и ее понесло. — Ты думаешь мне не плевать?! Да мне срать с кем ты спишь, понял?! Похуй… Мне все равно… Ты мне не нужен, ясно тебе?! НЕ НУЖЕН! — и, наверное, для пущей убедительности, Юля со всей силы стукнула сжатыми кулаками по его груди.
― Угомонись! — рявкнул он, стискивая ее в тисках. — Это моя сестра.
― Да мне… ЧТО? — переспросила Юля и рассмеялась, — Дима, ты меня совсем за идиотку считаешь? Это самая тупая отмазка, которую я когда-либо слышала! Да трахайся ты с кем хочешь! Мне плевать, понял ты, ублюдок?! Ненавижу! — не переставая молотить его, орала она.
― Заткнись, — шикнул он, — Это Диана Акулова.
Даже будучи разъяренным и пьяным, мозг Юли стал медленно соображать. Фамилия была ей знакома. Борис Акулов — властный, жестокий и очень опасный человек, сущий дьявол, один из самых жутких людей, которых она встречала. Юля на секунду притихла.
― Вижу по твоему лицу, знаешь, кто такой Акулов. А это его жена, Диана. В девичестве — Орлова, — злой Дима сжал зубы, повернул голову и кивнул кому-то стоящему за его спиной, — А теперь ты немедленно закончишь свою пьяную истерику, заткнешься и сядешь в машину. И чтобы я от тебя больше ни звука твоей идиотской белиберды не слышал. Все ясно?
Насупленная и пристыженная Юля согласно кивнула. Когда им подали автомобиль, Дима открыл дверь, усадил ее и добавил:
― По-моему я просил тебя больше не пить! Еще раз нажрешься, пеняй на себя, — рявкнул он, с силой хлопнул дверью и вернулся обратно в клуб. Притихшая Юля усилием воли пыталась скорее протрезветь. Будучи сегодня необычайно молчаливым, охранник Гена, видимо, пожалел ее, сочувственно улыбнулся и протянул свежезаваренный кофе.
Через минут двадцать из заведения вышел Орлов в сопровождении шикарной блондинки в соболиной шубе. Они прошли к рядом стоящему автомобилю. Девушка, с явным интересом поглядывая в сторону машины, где пряталась Юля, хитро улыбнулась и что-то сказала Диме. Поцеловав ей руку, он отправил сестру в другом автомобиле и ответил на звонок.
― Я сказал, Диана ночует у меня в гостинице, — говорил в трубку Дима, садясь в машину к Юле. — Твое недовольство я точно переживу, — отрезал он и отключился.
К ней в квартиру они ехали молча, стараясь не нарушать дребезжащую злобой тишину в салоне. Когда они зашли домой, Дима подошел к окну, засунув руки в карманы, и стал задумчиво глядеть на ночную столицу.
Юля осторожно присела на край кровати. Она неистово теребила края платья, словно собираясь с духом. Прошло, наверное, еще минут пять, прежде чем она заговорила.
― Ничего бы не было. С Лаврентьевым. У меня с ним не было бы ничего. Поцелуй не в счет. Ерунда все это. Так, детские шалости. Дима, я бы не смогла, ты же знаешь. Ты сам видел, какая я. Мои припадки на себе прочувствовал не единожды, — она стала заламывать себе пальцы, которые от страха и отчаяния тряслись. — У меня до тебя три с половиной года никого не было. После той ночи с Минаевым… я ни с кем не могла. Ни с одним… Я пару раз даже пыталась, но ничего не вышло, и я поставила на себе крест как на женщине. Я до сих пор не понимаю, почему с тобой получилось. Как-то само вышло. Дима… я… — она замолчала, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы он ее понял. Но Юля так и не смогла найти ничего лучше, чем хлипкое, жалкое и унизительное: — Прости меня…
Глаза ее наполнялись слезами, она несколько раз некрасиво и очень не женственно шмыгнула носом. Юля честно пыталась не заплакать и до крови прикусила себе губу, чтобы не заорать от удушающего отчаяния. Осознание, что Дима ее никогда не простит, никогда больше не дотронется до нее, вызывало невыносимую боль, словно ей на живую вспарывают грудную клетку.
― Еще раз, Юля, еще хоть один раз! И я уйду. Навсегда, — прошипел он, даже не взглянув на нее, — Я устал и хочу спать.
Дима снял пиджак и улегся на кровать, отвернувшись к ней спиной. Юля так и не смогла сомкнуть глаз. Она смотрела на спину любимого мужчины, которого сильно, незаслуженно и по дурости обидела. И все из-за своих дурацких страхов. Она протянула руку, чтобы дотронуться до него. Ей до боли хотелось прижаться к нему, почувствовать его. Кожа к коже. Но в ту ночь, она так и не решилась.
Юля не верила в Бога. Но в тот момент, ей отчаянно захотелось, чтобы там, наверху, кто-то все же был. Чтобы он ее услышал. Чтобы внял ее неумелой просьбе. Ничего другого она не желала сильнее, чем прощения сильного мужчины, лежащего рядом…
Глава 12
“Лучше бы он меня пристрелил” — думала Юля всю последующую неделю. Обозленные мужчины, которых предали, обычно орут, кричат, матерятся, обзывают женщин законченными потаскухами. Некоторые особи даже поднимают руку на женщин. Но не Дима. Бесчувственный тюремщик наказывал ее по-другому. Намного более жестоким и изощренным способом. Орлов просто ее игнорировал. Он уезжал рано утром, пока она спала, а приезжал поздно ночью. Привозил заказанный из ресторана ужин, который они поедали в гробовой тишине. Затем, просматривал какие-то бумаги, отвечал на звонки и ложился спать, неизменно на другой стороне кровати. Юля предпринимала попытки поговорить, даже соблазнить его, но Орлов был невероятно стойким товарищем: он упорно делал вид, что ее в природе не существует.
Ближе к концу недели Юля психанула и, когда обиженный Дима вновь завалился в кровать, она включила свет в спальне и спокойно сказала:
― Я больше так не могу.
― Юля, выключи свет. Я устал и хочу спать.
― Нет. Все. С меня хватит. Уходи немедленно.
Дима нехотя привстал с кровати и обреченно запустил руки в волосы. Юля с удушающей горечью спросила:
― Дима, ты зачем меня мучаешь? Себя мучаешь? Ты меня не простишь, я права? — когда он так ничего и не ответил, она продолжила: — Так вот будь добр, заканчивай это показательное “избиение младенца”, собирай свои вещи и уходи.
Не говоря ни слова, Дима поднялся и стал одеваться.
