Чувствует ли он ко мне что-то хоть отдаленно такое же сильное, как я?
Маленькая злая часть меня, девочка, травмировавшая переднюю крестообразную связку, так и не достигшая своей мечты, девочка, которая не верит, что в моей жизни может быть что-то прекрасное, заставляющая меня сомневаться, хочет ли он меня вообще.
Или он просто хочет поиграть со мной.
И тут я подумала, что если те же чувства втянули в неприятности мою сестру Нору.
В Остине мы останавливаемся в доме с шестью спальнями и с амбаром, и в этом невероятным образом построенном старомодном красном амбаре тренируется Ремингтон. Целый день он толкает тракторные шины. Бегает вверх по лестнице с мешками цемента на плечах. Он взобрался наверх, перекинул веревки через стропила, качнулся от них и затем побежал со мной вокруг имущества. Он тренируется как зверь, угрюмый, как бешеная горилла. Хотя, кажется, угрюм он особо с остальными членами команды, и только я, похоже, являюсь той, кто его успокаивает, так что Райли и Тренер просят меня пойти заняться его растяжкой, когда он начинает быть чем-то недоволен, как например «в этих чертовых перчатках невозможно бороться».
Эти частые растяжки для меня были настоящей пыткой. Скользить своими руками по его потной груди. В Остине в июле жарко, и он снимает свою рубашку, и этот контакт кожа-к-коже выбивает с колеи каждую клетку моего тела, возвращая мне все ощущения от нахождения с ним голой в одной постели.
Каждую ночь после инцидента с яйцами неделю назад, я лежала в кровати, уставившись в свою дверь. Я знаю, что мне нужно касаться себя, просто чтобы найти какое-то облегчение, но то, чего я хочу от него так далеко за пределами секса сейчас, я даже не хочу называть это. Хотя, я прекрасно знаю, что это такое.
Во время нашего полета сюда мы обменивались музыкой, и я заметила, что я всегда, затаив дыхание, жду, чтобы услышать, какую песню он выберет для меня. Я пыталась сохранить свой выбор на неромантичных песнях для него, и на самом деле испытала возбуждение, когда он хмурился на всех тех песнях о сильных девушках, которые я ему включала.
Он, наоборот, выбрал для меня самую романтическую песню, которую я когда-либо слышала в мои подростковые годы, которая была известна в конце фильма о любви, где парень играет песню любимой девушки на его магнитофоне. Фильм называется «Скажи что-нибудь», но название песни «In Your Eyes» Питера Гэбриэля.
Я серьезно хотела раствориться в коже дивана самолета, когда заиграла эта песня для меня… и его мрачные голубые глаза, пристально наблюдающие за мной, когда я впитывала слова о поиске света в ее глазах…
Черт.
Бы.
Его побрал.
Он не прикасался ко мне с той ночи, когда мы были в душе вместе. Но то, что он мне говорил… то, как он меня целовал… я так сильно его хочу, иногда мне просто хочется ударить его по голове и затащить его в свою женскую пещеру, где ничье мнение, кроме моего, не будет иметь никакого значения. И я скажу, что мы будем делать это всю ночь напролет, и дело с концом.
Сегодня в доме я беру из своего чемодана эластичные бинты, которые я могла бы использовать, работая над его растяжкой в конце дня после его тренировки. Это всего лишь тактика, чтобы мне не приходилось больше прикасаться к его коже своей и жалеть себя еще одну бессонную ночь из-за возбуждения. Я прохожу через парадную дверь с бинтом, свисающем у меня между пальцами, и замечаю там Пита, придерживающего дверь почти закрытой, и говоря при этом с кем-то по другую сторону.
Когда я прохожу, то краем глаза вижу седовласого мужчину и женщину, и вдруг они меня зовут.
— Молодая девушка! Пожалуйста, вы не позволите нам поговорить с ним?
Женский голос меня останавливает, поскольку я являюсь единственной молодой девушкой в этом доме, если только здесь нет трансвеститов, но я не думаю, что Тренер этим занимается.
Когда я делаю шаг вперед, высокая, стройная, на вид хрупкая женщина с бледным лицом и глазами цвета темного шоколада бросается сказать мне:
— Мы не знали, что делать. Он чувствовал себя покинутым, но он был слишком сильным и никто не мог его контролировать, а тем более я.
Мой мозг обрабатывает ее слова, и в это время я смотрю на них, стоя позади Пита.
— Опять же, мне очень жаль, — официальным тоном отвечает Пит. — Но даже, если бы он и не был занят, я не смогу его заставить увидеться с вами. Но, пожалуйста, будьте уверены, я свяжусь с вами, если что-то поменяется.
Он захлопывает дверь немного сильнее, чем требуется, и издает длинный сдерживаемый вздох.
И наконец, мой разум ко мне возвращается.
— Это родители Реми? — шокирована и в недоумении спрашиваю я.
И тут я осознаю, что глаза отца Реми очевидного цвета, и у этого седовласого мужчины невероятно большая и здоровая костная структура тела.
Пит кивает и потирает лоб, становясь крайне взволнованным.
— Да. Это его предки, все в порядке.
— Почему Реми не хочет их видеть?
— Потому что эти ублюдки заперли его в психушке в тринадцать лет, и оставили его там, пока он не стал достаточно взрослым, чтобы выбраться оттуда.
В моем желудке оседает ужасное чувство, и в мгновение, единственное, что я делаю — изумляюсь.
— Психушке? За что? Реми не сумасшедший, — говорю я, мгновенно возмущаясь от его имени, следуя за Питом через гостиную.
— Даже не смотри на меня. Это одна из самых неприятных несправедливостей, которую я когда-либо видел в жизни.
У меня защемило в груди. Я спрашиваю:
— Пит, ты был с ним, когда его выгнали из бокса?
Он качает головой в знак отрицания, не нарушая шага.
— Реми очень вспыльчив. Его завести, и он взрывается. Его противник хотел избавиться от него. Дразнил его за пределами ринга. Тот проглотил наживку. Его выгнали. Конец истории.
— И он еще сердится по этому поводу?
Он открывает двери на террасу, которая ведет к саду через амбар, и я следую за ним, прикрыв глаза рукой от яркого солнца.
— Ладно, он злится, но только не об этом, — говорит Пит. — Борьба — это все, что он умеет. Это все, что он может контролировать в своей жизни. И это было настоящим отвержением в карьере Реми. Почти невозможно заставить его открыться. Даже тем, кто долго был с ним.
— Как ты думаешь, откуда его родители узнали, где мы? Я думала, что прессу не подпускают к этому дому после инцидента с яйцами?
— Потому, что это дом Реми, — говорит, Пит, когда перед нами вырисовывается красивый красный амбар с газоном, вокруг него. — После того, как он вышел оттуда, он начал зарабатывать деньги в боях, и затем приобрел этот дом, стараясь доказать своим старикам, что он чего-то стоит… Предки все равно не хотели иметь с ним ничего общего. Ему нужен был дом, а сейчас он использует его только, когда мы в городе, чтобы не надоедала пресса в гостиницах. В Остине у него очень много поклонников.
