«Надо исправляться!» — твердо решила я. Поэтому сразу после работы мы с Лилей отправились в торгово-развлекательный центр. Погуляли, посидели в кафе, посмотрели какой-то глупый, но смешной мультик. Вроде бы почти ничего не сделали, но время пролетело незаметно…
Так что в свой отдаленный жилой район мы прибываем глубоким вечером.
Помогаю кнопочкам выбраться из такси и буквально тащу их за собой, утомленных и полусонных. Позади нас плетется Лиля. Наверное, уже сожалеет о своей затее.
Мечтаю оказаться дома и отдохнуть после изнурительного «похода», но цепляюсь взглядом за небольшую кучку людей возле нашего подъезда. Пытаюсь рассмотреть их, однако в густых сумерках вижу лишь очертания.
Подхожу ближе и узнаю соседей. Они шушукаются о чем-то с незнакомыми мне женщинами. Завидев нас с двойняшками, кивают в нашу сторону.
Незамедлительно рядом с нами материализуются две фигуры. Строгие, серьезные дамы оценивают меня с головы до ног.
Одна из них — полноватая. Стоит, прищурившись и сложив руки в карманы куртки. Вторая, что держит в руках папку, — контрастно худая и высокая. Прямо как в рассказе «Толстый и тонкий». Однако мне не до смеха. Напрягаюсь, предчувствуя неладное.
— Антипьева Алиса Игоревна? — обращается ко мне первая, и я напряженно киваю. — Весь вечер вас ждем. Мы представляем органы опеки и попечительства.
В подтверждение своих слов обе протягивают документы. Принимаю удостоверения и, игнорируя перешептывания соседей, внимательно изучаю их, пока Лиля подсвечивает мобильным. На всякий случай запоминаю фамилии.
— Нам поступила жалоба от воспитательницы ваших детей. И мы обязаны отреагировать, — сообщают соцработники.
— От той самой, которую отправили в вынужденный «отпуск» после твоего разговора с заведующей? — тихо хмыкает Лиля.
— Угу, — мычу в ответ, не сводя глаз с незваных гостей.
— Вот стерва, — фыркает подруга, обращая на себя внимание.
— Мы можем пройти в вашу квартиру и проверить условия проживания детей? — спрашивает все та же полная женщина тоном, не терпящим возражений.
— Конечно, — отзываюсь я, при этом беру Витю и Вику за ручки и крепко сжимаю. — Нам скрывать нечего.
Первой пропускаю в подъезд Лилю, чтобы она открыла дверь, пока мы с кнопками медленно поднимемся по ступенькам.
Оказавшись в квартире, обращаю все свое внимание на двойняшек, на мгновение забывая о внезапной проверке.
— Начнем с кухни? — доносится из-за спины.
— Лиль, проведи, пожалуйста. Я пока кнопочек раздену, — прошу подругу, а сама приседаю на корточки рядом с малышней.
Радуюсь, что Витя и Вика на удивление послушные сейчас. Обычно процесс раздевания занимает у меня немало времени и сил. А бойкие малыши не упускают возможности поиграть со мной, бегая по прихожей.
Но не сегодня.
Улыбаюсь смышленым детям и по очереди целую их в лобики.
Обессиленно облокачиваюсь на пуфик, сажусь прямо на пол. Я так устала за эти дни! Выпроводить бы проверяющих скорее и отправиться спать.
— Алиса? — испуганно зовет Лиля.
Рывком поднимаюсь, оставляю непривычно спокойных малышей и мчусь на звук. Забегаю в кухню и не верю своим глазам.
Ощущение, будто я попала в чужую квартиру, причем живет здесь крайне неблагополучная семья. На столе — пустые бутылки, крошки, грязная посуда. На полу — разбитый стакан.
— Злоупотребляете? — делают свои выводы соцработники.
— Нет, — сипло отвечаю. — Это… не наше.
Знаю, звучит глупо, но ведь я говорю правду. Когда мы оставляли квартиру утром, в кухне был полный порядок.
Проверяющие открывают холодильник и недовольно морщатся: внутри тоже бардак и какие-то испорченные продукты. Не наши!
Меня будто подставить хотели. И судя по реакции представителей отдела, весьма успешно.
— Чем детей кормите? — хрипло интересуется полная женщина.
— Каши, фрукты, супы, — заикаясь, проговариваю я.
— Так и запишем, — важно проговаривает худая и активно что-то строчит.
— К нам проник кто-то и похозяйничал, пока нас не было, — пытаюсь оправдаться. — Лиль, ты двери не забыла закрыть?
— Нет, — немедленно откликается подруга и прокручивает связку ключей на пальце. — Хулиганы? Вроде не взяли ничего, — размышляет вслух, а я лишь пожимаю плечами.
Становится не по себе. Кто-то явно был у нас дома. И… пил на кухне? А потом ушел, закрыв за собой дверь?
Бред!
— Может, родственники хозяйки? — предполагает Лиля. — Я позвоню ей. Спрошу, кому она ключи давала.
— И как часто у вас бывают… «родственники хозяйки»? — молниеносно реагирует проверка.
— Никогда… Впервые такое, — вздыхаю я.
Неудивительно, что соцработники не верят. Смотрят на меня неодобрительно, как на плохую мать и потерянного члена общества.
— Где детская? — звучит строго.
Указываю взглядом, а сама спешу к малышам. Отправляю их в комнату Лили, предварительно осмотрев: внутри этого помещения все чисто и нетронуто. Мистика какая-то! Дверь оставляю приоткрытой, чтобы услышать, если кнопочки что-нибудь сотворят.
Стоит мне зайти в детскую, как сердце ухает вниз. Повсюду разбросаны вещи и игрушки. С многострадального дивана с торчащими пружинками, на котором я сплю, сдернуто покрывало.
— Здесь спят дети?
— Нет, — качаю головой я и жестом указываю на их кровать, которая под ворохом одежды тоже выглядит непрезентабельно.
— Так и запишем, — отзывается «тонкая», раздражая меня своей невозмутимостью.
Проверяющие торопятся выйти в прихожую, словно сбежать скорее хотят из этого ада. Наверное, мне должно быть стыдно за развернувшуюся перед ними картину. Но я не чувствую ничего, кроме страха и отвращения при мысли, что какие-то твари рылись в вещах кнопочек. Надо перестирать все. Или сжечь.
Спешу попрощаться с соцработниками, а потом разобраться, что произошло сегодня в квартире. Но в прихожей женщины почему-то останавливаются и оборачиваются.
— А вы кем друг другу приходитесь? — сканируют нас с Лилей подозрительным взглядом.
— Подруги, — хмыкаю я, пожимая плечами.
— Насколько близкие подруги? — прищуривается полная.
— Лучшие! — фыркает Лиля и делает пару шагов вперед, складывая руки на груди и принимая боевую стойку.
Создается впечатление, что она вот-вот набросится на проверяющих и разорвет их в лохмотья. Я, конечно, ценю верность подруги, но спешу ее успокоить. В противном случае она только хуже сделает.
— Так и запишем, — в очередной раз повторяет худышка и делает какие-то пометки.
Представители отдела медленно окидывают взглядом помещение, словно ищут, к чему придраться. Их поведение кажется мне подозрительным. С другой стороны, удостоверения они предъявили, значит, не мошенники.
Женщина в теле забирает у худой сотрудницы акт проверки, быстро пробегает его глазами, а потом протягивает мне:
— Подпишите, — звучит безапелляционно.
Не спешу выполнять ее приказ. Вместо этого вчитываюсь в содержание, раздражая соцработников. Результаты проверки ввергают меня в ужас. Меня обвиняют чуть ли не во всех смертных грехах! От алкоголизма до сожительства с подругой. Если это розыгрыш, то он ни капли не смешной!
— Чушь какая-то! Я не буду это подписывать! Мы все вам объяснили… — возмущенно рявкаю я и возвращаю бумагу.
— Так и запишем, — надоевшая фраза приводит меня в бешенство.
Сжимаю руки в кулачки, до острой боли впиваясь ногтями в ладони. Кнопочки тем временем ведут себя тихо, как мышки, а Лиля по-прежнему готова ринуться в бой.
— У вас есть неделя, чтобы исправиться и выполнить все предписания, — постановляет «полная». — Вы должны обеспечить детям надлежащие условия проживания, полноценное питание, уход и чистоту, — говорит она, а я и слова не могу вымолвить от шока. Неужели все это происходит с нами? — В ваших интересах прекратить пить…
— Я не пью! — шиплю грозно и со злостью стискиваю губы.
— …и съехать от подруги в отдельную квартиру, — добавляет бесстрастно. — Если через неделю ничего не изменится, мы вынуждены будем ходатайствовать о передаче детей в интернат. На время. До тех пор, пока вы не обустроите свою жизнь, — подытоживает она.
