Ознакомительная версия.
– То есть? – рассеянно спросила Маруся. Она подошла к невысокому бортику, ограждавшему площадку, и наклонилась. «Метров десять, пятнадцать… И острые камни внизу! Если кто-то свалится – наверняка разобьется вдребезги».
– Я о том, что большинство из нас не способно любить ближнего своего. Собственные интересы, собственные потребности – превыше всего! Мы ненавидим своих соседей, мы ненавидим всех тех, кто стоит у нас на пути…
«Наверное, это он о себе», – сообразила Маруся.
– Осторожно, ты свалишься, – он слегка отодвинул ее от края площадки. – Так вот, мы все испытываем друг к другу нестерпимую неприязнь и отвращение – замечала ли ты? Толкаем этих самых своих ближних локтями, отшвыриваем слабых и зазевавшихся, рвемся вперед – точно там, впереди, нас ждет какой-то особенный приз. Готовы передавить всех на своем пути, лишь бы успеть на вечеринку…
– Ну, не все такие… Ты преувеличиваешь, – покачала головой Маруся.
– Я тебя уверяю! – со злостью воскликнул Урманов. – Ты же не слепая, ты тоже видишь то, что творится вокруг… Любят только самых близких, самых родных, а всех остальных ненавидят. Как это в Гражданском кодексе – первая линия родства, вторая линия родства… Дальше второй линии счастья уже нет. Вон посмотри – та толстая тетка в шортах готова убить пенсионера в «гавайке» только за то, что у старичка целая связка пластиковых бутылок и он намерен все их наполнить водой. Она ж его ненавидит так, как будто бедный дедушка вырезал всю ее семью!
– Другие – это ад, – пробормотала Маруся. – Есть такая пословица…
– Точно! Абсолютно точно! А хуже всего то, что люди не способны оценивать себя правильно. Кто признается в том, что он жадина или подлец?
– А кто ты? – вдруг спросила Маруся, глядя Леониду Урманову прямо в глаза.
– Я? – неожиданно растерялся тот. – Я не знаю… ты хочешь меня оценить? Ты хочешь понять, чего я стою?..
Он привлек Марусю к себе и коснулся губами ее щеки. Она попыталась осторожно выскользнуть из его объятий, но он держал крепко.
– Милая… какая же ты милая! – жадно прошептал Урманов, своим дыханием щекоча ей шею. – Хочешь быть моим судьей? Ну что ж, суди меня, скажи – кто я, чего заслуживаю?..
Этот разговор, видимо, воспринимался Урмановым как игра, как шутка, но Марусе было совсем не весело. «Ты – негодяй и убийца. Ты заслуживаешь смерти!» – она едва сдержалась, чтобы не выкрикнуть это ему в лицо.
– Но нет, нет – ни ты, никто другой… никто не может судить, – сам себе возразил Урманов, прижимая Марусю к себе. – Это все слишком сложно, слишком субъективно… Для кого-то я, может быть, подлец, а для кого-то – самый лучший человек на свете, – он опять поцеловал ее.
– Тогда что же есть истина? – дрогнувшим голосом спросила Маруся.
Урманов задумался, потом изрек торжественно:
– А истины нет!
– Как? – нахмурилась Маруся. – Что же тогда есть?
– Я же говорю – ничего! – с торжеством повторил Урманов. – У каждого своя правда, и мы не можем знать, у чьей правды больше прав на существование, а у чьей меньше. Даже вещи очевидные, безусловные, казалось бы, могут обернуться совершенно неожиданной стороной. И наоборот… Зло становится добром, а добро – злом.
«Выходит, он оправдывает свое убийство… – догадалась Маруся. – Этот Урманов пытается доказать себе, что ничего злодейского не совершал!»
– А убийство? – словно нехотя спросила она.
– Ты имеешь в виду сознательное лишение другого человека жизни? А казнь преступника – что это такое тогда?
Маруся отвернулась, глядя вниз. Камни блестели острыми гранями, между ними росла трава. Урманов – преступник, и то, что она сейчас совершит, будет называться казнью…
– Я думаю, особо мудрить не стоит, – неожиданно обретя уверенность, спокойно произнесла Маруся. – На самом деле истина очень проста, и она лежит на виду, надо только уметь ее увидеть. Она в нас самих, и единственное, что требуется, – понять ее.
– И что же ты поняла? – с ласковой улыбкой спросил Урманов.
Он стоял теперь, опершись локтями на балюстраду, в умиротворенной, разнеженной позе. Урманов, этот разглагольствующий убийца, явно любовался Марусей. Туристы уже набрали воду и теперь послушно брели вслед за экскурсоводшей в панамке к автобусу. Никто из них и не думал оглядываться.
Если толкнуть Урманова, то он легко свалится вниз, на камни…
«Я поняла, что ты не имеешь права жить», – хотела сказать Маруся, но вместо этого вдруг спросила:
– Леонид, а кем ты работаешь?
– Я? О, у меня очень интересная работа! – засмеялся он. – Уникальная, можно сказать… Я инженер. Проектирую аттракционы.
– Ка… какие еще аттракционы? – растерялась Маруся. Она ждала совершенно другого ответа, ждала, что Урманов поведает о том, что он бизнесмен (и почему Маруся была уверена в этом?), насколько он важная и значительная персона, сколь крутыми и важными делами занимается и даст понять Марусе, как ей повезло, что на нее обратил внимание он, Его Высочество…
И такой нелепый, неожиданный ответ!
– Те самые аттракционы, которые стоят в парках развлечений. Горки, качели, карусели, «колеса обозрения», комнаты страха… Ну, разумеется, очень современные, очень сложные конструкции!
– Неужели?.. – пробормотала Маруся.
– Граждане, не отставайте, пожалуйста! – донеслось до них. Это кричала экскурсоводша в мегафон. Маруся обернулась – все группа смотрела теперь на них. Момент был безвозвратно потерян…
– Идем! – Урманов подхватил свою спутницу под локоть и потащил вперед. – Я вот недавно был на выставке в Париже – там мы представляли свои разработки. Сейчас ведь как – придумываешь что-нибудь оригинальное, а нас целый коллектив, и, поверь, я не самый там главный, и везешь показывать это другим людям, на выставку. Понравятся им наши разработки – сделают нам заказ, нет – соси лапу!
– И что?
– Что?
– Понравились ли французам ваши аттракционы?
– Еще как! Такой заказище мы получили… Если б не это, меня бы гендиректор ни за что в отпуск бы не отпустил!
Есть женщины легкомысленные, есть – не очень. Есть стервы, клуши, есть с «изюминкой», без «изюминки», есть расчетливые, корыстные. Есть гневливые и отходчивые, есть холодные и злопамятные. Есть мягкие и великодушные… Сразу или чуть погодя, но перед сторонним наблюдателем неизменно раскрывается их истинная сущность.
А вот к этой женщине не подходило ни одно из определений.
Когда Леонид Урманов попытался классифицировать свою новую знакомую с помощью привычных категорий, то у него ничего не получилось.
Та, которую звали весьма прозаичным именем – Маруся, решительно не желала втискиваться в общепринятые рамки. Может быть, потому, что в ней была какая-то тайна, загадка, драма – пока недоступная ему?
Ознакомительная версия.
