и ловит карий взор.
Белый не болтает о своих чувствах. Ему сейчас вообще с трудом даются слова. Но по взгляду малышки понимает: она видит все, читает его мысли, понимает его.
В клинику Белый влетает на полной скорости. Шама встречает его с идиотской улыбкой, от которой Феде хочется вмазать пацану. Ведь знает все и участвует в этом небольшом заговоре.
Ай, хрен с ним. Пусть живет.
Белый перепрыгивает ступеньки. По пути на нем каким-то чудом оказывается больничная накидка. Но перед входом в палату Федя от нее избавляется. Врачи разрешают, а ему эти тряпки только мешают.
Надия лежит в постели, закрыв глаза. Тут же, возле кровати, стоят две крошечные колыбельки. Белый делает шаг. Ноги совсем не слушаются. А в душе что-то обрывается, потому что одна прозрачная люлька пустая.
Девочка открывает глаза, сонно моргает. Белый понимает, что сил у нее почти нет. Упрямая девчонка! Ну как же... Зачем сама проходит через такое, когда у нее есть Федя?
Малышка поднимает руку. Белый тут же утыкается в ладонь лицом. Жадно дышит. Боится спросить и услышать что-то жуткое и страшное.
– Все хорошо, – очень тихо говорит Надия, – Ясмину накормят, переоденут. У меня пока нет молока.
Белый выдыхает. Трется щекой о теплую ладонь своей родной девочки. Смотрит в ее глаза, а любимое личико, почему-то, словно за пеленой какой-то, немного размыто.
– У нас с тобой получились чудесные дети, – вновь заговаривает Надия. – Все в папочку.
Федя качает головой. Нет, их дети все в маму. Такие же удивительные, необходимые Федору, как воздух.
Белый поворачивает голову. Крохотный сверток мирно сопит в колыбельке. А за спиной распахивается дверь, и в палату входит медсестра. Тихо здоровается, улыбается. Осторожно устраивает розовый кокон в кроватку и придвигает ее ближе так, что теперь Федя все видит: и красноватые личики детей, бровки-ниточки, крохотные носы.
– Ух, твою ж мать..., – шепчет Белый первую фразу за последнее время.
Он чувствует, как в груди растекается тепло. А за спиной – крылья.
Белый переводит взор на свою родную девочку, на свою малышку, на ту, без которой он задохнется.
– И я тебя люблю, Феденька, – говорит Надия и ведет рукой по его щеке.
Те слезы радости Белый помнит. Пять лет уже, а будто вчера. Потому что в жизни даже у самого сильного мужика случаются слабости.
– Так что, Борька, не зазорно иногда и поплакать, – говорит Федя, а сын кивает.
Слез уже нет, все проходит. Боря послушно полощет рот раствором и несет стакан обратно, на кухню.
Ясмина уже не смеется над братом. Судя по хмурому взору и поджатым губам, дочке только что попадает от матери. Надия фыркает, в ответ на немой вопрос Белого. Уж что-что, а враждовать детям друг с другом Надия не позволяет, потому что у Белявских большая и дружная семья.
– Боря, ты не плакса, не обижайся, ладно? – примирительно говорит Ясмина, когда брат занимает свое привычное место за обеденным столом.
– Замяли, – отмахивает Борис с самым серьезным выражением на детском лице.
Надия поджимает губы, украдкой тычет пальцем в мужа. Белый усмехается. Ну да, бывает. Пацан хватает всяких выражений из мужских разговоров, подслушанных случайно или намеренно.
– А у мамы сюрприз! – говорит вдруг Ясмина.
Белый изгибает бровь, смотрит на жену. Очень интересно, однако.
– И что за сюрприз, принцесса? – спрашивает Федя, улыбаясь.
– Кого-то нужно в угол поставить! – фыркает Надия. – Болтушка ты!
– А ты не говорила, что папе нельзя рассказывать, – смеется Ясмина.
Белый пристально смотрит на жену. Ждет ответа. Надия резко поднимается из-за стола.
Федя успевает перехватить ее за руку и потянуть на себя. И когда жена оказывается на его коленях, уточняет:
– Так что за секреты от меня, а, родная?
– А я знаю! Я знаю! – радостно смеется Ясмина и шепчет брату на ухо тот самый секрет, о котором пока нельзя говорить.
Белый прекрасно слышит каждое слово дочери, но не сводит глаз с любимых карих омутов. Надия вздыхает, кивает слегка растерянно и неуверенно.
– Правда? – уточняет Белый и получает утвердительный ответ.
Надия в положении. Он это уже понимает. Да и ожидаемо, ведь последний месяц ни о какой контрацепции речи не идет. И потом, близнецы подросли, а малышка часто заговаривает о повторной беременности.
Но одно дело – предполагать, строить планы, а совсем другое – когда малыш уже растет под сердцем любимой.
– Ты рад? – негромко шепчет Надия, а руки Белого крепче сжимаются на хрупких плечах, сгребают в пригоршни одежду на спине.
– Охренеть просто, как сильно я рад, – кивает наконец Федя и целует любимую прямо в губы.
***
На хоккейный матч все семейство Белявских попадает без опозданий. На скамейках для зрителей собирается почти весь клан, ведь за одну из команд выступает Арсений Архипов. Детская сборная прекрасно себя показывает, игроки, как и тренеры выкладываются на все сто. И потом, у команды мощная спонсорская поддержка, и не только материальная.
Однако Белый почти не участвует в разговоре мужчин. То и дело смотрит на жену, проверяет, не замерзла ли, не хочет ли горячего чаю, надеты ли перчатки.
– Федя, ты чего такой, а? – задает вопрос тесть, толкает его плечом в плечо.
Белый скупо улыбается. Сказать? Не сказать? Ведь скоро в любом случае вся родня будет в курсе.
– А у нас мама в интересном положении! – вместо Федора отвечает болтушка Ясмина.
Белый молчит, пожимает плечом. А от улыбки не избавиться. Кажется, у него сейчас лицо треснет. Но эту радость никак не спрятать.
Крепкая рука тестя сжимается на его ладони. А свободной – Мухтар Маратович приобнимает Федю за плечо.
– Ну наконец-то! – посмеивается Варгинов и уже громче кричит в сторону, где обосновалась женская половина всего семейства. – Слыхали? У нас пополнение!
Судя по тому, что мама уже вовсю обнимает Надиюшку, и там секрет уже раскрыт.
Белый ловит смеющийся карий взор. Цепляется за него на расстоянии. А Надия посылает ему воздушный поцелуй. И шепчет губами, но Федя читает ее признание в глазах, в жестах, в каждой черточке любимого лица.
Люблю тебя...
Федя кивает в ответ. И он любит. Безумно. Безмерно. Обожает свою родную девочку.
Несколько лет спустя...
– И зачем ты меня сюда притащил?
– Да
