Он сидел в тюрьме — и тем не менее находил на воле желающих ему помочь, хотя сам ничего из себя не представлял, не имея ни денег, ни власти, ни авторитета. Оторванный от мира, все равно узнавал, в какой школе Кира учится, куда она переехала вместе с бабушкой и дедушкой; звонил им иногда по несколько раз в месяц — и это рядовой заключенный без друзей и родственников, что снабжали бы его деньгами, сигаретами и прочими ценностями.
Удивительно, что он не явился по ее душу раньше. Впрочем, объяснение нашлось быстро: прежних жильцов Кира настоятельно попросила никому ее личные данные не сообщать, да и не знали те ее адрес, а вот нынешние однажды завозили ей наличными оплату квартиры. Наверняка они и проболтались. Позже она с ними еще побеседует и в самых красочных выражениях объяснит, почему нельзя кому попало разглашать личную информацию о другом человеке.
Первые несколько часов, проведенных дома, Кире казалось, что она в полном порядке и давно успокоилась. Горячий душ, сытный ужин и парочка серий любимого сериала привели ее в чувство и помогли отвлечься, однако с приближением ночи внутри завозилось беспокойство.
В груди холодело, квартира перестала вызывать уверенность в собственной безопасности, включенный во всех комнатах свет не помогал развеять притаившиеся в закутках тени. Перед глазами возникало застывшее, бледное мамино лицо. Неподвижное, неживое. Каким Кира и видела его последний раз.
Отчетливое и разумное понимание того, что настоящей угрозы нет и страшиться нечего, совсем не успокаивало. Кире было плохо.
Она порывалась позвонить Марго, но останавливалась, запрещая себе пугать подругу. К тому же мешало что-то еще. Кира словно физически ощущала нарастающее в груди стремление, ясное осознание потребности, способной по-настоящему унять ставшую нестерпимой тревогу и щемящее чувство собственной заброшенности.
Все в ней рвалось к одному человеку. Именно к нему.
Оказаться рядом. Оплести его тело своим. Вдохнуть терпкий, мерещащийся повсюду запах. Согреться в родном тепле. Слиться биением сердец и замереть.
Как бы Кира ни боролась с собой, устоять перед искушением обрести совершенный, упоительно-легкий покой, у нее не вышло. Сама не своя она стала собираться, думая только о том, что этой ночью в любом случае попадет к Сергею. А дальше — будь что будет.
Глава 30
Он все-таки успел выпить с Антоном в «Молоте», но ни опьянения, ни хотя бы легкого, отвлекающего тумана в голове не появилось. В груди все так же тоскливо выло сердце, заключенное в жгучий кокон неудовлетворенности и нежелания мириться с сложившимся жизненным раскладом. Чувства, как бы ни сопротивлялись, оставались под полным контролем разума.
Вопреки собственному состоянию, Сергей не планировал обивать один конкретный порог и умолять ту самую, единственную, изменить свое решение. Иногда, конечно, едва держался, но помогало осознание: ему действительно нечего Кире предложить. Самым циничным и вполне объективным образом она была права — он не пара двадцатидвухлетней девушке.
Забавно и горько, сколь по-разному в их ситуации ощущалась пропасть длиною в восемнадцать лет. Юность Киры ничуть Сергея не беспокоила: она не стала ни преимуществом, ни недостатком. По правде говоря, он нередко забывал, что почти в два раза ее старше — такой удивительно зрелой, рассудительной и здравомыслящей была Кира, не уступая ему в знаниях о мире, понимании действительности, образованности, глубине личности и стойкости характера. Редкая, поразительная женщина, которую он уже и не надеялся повстречать.
Чем, в свою очередь, он привлек Киру, Сергей догадался без особых усилий: очевидно, ровесники проигрывали ей и в уме, и в чувственности. Впрочем, это понимание слабо утешало: совсем скоро желторотые юнцы повзрослеют и возмужают, наберутся опыта и мозгов — и ему, стареющему , уже нечего будет им противопоставить.
Кто-то обязательно заметил бы, что он довольно обеспечен и держит себя в хорошей форме, вот только женщина, которую он умудрился-таки полюбить, плевать хотела на деньги и ничуть не обманывалась ускользающей от него молодостью. И, как ни жаль это признавать, Кира была права, отказавшись представлять их совместное будущее.
Через какой-нибудь десяток лет он вполне обоснованно рискует потерять и крепкое здоровье, и привлекательную внешность, и — неприятно даже задумываться, — станет не таким уж хорошим кандидатом для отцовства. О детях Сергей не мечтал, но не мог не допускать мысли, что однажды (пусть не в ближайшие годы) Кира изменит свое мнение о материнстве, — и на что он будет годен? В пятьдесят с лишним-то лет?
Хотелось верить, что на многое, однако дать тому гарантию не мог никто. Нежелание Киры ввязываться в заведомо сложные отношения было понятно уму и мучительно противоречиво сердцу.
Надежда, что Кира хотя бы неосознанно в него влюблена, угасала, на ее место пришел страх, почти уверенность: счастливый финал для них в любом случае невозможен. Едва ощутимый, но прибавляющий себе убедительности с каждым днем.
Сергей уже не видел причин стоять на своем. Лучше перетерпеть агонию сейчас, чем смотреть повзрослевшей, еще более прекрасной Кире вслед несколько лет спустя, когда она закономерно потянется к подходящему мужчине.
До сих пор ей попросту негде было повстречать достойного кандидата — не в тех местах и социальных кругах она бывала в силу возраста и положения, но Сергей не сомневался: она достигнет серьезного карьерного успеха и быстро. А там…
Среди юристов всех рангов и мастей интересных мужчин окажется достаточно. Молодые, самодостаточные, близкие по духу. Старая как мир история, когда молодая девушка, обманувшись легкой влюбленностью в зрелого мужчину, став старше, находит настоящую любовь в лице своего ровесника.
Сергей не стремился познать унизительную участь ставшего ненужным балласта, да и привязывать к себе Киру, а затем удерживать всеми возможными способам он бы не стал, даже вопреки выворачивающим наизнанку чувствам. Путь и одна только мысль, что все закончилось и совместного с Кирой будущего нет, доводила до отчаяния и почти ставила на колени. Его, взрослого, закаленного жизнью мужика.
Принять несправедливость, которой увенчались его внезапные, долгожданные и, к сожалению, безответные чувства, было тяжело. Сергей знал, что справится, но прямо сейчас, когда в пустой, полутемной квартире ему постоянно мерещилась Кира, не мог найти себе места.
Он опять, словно мазохист, слушал ту самую пластинку, что она ему подарила, и усмехался смыслу звучащих в песнях слов. Как юный, впервые влюбленный подросток, замечал особенные совпадения там, где их, разумеется, не существовало.
Громкий звонок в дверь заставил его вздрогнуть и поспешно отключить проигрыватель. Проведя ладонями по лицу, словно снимая с себя морок усталости, который не хотелось демонстрировать кому не попадя, Сергей вышел в коридор.
Он не стал смотреть в глазок и сразу открыл дверь. И замер.
На пороге, чего он совершенно не ожидал, стояла Кира. Желанная до невозможности сделать вдох. Он, кажется, лишь теперь во всей полноте ощутил съедавшую его изнутри тоску. Кончики пальцев словно ныли от потребности поскорее дотронуться до самой прекрасной и необходимой девушки на свете. Сергей, однако, не сдвинулся с места.
— Зачем ты здесь? — спросил он наконец, с усилием разлепив застывшие, пересохшие губы. В голосе, не выдавая всех мучивших его чувств, прозвучало только усталое безразличие.
Наносное, конечно. В мире крупного бизнеса держать лицо учишься с первых дней, да так, что никогда не перестаешь себя контролировать. В свои почти сорок Сергей умел оставаться бесстрастным в любом состоянии. Даже когда внутри клокочет от бессилия и злости.
Внешний вид Киры довольно агрессивно сообщал о цели ее визита: яркий макияж, пышно уложенные волосы, облаченные, несмотря на мороз за окном, в тонкий капрон ноги, выглядывающие из-под ткани пальто, — в обычные дни она одевалась иначе.
