Медвежонок морщится, отворачивается. Мне кажется, он обижен и думает, что я его бросила. Больно закусываю щеку, чтобы снова не разреветься.
Анечка деликатно намекает, что мне пора, потому что пришла другая мамочка.
— Люблю тебя, сыночек, очень хочу обнять. До завтра.
Целую кювез.
В палате Миша меняет памперс Левке. Замирает с сыном на руках.
— Ты была у Миши? Как он?
— Лежит весь в проводках и трубочках! Такой маленький, совсем один! — шепчу, опускаясь на кровать.
Уткнувшись в подушку вою, не хочу пугать Леву, но весь ужас, напряжение и боль последних дней выливаются в неконтролируемую истерику.
Проревевшись, мне становится легче. Я словно стряхнула с плеч тяжелую черную тучу. Все еще ужасно страшно за Мишаню, но я верю в лучшее, все будет хорошо. Обязательно.
Воркую с Левкой. Миша как радистка Кэт теперь отбивается не только от Нюры, но и от Маши с Каем. Они тоже названивают каждый час, порываются приехать. Я очень благодарна им за заботу, но сейчас не готова общаться ни с кем кроме мужа.
На следующий день в палате появляется полицейский, принимает заявление, записывает мои показания, берет копии моих медицинских документов. После родов приходил врач и провел медицинское освидетельствование.
Еще через неделю нас переводят в детскую больницу при роддоме. Левку на доращивание, Мишаня старается дышать сам, но врач говорит, что ему это дается с трудом, поэтому его страхуют через носовые канюли.
Последующие дни похожи на день сурка, они сливаются в единую карусель. Заботы о Левке, походы к Медвежонку, Миша навещает нас каждый день, после работы, в школе наплыв учеников и срочно пришлось менять расписание и обустраивать еще один класс, работа требует его непосредственного присутствия. Я сама выпихнула его работать, потому что он начал сходить с ума, и загоняться, еще больше меня.
Просыпаюсь под утро от шума. Резко сажусь, Левка мирно спит в кроватке. В коридоре слышны какие-то крики и топот ног. Что-то случилось. Щелкаю ночник, выглядываю, несколько врачей бегут в палату интенсивной терапии. Мимо пробегает медсестра с капельницей в руках.
Холодный озноб ползет вдоль позвоночника, руки становятся ледяными. Там же мой Медвежонок. Вдруг ему стало хуже? Нет, нет, нельзя так думать! Он старается, он борется! Он молодец и настоящий воин, к тому же у нас положительная динамика.
Как зомби сижу до утра, покачиваясь, не могу спать. Глаза зудят и чешутся, голова тяжелая.
Отделение постепенно просыпается, слышны голоса, смех, санитарка громко ругается, что кто-то снова натоптал. Левка просыпается с плачем, требуя еды. Кормлю сына смесью, держу столбиком, чтобы срыгнул. У меня трясутся руки, и хочется плакать. Звоню мужу, рассказывая про ночной переполох, он срывается с работы к нам.
Забегает в палату.
— Есть новости? Ты видела врача? — закидывает меня вопросами, пока моет руки.
Забирает Левку, я снова рыдаю, уткнувшись ему в бок, цепляюсь за него как маленькая. Я не выспалась, устала бояться и совсем расклеилась. Я хочу домой!
— Медочек, не плачь, все будет хорошо! Сейчас я найду врача и все узнаю! Ну, не реви ты! — срывает Мишу. — Левку напугаешь, он же чувствует тебя.
Левка начинает ныть, хотя обычно очень спокойный, если сухой и сытый.
— Мирослава, да с чего ты взяла, что это с нашим случилось? Он молодец, настоящий борец и вообще у нас положительная динамика! — уговаривает меня Миша, когда в палату вдруг забегает медсестра.
— Мирослава Рой? — спрашивает, прижимая руку к груди, стараясь отдышаться. — Уфх, запыхалась пока бежала. Ваш мальчик... — начинает и замолкает, снова пытаясь выровнять дыхание.
Я цепенею от ужаса, трясу головой. Нет, пожалуйста, нет. Не может быть! Педиатр хвалил Мишу, у нас же была положительная динамика!
Миша бледнеет и крепче прижимает к себе хныкающего сына. Дышать становится невозможно, наш общий ужас настолько осязаем, кажется, что к нему можно прикоснуться, наверняка он липкий и неприятный на ощупь.
— Ваш мальчик, — снова начинает медсестра.
Я жмурюсь, уткнувшись в Мишу.
— Раздышался! Сам дышит! Такой умничка! — улыбается медсестра.
— Дышит сам? — растерянно переспрашивает Миша. — Мишаня раздышался?!
— Господи, дышит? Сам дышит? Правда? Спасибо вам! — лечу к медсестре, крепко обнимаю. Она смеется, стоим, с минуту в обнимку, поздравив нас еще раз, убегает дальше.
Муж укладывает притихшего Левку в кроватку и сгребает меня в объятия. Я улыбаюсь сквозь слезы, уткнувшись ему в шею.
— Ты слышал? Раздышался! Медвежонок, дышит сам! Господи, спасибо!
— Все хорошо, теперь все будет хорошо! — целует меня в висок, кончиками пальцев вытирает мои слезы.
Киваю. Да, да. Теперь я знаю как мало мне нужно для счастья, просто чтобы мой сын дышал сам.
Глава 42.
Михаил
После работы лечу домой, то и дело, напоминая себе ехать по правилам. Мирославе не станет легче, если меня размотает на каком-нибудь столбе. Хроническая усталость и фоновая тревога не способствуют нормальному отдыху и концентрации.
Припарковав машину бегу домой, на лифт не хватает терпения, поднимаюсь по лестнице. Открываю дверь, первым делом в ванную, мыть руки.
В комнате тихо, Мирослава сидит, уткнувшись подбородком в колени, гипнотизирует кроватки.
Мальчики спят. Месяц как их выписали, и мы никак не можем наладить режим и быт. Наверное, потому что их двое и биологические часы пацанов катастрофически не совпадают. Левка очень спокойный и всегда готов есть и спать, Мишаня же беспокойный и плаксивый, накормить его и уложить целый квест.
— Привет, как вы? – присаживаюсь к жене.
Она всхлипывает, утирается рукавом, снова плачет. Это какой-то кошмар, она ревет целыми днями. Говорит это не контролируемо, и мы не знаем, что с этим делать.
— Ужасно! Миша, это был кошмарный день! — жалуется Мирослава. — Я опять их перепутала! Господи, что я за мать? — скулит, накрыв голову руками.
Обнимаю, укачиваю, целую в макушку и уговариваю, что это просто нужно пережить, адаптация случается и с родными детьми. Нам вот не повезло. Родительство раскатало нас бульдозером, послеродовая депрессия Мирославы, моя загруженность на работе, нехватка денег и нервов, мы отхватили джекпот, с нами случилось всё и сразу.
— Рассказывай, что случилось?
— Я их перепутала! Накормила Мишу дважды, его вырвало! Левка орал как резаный с голодухи, а я думала колики, теплой пеленкой его лечила! Пока до меня не дошло, попробовать его покормить! — всхлипывает Медочек.
У Мишки рефлюкс и каждое кормление мы как на пороховой бочке, никогда не знаешь, рванет или нет. Мирославу пугает, когда сын срыгивает фонтаном, хотя гастроэнтеролог объяснял нам, что так бывает. Мы намучились, пока подобрали ему подходящую смесь, сейчас лучше, конечно, но его ни в коем случае нельзя перекармливать.
— Ничего страшного, я сейчас все помою. Запущу стиралку и посудомойку. Ты ела? Я купил в кулинарии плов, салат и сырники.
— Нет, с утра кофе холодный пила! — обиженно шепчет Мирослава и снова начинает плакать. — Я ужасная мать, совсем не справляюсь! Мне звонила Маша, а я даже ответить нормально не могла, потому что мальчики плакали. Я не понимаю, что с ними делать? Как успокаивать? Только накормишь и переоденешь одного, уже другой орет. Успокоишь второго, первый рыдает!
— Ты умница! Я бы с ними и дня не протянул, а ты справляешься! Пусть не все гладко, но все живы и здоровы, а это уже подвиг! Все ошибаются, ничего страшного. Дальше должно быть легче, нужно просто как-то пережить этот треш. — как умею, утешаю замученную Мирославу.
— Как пережить? Посмотри на меня! Я как зомби, не сплю, не ем, все время плачу! Я моюсь нормально раз в неделю! И понятия не имею, как всё организовать!
Да уж, наверное, сложно было найти более неподходящих людей на роль родителей, чем мы. Но мальчишки выбрали нас, мы любим их, но совершенно не справляемся. Я не уверен, что в мире в принципе существуют родители, которые с первого месяца могут все вывезти и не свихнуться.
