ни о чем, просто хотела как можно скорее увидеть Гордея. И пусть этот бессовестный свинтус только и хотел, чтобы просто потрахаться со мной, моему глупому сердцу было просто важно знать, что с Гордеем все в порядке, что он жив, здоров и так же чертовски самоуверен, что не боится бросить вызов даже дрянной погоде…
— Ты еще встретишь ту самую, Валь.
— Да-да… — сказал недоверчиво.
— Знаешь, как поймешь?
— Ну?
— Ты не будешь думать, долго решаться. Ты просто возьмешь, что следует взять, и все.
— Я подумаю над твоими словами, — ответил Валентин и рассмеялся над своими же словами первым.
***
В больнице я заметила в коридоре двух молодых мужчин. Один — здоровый, мамочки! Я сразу же поняла, что это Дубинин, о котором рассказывал Гордей. Или просто Дубина. Дубина даже сидя на диване производил впечатление и поражал габаритами.
Как только я поравнялась с мужчинами, он поднялся первым и деликатно пожал мою ладонь. У меня язык просто онемел. Мать моя, вот это мужик огромный… Кинг-Конг. Годзилла, ой… Где он костюмы для себя находит? На заказ шьет?
И, подумав так, я поневоле еще больше восхитилась Гордеем: он сказал, что в школе решил бросить вызов самому сильному. Божечки, мой Гордей попер против этого здоровяка?!
Сумасшедший! Псих просто!
Так тепло стало на сердце от мыслей “мой Гордей…”
— Ростислав, — представился Дубинин. — А вы, я так понимаю, Владислава.
— Да-да, это я.
Дубинин улыбнулся, кивнул небрежно в сторону второго мужчины, который сидел на диване, по-турецки, и яростно чиркал что-то в планшете, еще и бранился с кем-то по телефону через динамик наушников.
— Это Громов, — Дубинин добавил еще что-то.
Я плохо расслышала.
— Как-как?
Дубина наклонился:
— Климентий. Клим. Не называйте по имени, он его ненавидит. Громов. Гром. Идет?
— Да-да, — закивала я.
Громов грязно матюкнулся, запихнул планшет в небольшую сумку, туда же швырнул наушники и посмотрел прямо на меня.
— А вот и цаца! Ай, какая… — пощелкал языком.
Выглядел эти двое, мягко говоря, совершенно противоположными друг другу. Дубина производил впечатление, будто смотрел снизу вверх на гору и просто немел от удивления. Выглядел довольно взрослыми и очень серьезным. Громов же, напротив, был высоким, но жилистым, с очень бойким, живым лицом. Честно говоря, он выглядел, будто студент последнего курса. Так и не скажешь, что ему — тридцать, и что он — тот самый генеральный конструктор сложнейшего оборудования.
— Гром, не сейчас.
— А что? Ца-а-аца же! — снова протянул Гром.
— Как Гордей? — отмахнулась я.
— Жить будет, но в себя не приходил, — отозвался Гром. — Кретин. Знал же, что против меня соваться не стоит. Мало того, что проиграл, еще и переломался хорошо.
— Сильно? — побледнела я, сжав пальцами сумочку изо всех сил.
— Ребра, рука, нога, пару вывихов… Трещины. Да всего по мелочи. Плюс сотрясение, — перечислил Громов.
Я рухнула на диван, сложила руки на коленях.
— В себя не приходил? — переспросила я.
— Нет.
— Хорошо. Подождем.
Я только успела сесть, в коридоре появился уже знакомый мне Иван Михайлович с компании яркой, стройной шатенки.
— Ну-ну, не плачь! Поправится наш Гордей, вот увидишь! Поправится… За ум… возьмется, — процедил по словам отец Гордея, увидев меня. — А ты что здесь делаешь?
Глава 40
Глава 40
Влада
Я посмотрела на отца Гордея в упор, медленно смерила его взглядом сверху вниз и обратно, внимательно изучила спутницу, нашла сходства с глазами Гордея, прикинула возраст…
Мама, что ли?
Пусть даже так!
Отчитываться перед ними я не обязана!
Хочу и сижу.
Я отвернулась и села на диван.
— Иван, почему она на нас так смотрела? — громким шепотом поинтересовалась спутница Лазарева.
— Это та самая девица, о которой я тебе говорил, — важным тоном отозвался Лазарев. — Та, что обманом села в кресло генерального. Хищница…
— Ах, вот оно что! — протянула женщина. — Не переживай, Иван! Как только наш сын очнется, я сразу же с ним поговорю, объясню, что к чему. Он ко мне прислушается, вот увидишь!
— Боже! — фыркнула я. — Очнитесь! Ваш сын серьезно пострадал в аварии, еще не пришел в себя. Неизвестно вообще, как эта авария на нем отразится и как скоро он очнется. Да вы молиться за его здоровье должны, но все, что вас интересует это — то, чтобы Гордей поступил так, как вам угодно, сплясал под вашу дудку. Вы совсем… Совсем о нем не переживаете, печетесь только о себе! — выпалила я в сердцах.
Родители отвернулись и зашушукались.
Обстановка в коридоре была напряженной. Дубинин с кем-то разговаривал по телефону вполголоса, отдавая распоряжения. Громов снова достал планшет и уткнулся в него.
По мне скользили неприязненные взгляды родителей Гордея.
Я чувствовала себя не в своей тарелке, будто перед расстрелом, но сдаваться не собиралась, сидела, с прямой спиной и держала глаза сухими.
— Так, звони Ангелиночке, — довольно громко попросил Лазарев, протянул телефон маме Гордея. — Думаю, скоро Гордей придет в себя, ему будет приятно увидеть самых близких своих людей: мать, отца, невесту! — добавил весомо, посмотрев в мою сторону.
Какой же мерзкий тип!
Еще и невеста у Гордея есть?
Я не успела расстроиться, даже подумать не успела, рядом со мной громко фыркнул Громов.
— Невеста? Ну, что за тупое гониво? — рассмеялся громко, хлопнув себя по бедрам. — Невеста, ага! Гордей — холостяк! Никаких невест на горизонте нет и не предвидится! — произнес он уверенно. — Учитывая, что сейчас друг живет сейчас со мной, и я знаю, млять, даже сколько раз и на чьи фоточки он подрачивает… — посмотрел на меня. — О невесте я бы точно знал!
Лицо отца Гордея вытянулось, второй подбородок заколыхался возмущенно.
— Что… Кто… Кто все эти люди?! — булькнул он.
— Это… Климентий. Климентий Громов, — закатила глаза мама Гордея. — Крайне неприятный тип! Дурно влияет на нашего Гордея, со школы… — пожаловалась отцу.
— Дурно влияю! — взвился над диваном Громов. — Вам, случайно, сиденье новой мазды не жмет? Не жмет? — рыкнул угрожающе.
— Что вы себе позволяете?!
— Так жмет сиденье новой мазды или не жмет? — не унимался Громов. — В прошлом месяце вам на день рождения Гордей новую
