Благотворительность! Ноэль ненавидел и презирал это слово. Благотворительность хороша, только когда ты даришь. Когда же ты принимаешь, это означает, что благодаришь за то, что в жизни других существует как должное, — благодаришь за хлеб, который ешь каждый день, и брюки, которые слишком коротки и путаются вокруг твоих костлявых коленей.
Раздался звонок, призывающий детей в зал. Миссис Гренфелл дала указание надеть самую лучшую одежду и аккуратно причесаться. Ноэль уныло потер масляное пятно на рукаве. Он сомневался, что сможет оттереть его, и предвидел неприятности из-за этого. Звонок еще раз напомнил о встрече, и, вытирая руки о старую тряпку, Ноэль неохотно пошел к дому.
Пич смотрела в окно, где под низким свинцовым небом между деревьев виднелось бесконечное пшеничное поле. Она взглянула на бабушку. Руки Леони крепко сжимали руль, она сидела откинувшись на спинку сиденья. Огромный «крайслер» ехал по свободной дороге со скоростью 25 миль в час. Пич вздохнула: с такой скоростью они попадут туда не раньше четырех часов.
— Незачем вздыхать, — сказала Леони. — Мы доберемся вовремя.
Вместо Эмилии, которая решила остаться в Нью-Йорке, где Лоис проходила курс лечения, она объезжала американские приюты и взяла с собой Пич. Но Пич была очень нетерпеливой путешественницей. Не успели они сесть в машину, как она уже хочет очутиться на месте! Пич усмехнулась.
— Можем ли мы, по крайней мере, ехать со скоростью 35? Леони взглянула на свою одиннадцатилетнюю внучку.
— Я так еду, потому что не умею управлять этими большими американскими машинами, — извиняясь, сказала она. — Обычно всегда едет шофер или Джим.
— Да, бабушка, — дразнила Пич. — В твое время были лошади и экипажи.
— Ты права, — согласилась Леони. — Я видела, как с появлением автомобиля изменился мир, — ваш дедушка производил самые великолепные машины во Франции. Я помню вечер, когда Месье первый раз вывез меня на первой машине де Курмонов. Я вижу ее, как сейчас, с бежевыми мягкими сиденьями, маленькими вазочками для цветов. Ярко-красная, она была покрыта двенадцатью слоями специального лака, с огромными фарами и кожаными ремнями вокруг капота… На мне было красное шелковое платье, точно в цвет машины, а Месье купил букетики жасмина для ваз…
Пич ждала, затаив дыхание, ждала, что Леони скажет дальше? Может быть, она наконец-то расскажет ей о себе и о Месье?
— Мы были сенсацией в театре в тот вечер, — проговорила Леони.
— Не только в тот вечер, — быстро возразила Пич. — Ты всегда была сенсацией, бабушка.
Леони улыбнулась.
— Не всегда. Это Месье всегда был сенсацией, всегда на виду. Он был очень умным и сильным человеком.
Леони крепче сжала руль. Неожиданная откровенность Леони позволила Пич задать вопрос, который не давал ей покоя:
— Почему ты не вышла за него замуж? — Леони выглядела настолько расстроенной, что Пич пожалела о своем любопытстве. — Может быть, я расскажу тебе когда-нибудь, Пич, если придется. О, я хотела бы уберечь тебя от многих ловушек, в которые попадают женщины. Подожди, совсем скоро ты узнаешь, что любовь — это самое сложное, непостижимое чувство, И мы все равны перед ней.
— Если я полюблю кого-нибудь, я выйду за него замуж…
— Хорошо, — живо ответила Леони, отсекая прошлое, — только сначала познакомь его с бабушкой, чтобы она могла одобрить твой выбор. А теперь посмотри, Пич, — там вдалеке. Это первое здание, которое мы видим за последние полчаса, должно быть, то, что нам нужно. Мэддокский приют.
Неприятный звук колокольчика приветствовал их, когда машина въехала в железные ворота, открытые двумя аккуратно одетыми мальчиками. Пич бегло осмотрела приземистые серые здания, и у нее засосало под ложечкой. Не было цветущих вьющихся растений, чтобы как-то смягчить эти неприветливые постройки, не было заботливо посаженных роз и азалий по бокам дорожек, как в замке д’Оревилль. Группа детишек, построенных для того, чтобы приветствовать их, выглядела такой же серой, с лицами, обветренными от постоянных ветров голой равнины.
— Бабушка, я не могу, — прошептала Пич. Леони удивленно посмотрела на нее.
— Что не можешь, дорогая?
— Не могу идти туда. — При одной мысли о том, как все будет, она испугалась и почувствовала себя разбитой. Мне там не нравится…
В лучах солнца мелькнуло лицо миссис Гренфелл, улыбающееся вставными зубами. Леони встревоженно взглянула на Пич:
— Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет, нет, но, пожалуйста, не заставляй меня идти туда, бабушка. Пожалуйста.
Леони посмотрела на Мэддокский приют для сирот, на ожидающее лицо миссис Гренфелл и ряд этих серых детишек, выстроенных перед серым зданием. Она поняла, почему Пич не хочет идти туда.
— Подожди здесь, дорогая, — сказала она, открывая дверцу машины.
Ее долг пойти туда и посмотреть, чем может помочь их организация. Леони пожалела, что взяла Пич с собой.
С теплой приветливой улыбкой на все еще красивом лице, Леони пожала руку миссис Гренфелл. Маленькая девочка в платье, которое ей совсем не шло, преподнесла гостье букет из огромных гладиолусов, завернутых в целлофан. Леони наклонилась, чтобы поцеловать ее, и ребенок застыл в изумлении, приоткрыв рот и держась рукой за то место, куда ее поцеловали. Леони шла дальше, улыбаясь, пожимая руки, гладя головки малышей, задавая вопросы старшим. Ее интерес был настоящим, а озабоченность — неподдельной, и Пич подумала, что она светится от любви к этим несчастным детям.
Пич со вздохом облегчения откинулась на сиденье, когда все друг за другом прошли в здание. Она не могла бы сидеть и обедать с ними, как всегда делала в приюте д’Оревилль. Это место пугало ее. Даже не заходя туда, Пич знала, что там будет: сильный запах дезинфекции, вчерашней еды и присутствие горя и одиночества. Усевшись, она смотрела в окно закрытой передней дверцы. Блики солнца играли на металлических буквах таблички: «Мэддокский приют для сирот». Худое лицо со светлыми стальными, как буквы на табличке, глазами, неожиданно появилось в окне. Испуганная Пич откинулась назад.
— Извините, — пробормотал мальчик, — я только хотел взглянуть на машину.
Он пошел прочь с опущенной вниз головой, руки в карманах. Пич опустила стекло и смотрела ему вслед. Он не показался ей взрослым. На мальчике были слишком короткие серые брюки, которые обвивали худенькие ноги, он был коротко острижен и выглядел очень уязвимым и трогательным. Быстро соскользнув с сиденья, Пич позвала его:
— Подождите минуту!
Ноэль шел, не веря самому себе. То, что она зовет его, должно быть, сон, мечта.
