётливо видела большую сцену. Полумрак. Она берёт в руки лилии и в большом прыжке вылетает на центр сцены. Каждая клеточка её тела помнит всю хореографию – прыжки, которыми они с партнёром-графом приветствовали друг друга, арабески, каждый поворот и движение навстречу друг к другу. Она полна сил и может танцевать бесконечно. Эта длинная ночь им не страшна. Они перенесут все испытания.
Последний спуск и до гостиницы оставалось пройти лишь одну ровную террасу. Проливной дождь прогнал всех, и Полина осталась совсем одна под потемневшем небом. В голове зазвучала музыка Адольфа Адана, Полина отбросила все предрассудки и балетной поступью выбежала на центр луга. Вывернув в горном ботинке, как в пуанте, левую ногу, а правую отведя назад, она расправила руки и всем своим телом прикрыла мнимого графа Альберто. Мысленно представляя себе хореографическую композицию, она вновь превратилась в Жизель и встала в идеальную пятую позицию.
Напевая себе под нос морморандо мелодию adagio, Полина подняла над головой принявшие форму овала руки и медленно повела коленом левую ногу вверх от колена. Правый ботинок словно впился в землю, и опорная нога позволила высоко поднять и долго удержать выпрямленную вверх работающую ногу. Никой разминки и согревания мышцам не понадобились, балерина стояла под проливным дождём в хрестоматийной высокой позе écarté. Танцуя под воображаемую музыку, она опустилась в глубокий port de bras, помогла подняться себе, танцуя руками, и, словно пёрышко, легко подпрыгнула, меняя ракурс. Тяжеленые трекерские ботинки потеряли свой вес и форму и в одночасье стали балетной обувью. Они лишь слегка придерживали подъём ноги и не позволяли полностью вытянуть стопу. Полина зафиксировала свою ось на левой ноге, наклонилась вперёд к вытянутой правой и, плавно переходя от одной позы к другой, высоко подняла прямую правую ногу почти к самому уху. Души и земля инков воздали должное подарку – невиданному и неведомому ими ранее танцу, – Полине казалось, словно сама святая земля придерживает её опорную ногу. Она медленно и плавно отвела прямую ногу за спину и, молитвенно сложа перекрещённые руки на груди, продолжила тянуть ногу всё выше и выше, склоняясь перед воображаемым возлюбленным в глубоком поклоне. Встав на ребро ботинка, как на пуант, она блестяще выполнила арабеск и быстрой балетной поступью побежала к калитке гостиницы.
* * *
Наконец наступило долгожданное праздничное воскресное утро. Пасха. Сорок постных дней подошли к концу. Полина впервые встречала Пасху в таком месте, где нет не только православных церквей, но и самих православных. Среди высоких гор и остатков древней цивилизации, она была в одиночном экземпляре. Праздновать и делиться радостью было не с кем. За завтраком не было никаких внешних атрибутов праздника – ни кулича, ни крашенных яиц. На гостиничном столе красовалась яичница, булки и джемы. Полина осторожно выбирала продукты. После долгого перерыва отведанное мясо пробуждало в ней странные реакции. Она становилась гораздо смелее, настойчивее и иногда вела себя совершенно непредсказуемо.
Как всегда, за завтраком она была одна. Пришла первой и заняла самое удобное место. Перед глазами открывался замечательный вид на горы. Светало. В полумраке туман то заслонял, то открывал зелёные откосы гор. Ещё было слишком темно, чтобы разглядывать детали, и она просто любовалось видами ежесекундно меняющейся
