— Что-то случилось, Демьян? – задает вопрос.
— Случилось, – киваю в ответ, – случилось то, что ты слишком много лезешь в мою личную жизнь. Я начинаю жалеть, что как брат, не остался в Москве.
Мама вспыхивает, меняется в лице.
— И что же я такого сделала? – складывает на груди руки.
— Из-за тебя Соломонов считает, что я обязан жениться на его дочери. Между прочим, грозил неприятностями, если этого не сделаю. Зачем ты ему напела о том, что я заинтересован в браке?
— Я думала, ты заинтересован, – растерянно мямлит она, – то есть понимаешь, что в итоге... ну вы бы поженились. Конечно, тебе хочется еще погулять, ты молодой мужчина, но ведь брак возможен на договорных отношениях. Это не любовный союз, а просто выгодный всем проект.
Мне становится противно.
— Мам, ты отца любила? Хоть немного?
Она снова вспыхивает.
— При чем тут это? Твой отец был тем еще подонком, бросил меня с двумя маленькими детьми и ни разу не спросил, как мы живём, не подохли ли с голоду. За что я должна его любить?
— Ну хорошо, были же у тебя мужчины?
— Что вообще за разговоры? – повышает она голос, но тут же смолкает, оглядываясь и приглаживая волосы.
— А разговоры такие, мам, что я не хочу жениться ради юридической выгоды. Я хочу жениться по любви и иметь нормальную семью. И ты как никто другой должна понимать, насколько это важно.
— Не дури, Демьян, – морщится она, – ты же взрослый мужчина. Ну любил ты эту Дарину, а она что? Бросила тебя и удрала за границу, наплевав на твои чувства. Кого еще любить собрался? Эту свою чухонку с нагулянным не пойми от кого ребенком?
Я чувствую, как злость идет неконтролируемой волной, накрывает с головой, сжимаю зубы, пытаясь хоть немного сдержаться, все-таки это моя мать. Негромко, почти по слогам, произношу:
— Чтобы я больше никогда не слышал таких слов о Насте и Андрее, ясно?
Она несколько секунд хлопает глазами.
— Так я и знала, – шлепает по столу ладонями, – она, естественно, не вняла моим словам. Залезла к тебе в штаны, воспользовавшись твоей доверчивостью. Сколько тебе еще надо обжечься, Демьян, чтобы начать думать? Да эта твоя... – она осекается под моим взглядом, громко выдохнув, продолжает: – Эта Настя хочет только одного: добраться до твоих денег и жить, горя не знать. Неужели ты этого не понимаешь?
— Это ты ничего не понимаешь, – отвечаю ей. – Считаешь, Соломонов с Лизой лучше Насти? Серьезно? Тогда я тебя разочарую. Вы все, и ты тоже, мизинца ее не стоите, понятно? А теперь скажи мне, что значит не вняла словам? Ты что, приходила к ней?
Мать снова теряется, в ней одновременно плещется смятение, злость, непонимание, это в совокупности выглядит даже забавно, только мне сейчас не до смеха.
— Я просто донесла до нее мысль о том, что не стоит ставить на тебя. Вы не пара, я уже сказала, как бы она ни пудрила тебе мозг своей любовью, на самом деле...
— Мне тебя жаль, – перебиваю ее, – если отмотаешь в памяти назад, может, вспомнишь о том, что ты когда-то тоже была бедной и никому не нужной. Только вспомнишь не в контексте того, какие все вокруг негодяи и какие мы молодцы, что выбрались из нищеты, а в том, что всегда надо оставаться в первую очередь человеком. И знаешь, тогда у тебя это наверняка лучше получалось, чем сейчас.
Я встаю, достав несколько купюр, кидаю на стол.
— Не смей приближаться к Насте, мам. Я сейчас без шуток.
Иду к выходу, слыша, как она зовет меня, но не оборачиваюсь, пусть побудет одна, переварит информацию. В машине матерюсь, выруливая на дорогу. И когда только мать успела пропесочить Насте мозги? Вот, видимо, откуда эта отстраненность и выполнение обязанностей строго по договору. А я все голову ломал, чего ее переклинило. Ладно, дома я с ней поговорю обстоятельно. Надо расставить все точки над и. А сейчас побеседуем с Дариной.
По дороге набираю Настю, понимаю, что если она видела видео, то надумает всякого теперь, надо хотя бы по телефону её успокоить. Но не хочу упустить и Дарину, она вполне может смыться после содеянного, а мне нужно кое-что выяснить. Настин телефон отвечает долгими гудками в течение всей дороги. Обиделась? Или телефон забыла, это за ней часто водится, как я успел заметить. Ладно, после разговора двину сразу на квартиру.
Когда подъезжаю к месту жительства семьи Дарины, даже присвистываю. За эти годы они забабахали здоровый домище вместо старого. Видимо, дочь о них не забыла, что уже неплохо. Захожу за калитку, навстречу выбегает дворняга, сначала с явным подозрением обнюхивает, потом начинает вилять хвостом. Невольно улыбаюсь – узнал. Чака взяли в дом щенком примерно за полгода до моего разрыва с Дариной. Глажу его по холке, подняв глаза, вижу на пороге мать девушки. Смотрит на меня немного испуганно.
— Добрый день, Любовь Каримовна, – улыбаюсь, выпрямляясь, она кивает. Испуг сменяется стыдливостью, словно ей неудобно передо мной. Хотя она лично ни в чем не виновата. – Дарина здесь?
— Здесь, Демьян, здравствуй, – говорит наконец, – ты возмужал за эти годы.
— Спасибо. Поговорить с ней можно?
Женщина смотрит с сомнением.
— Ты ведь не сделаешь ей плохого?
— А похоже, что сделаю? – вздергиваю бровь, она неуверенно качает головой.
— Ты хороший мальчик, – открывает дверь, – всегда таким был.
Только девочки любят плохих, думаю про себя, проходя внутрь. Осматриваюсь с любопытством, ничего от прошлого не осталось, разве что Чак, остальное все новое, незнакомое, никак не волнующее.
Мы проходим по широкой лестнице на второй этаж, возле одной из комнат женщина останавливается, постучав, говорит:
— Дарина, тут Демьян приехал.
Слышу возню, а через несколько секунд дверь распахивается. Девушка не утруждает себя одеждой, встречает в одном коротком халате. Мать, поджав губы, молча удаляется вниз. Дарина смотрит хоть и вызывающе, но в глубине глаз вижу страх.
— Войти можно? – интересуюсь. Молча отступает, пропуская меня.
Почему-то вспоминаю ее небольшую темную комнатушку в старом доме. Она казалась уютной, эта просторная, светлая, выглядит безжизненной. Впрочем, Дарина же тут и не живет по большому счету.
Усаживаюсь в кресло, поставив локти на колени, сцепляю пальцы в замок и интересуюсь:
— Довольна своей местью?
Дарина, разместившись на краю кровати, вздергивает подбородок.
— Я же сказала, не надо меня унижать.
— Значит, довольна. Ну считай, квиты, – киваю на эти слова. Понимаю: на самом деле плевать, если бы только не Настя, надумает, не пойми чего. – Давай поговорим о севастопольском проекте.
Дарина теряется, не ожидает, что пришел я совсем по другому поводу.
— Все уже, вопрос снят, – цедит в итоге.
— Но я могу узнать, в чем он хотя бы состоял?
— А зачем? – смотрит с сомнением. Я молчу в ответ, не сводя взгляда. Помаявшись, Дарина начинает рассказывать. – В общем, я некоторое время в Москве жила, познакомилась с одним мужчиной, у нас завязался роман. Потом он подался сюда, какой-то выгодный проект, я приехала чуть позже.
— Как зовут мужика?
Помявшись ещё, Дарина говорит:
— Олег Баринов. Он в Москве одна из крупных шишек.
— Связан с криминалом? – смотрю на нее, девушка нехотя кивает.
— А ты вообще головой думаешь, когда сходишься с подобными персонажами? – не удерживаюсь все же, она снова выставляет подбородок. – Не боишься, что он тебе эту самую голову оторвет, когда решит, что ты со мной переспала?
На это Дарина только фыркает.
— У нас отношения без обязательств, – все же отвечает, – к тому же он сам меня сюда послал, хотел, чтобы я с тобой наладила контакт.
— Это я уже понял. А чего же он, такой серьезный дядька, сам не решился со мной переговорить?
— Потому что всем известно: вы с Соломоновым в одной лодке. И тот сразу бы узнал о встрече. У Олега большой объект в Севастополе, а Соломонов пытается его урвать, вытеснив Баринова. Вот Олег и хотел, чтобы я донесла до тебя мысль, что вы можете сработаться. Ты бы уговорил Соломонова отказаться от объекта, а сам бы получил за это хорошие связи и прибыль, конечно.
