Я чувствую, как холодный озноб распространяется по моей коже. Лука мертв. Этого не может быть. Горе от одной этой мысли бьется у меня в груди, царапает ребра, угрожая подняться к горлу. Но если я закричу, если я заплачу, если я вообще позволю себе поддаться этому, я не остановлюсь. Я буду в истерике, а это последнее, что я могу себе позволить прямо сейчас. Я не девица, попавшая в беду. Я не принцесса в башне, запертая взаперти и ждущая, когда кто-нибудь придет и спасет ее. Лука никогда не был моим рыцарем в сияющих доспехах. Он был драконом, охраняющим башню. Но черта с два, если я позволю кому-нибудь убить моего дракона. Я больше не принцесса, которую нужно спасать.
Я гребаная королева.
И поскольку Луки здесь нет, чтобы защищать свое королевство, я думаю, мне придется сделать это самой.
Я слышу, как палец Франко снимает пистолет с предохранителя.
— Сладких снов, маленькая София, — произносит он нараспев, звуча почти расстроенно, и я ныряю на пол, бросаясь к одной стороне стола. Пуля попадает в дерево рядом со мной, раскалывая его, и я чувствую, как страх, которого я никогда не испытывала, захлестывает меня, заставляя похолодеть все мое тело.
Не замирай. Не замирай.
Мне нужно оружие, что-то, чем я могла бы дать отпор. Конечно, у Луки в кабинете должен быть пистолет. Я извиваюсь за столом, когда раздается еще один выстрел, и я слышу, как Франко снова ругается.
— Просто сдохни, сука! — Кричит он, когда я смотрю на стол, за долю секунды принимая решение о том, в каком ящике может быть пистолет.
Лука правша. Он положил бы его в правый ящик стола. А если ему нужно будет добраться до него быстро? Нижний, чтобы он мог пригнуться, когда схватит его.
Я хватаюсь за ручку, которую выбрала, молясь, чтобы ящик не был заперт. И это не так… очевидно, Лука ожидает, что обычно запертой двери в кабинет будет достаточно, не запирая также и свой рабочий стол.
Следующая молитва о том, чтобы он был заряжен. У меня нет времени искать патроны, и я чертовски уверена, что не знаю, как заряжать пистолет. Все, что я знаю, так, это как снять с предохранителя, и когда я вижу, как еще одна пуля пробивает стол, когда Франко стреляет в меня, я понимаю, что у меня будет только один шанс.
Я вскакиваю из-за стола, направляя пистолет так, как я видела в фильмах, одна рука зажата под другой, держащей его, когда я целюсь в голову Франко. У меня нет времени думать о последствиях того, что я делаю, или о тяжести убийства человека. Все, что я знаю, это то, что он собирается убить меня, если я не одолею его.
А я не готова блядь сегодня умереть!
Я нажимаю на спусковой крючок.
Выстрел проходит мимо цели. Пуля попадает в стену позади Франко, и я едва успеваю пригнуться, когда он стреляет снова, крича от разочарования.
— Просто… черт возьми, сдохни уже сука!
Я снова выскакиваю из-за стола, и на этот раз мне требуется еще одна секунда, чтобы прицелиться.
Этого достаточно.
— Не сегодня, — шепчу я. И тогда я нажимаю на спусковой крючок.
На этот раз я не промахиваюсь.
Первое ощущение, которое я испытываю, когда его тело падает на пол, это восторг, дикое облегчение от того, что он ранен, что у него не будет шанса выстрелить в меня снова. И затем, когда я медленно выхожу из-за стола, чтобы посмотреть, дышит ли он еще, если я только ранила его, я очень ясно вижу, что нет никаких шансов, что он все еще жив.
Рана в его голове не могла быть ничем иным, как смертельной.
Я смотрю на растекающуюся вокруг него кровь и чувствую, как меня охватывает тошнота. Я не могу остановиться, когда меня тошнит, рвота смешивается с кровью на ковре, когда меня выворачивает наизнанку, волна за волной накатывает, пока я не оказываюсь на коленях рядом с телом, содрогаясь до тех пор, пока во мне ничего не остается. Даже тогда меня все еще тошнит, кажется, целую вечность, пока я не поднимаю глаза и не вижу Ану, неуверенно стоящую в дверях, на ее лице застыла маска боли.
— Тебе не следует вставать, — слышу я свой голос, как будто в туннеле, как будто я нахожусь вне своего тела. — Твои ноги.
А потом все погружается во тьму.
***
Я просыпаюсь в коридоре перед кабинетом, моя голова на коленях у Анны. Она прислонилась к стене и гладит меня по волосам, пока я медленно прихожу в себя.
— Тебе не следовало вставать с постели, — шепчу я, чувствуя, как во рту становится липко. — Твои ноги…
— Тут была перестрелка, — сухо говорит Ана. — Я думаю, что в данном случае это было оправдано.
— Как долго я была без сознания?
— Может быть, час. Служба безопасности уже прибыла. У Франко было несколько парней, которые не включали камеры, пока он пытался убрать тебя, но Рауль и его ребята вернулись и разобрались с ними. Сейчас они там, рядом с телом. — Ана делает глубокий вдох, глядя на меня сверху вниз. — Они вызвали Катерину. Она уже на пути сюда.
— О боже, — шепчу я. Последний человек, которого я хотела бы сейчас видеть, это Катерина. Я только что убила ее мужа. И хотя я подозреваю, что она, возможно, не выплакала бы из-за этого слишком много слез, я все равно несу ответственность за то, что забрала у нее кого-то еще после всего, через что ей пришлось пройти.
Я слышу, как открывается дверь, и надеюсь, что это просто входит еще кто-то из службы безопасности. Но когда по коридору раздаются шаги, я слышу тихий голос, зовущий меня по имени.
— София?
В конце концов мы втроем оказываемся в гостиной. Катерина помогает мне подняться, а затем мы обе, Катерина больше, чем я, помогаем Ане добраться до дивана. Катерина опускается в одно из кресел, ее лицо бледное и осунувшееся. Я вижу, что она прилично похудела со времени свадьбы.
— Франко мертв. — Она произносит эти слова просто, тихо, вслух, как будто говорит сама с собой. — Они сказали, что ты застрелила его, София.
Я киваю, мое горло сжимается так, что сначала мне кажется, что я не могу говорить.
— Он собирался убить меня.
— Катерина медленно кивает, ее руки лежат на коленях, костяшки пальцев белеют, когда она сжимает их. — Они тоже это сказали, — шепчет она. — Они предложили показать мне запись, но я им поверила. Ты бы никого не убила без причины. И кроме того… — затем она закатывает рукава своей рубашки, и мы с Анной обе ахаем, увидев синяки на ее предплечьях, доходящие выше локтей.
— В последнее время он ни к кому не был добр, — тихо говорит она. — Слава богу, я не беременна.
Ана неловко ерзает, и Катерина смотрит на нее, ее проницательные глаза следят за выражением лица Аны.
— Это он с тобой так поступил? — Она кивает на босые, забинтованные ноги Аны, ее опухшие глаза, разбитые губы и почти сломанный нос.
Проходит мгновение, и Ана колеблется, но в конце концов кивает.
— Он узнал, что я пыталась помочь Софии уехать. Но он также хотел моей смерти, потому что я раскрыла его заговор с целью убить Луку, Виктора и Софию и захватить территорию с помощью его отца.
Глаза Катерины расширяются.
— Его отец? Его отец мертв…
— Его отец Колин Макгрегор, — вмешиваюсь я. — Слухи правдивы. Они замышляли покончить с русскими и итальянцами и забрать все северо-восточные территории себе.
— Черт, — шепчет Катерина. — О боже…Лука?
Я качаю головой.
— Я не знаю. Я ничего не слышала. Франко сказал, что он мертв, но… — Я хочу сказать, что знала бы, если бы это было так, но это звучит как полная чушь.
Я просто не могу позволить себе поверить в это. Потому что, если он мертв… Тогда последнее, что мы когда-либо делали, это ссорились. Последними словами, которые он мне сказал, были угрозы убить меня, и тогда он никогда не узнает о нашем ребенке. Никогда не узнает, что я к нему чувствую. Никогда не узнает, что я хочу исправить все это, каждый спор, и недоброе слово, и предательство, и ложь.
Он никогда не узнает, что я люблю его или что я знаю, что он тоже любит меня.
— Этого не может быть, — шепчу я. — Он просто не может.
