– Никогда мы отсюда не выберемся! – с ноткой паники в голосе воскликнул Дес Коллинз, лучший друг Ники. – Мы в ловушке!
– Мы выберемся, – ответил Ники. Но он не был уверен в правоте своих слов, и с каждым немецким самолетом, который проносился над ними и обстреливал с бреющего полета, этой уверенности в нем оставалось все меньше и меньше.
Лодки и шлюпки стояли возле берегов. Целая флотилия маленьких суденышек, которые могли пристать к берегу там, где это было невозможно для больших кораблей. Но какие у них шансы, если воздух контролировали самолеты люфтваффе?
Когда Ме-110 полетел дальше вдоль берега и когда треск пулеметной очереди и шорох разлетавшегося песка стал тише, Ники поднял голову.
– Господи, как он был низко! Дес сел и стал выплевывать песок.
– Слишком низко, мать его! Лучше бы нам найти какое-нибудь убежище до темноты. Тогда мы сможем продержаться.
Они поползли от одной воронки до другой, пока не оказались снова в дюнах и не нашли себе впадину под несколькими пучками волокнистой травы. Они руками вырыли яму поглубже, протиснулись в эту крысиную нору и съели шоколад из остатков своего пайка. Все время до наступления темноты они распевали, чтобы хоть как-то поддержать дух.
Потом появилась угроза массированного бомбометания по площади. Примерно через десять минут берег и кромка моря окажутся под прицельным, огнем, и через такое же время немецкое наступление сконцентрируется на некоторых зданиях прямо над прибрежной дорогой. А пока небольшие шлюпки, воспользовавшись временным затишьем, приблизились к берегу. Но как много людей надо было забрать! Ветер доносил гомон их голосов и криков, они входили в воду, надеясь, что она защитит их, и повсюду в воздухе витал запах смерти.
Десу показалось, что пора. Его воспаленные глаза увидели лодки у берега, подобно тому, как человек в пустыне видит оазис.
– Пошли! – закричал он и, выпрыгнув из воронки, бросился к берегу.
Он не видел тени «мессершмитта», не слышал гула его мотора. И предупреждающий вопль Ники вырвался слишком поздно. Воздух пронзила оранжевая стрела огня. Только что Дес бежал, и в следующий миг он широко раскинул руки, словно намереваясь тоже взмыть в небеса. На мгновение показалось, что он неподвижно завис в воздухе на фоне неба, сделал один шаг вперед, другой, ноги его запинались с каждым шагом, пока он не упал на колени в песок.
– Дес! – закричал Ники. – О, проклятье! Дес!
Внутренности его словно размягчились, он был потрясен, когда увидел, что его друг упал прямо на его глазах, изнемогающий, застывший. Выбравшись из крысиного лаза, он побежал по берегу к Десу. Тот лежал, странно подергиваясь, а песок вокруг него тем временем становился алым.
На этот раз Ники сам не заметил приближавшийся вражеский самолет, пока он не оказался у него почти над головой. Ники обернулся в изумлении. И тут же его настиг град пуль, вверх взметнулся песок, и в средоточии удара оказалась лишь неподвижность и раскаленная добела горячая боль, охватившая его и увлекшая в забытье.
Поль, София и Катрин были в гавани, наблюдая, как шлюпки с трудом возвращаются назад, когда к ним присоединился Бернар Лэнглуа.
Бернар вот уже девять месяцев работал на Шарля и очень встревожился, узнав, что Шарль уплыл во Францию. С одной стороны, ему искренне нравился Шарль, с другой стороны – он до болезненности ясно понимал, что если что-нибудь произойдет с его работодателем, то он тут же лишится работы.
Да и вообще, не было никакой гарантии, что ему еще придется работать. Сейчас, когда война разгоралась, Бернар не думал, что найдется достаточно запросов в агентство, занимающееся досугом отдыхающих, и опасался, что, несмотря на заверения туристского комитета, отдыхающие вообще могут не приехать. А если так, то неизвестно, чем он будет заниматься. Возможно, его призовут в армию, а если и нет, то все равно надо пойти добровольцем. Но до тех пор, пока у него была работа, ему не хотелось этого делать – он не хотел бы по возвращении обнаружить кого-нибудь, занявшего место, которое он привык считать своим.
Сегодня, однако, эгоистично даже просто думать об этом. По ту сторону канала сражаются и умирают люди – и это должно быть первой мыслью каждого приличного человека.
– Есть какие-нибудь новости? – спросил Бернар, пробиваясь к сбившимся в маленькую стайку детям Картре.
– Ты имеешь в виду о папе? – спросил Поль. – Нет, боюсь, пока никаких.
Тон его был холодным, недружественным, он отвернулся, глядя в море и прикрывая рукой глаза от пляшущих на воде солнечных бликов. Вообще-то Поль не был снобом, но он беспокоился за отца, и тревога вылилась в презрение к парню, которого он считал ниже себя по социальному положению.
– А как насчет твоего брата? – настаивал Бернар. – Ведь он был в Бельгии?
– Да, был. Но шансы, что его подберет джерсийская шлюпка, не слишком велики, – отрывисто ответил Поль. – А тебе не полагается ли быть на работе, Лэнглуа? Тебе же отец вроде бы за это платит!
Бернар вспыхнул, но еще до того, как он ответил, встряла София:
– Поль, как ты можешь быть таким грубым? Извини, Бернар, но все так страшно. Мы видели Джо Ренуфа, он только что возвратился и сказал, что там ужасно, немецкие самолеты бомбят все, что движется.
Ее лицо было бледным от волнения, но Бернар подумал, какой хорошенькой она выглядит; волосы ее разлетались в разные стороны, как у Алисы ленты, а глаза сверкали негодованием.
– Послушай, Лэнглуа, тебе здесь нечего делать, – сказал Поль. – Мы сообщим тебе, когда что-нибудь узнаем.
– Спасибо, буду признателен, – ответил Бернар, постаравшись, чтобы его голос прозвучал ни слишком заискивающе, ни чересчур нагло. – И скажи своему отцу, чтобы он не волновался – если он устал, то может не приходить денек-другой. Я присмотрю за всем.
– Держу пари, что так и будет, – сказал Поль, проследив взглядом, как Бернар пошел вдоль причала, и подумав, отчего эта мысль привела его в такую ярость.
– Я боюсь, – сказала Катрин. – Я думаю, что папа никогда не вернется.
Прошло уже три дня, но от Шарля не было никаких известий. Девочки ушли на кухню, где Лола делала печенье. По крайней мере, им было здесь уютно всем вместе. Никто из них не мог больше даже подумать, чтобы опять провести целый день с Полем на причале, всматриваясь в море в надежде увидеть лодку, которая, возможно, никогда не придет. Но и здесь все было напряжено, и Лола радовалась, что, несмотря на то, что в эти дни работал повар, готовивший завтраки, основной обед она готовила сама. По крайней мере, она была поглощена этим делом и считала, что будет лучше, если София и Катрин тоже чем-нибудь займутся.
