на коричневый бумажный пакет из фастфуда.
Собственно, удивил не пакет. Я-то видела, куда мы приехали, и даже слышала, что заказывает Ворошилов.
– Как тебя еще не разнесло?
Никита поставил два стаканчика с кофе на приборную панель, и, стоило признаться, аромат от него шел отменный. От напитка, само собой, – еще не хватало мне к Ворошилову принюхиваться. Босс развернул пакет и начал доставать содержимое: пенопластовый лоток с блинами, картонный стаканчик с овсянкой. Еще один лоток – с идеальными кругляшками яичницы и картофельными оладьями.
В конце – картошка фри и два гамбургера со свиными котлетами.
– Здесь вкусный кофе.
– У нас в столовой тоже, – съязвила я, мысленно облизываясь на вкусняшки. Жирно, вредно. Но как же хочется жрать.
– Нет, здесь действительно хорошо. Плюс – это мой ресторан.
Посмотрела на Никиту с сомнением.
– А что тут такого? – спросил Ворошилов, после чего развернул один из гамбургеров и, честное слово, облизнулся. – Франшизу любой купить может.
– Любой миллионер.
– …ардер, – поправил меня шеф, с наслаждением откусывая сочный кусок от своих булочек.
– «…ардер», – передразнила я Волка. – А питаешься, как студент, который празднует получение стипендии.
– Прелесть – в мелочах, – заявил Ворошилов. Я принялась за блинчики с брусничным джемом. – Когда я был студентом, я этого не ел. У нас был шведский стол со стейками, свежими морепродуктами и азиатские пятницы.
– Представляю, как выглядел твой подростковый бунт. Небось, сбегал в супермаркет, чтобы тайком купить фабричный майонез с ГМО?
– Ты смеешься, – заметил Ворошилов недовольно. – А я вермишель «Паутинку» попробовал впервые в двадцать три.
– Ничего не потерял, – заверила я его.
Вот уж точно – сытый голодного не поймет. Или голодный – сытого. Если бы у меня в студенчестве был шведский стол вместо сосисок в тесте, может, не пришлось бы два раза в больнице с гастритом лежать. А кто-то страдает по макарошкам. Бедненький.
Я макнула картофельный оладушек в соус.
И все равно вкусно. Пока горяченькие и хрустят. Ням-ням-ням.
– Может, скажешь, зачем тебе тональник, – не удержалась я.
Разговор все равно не клеился, тишина уже минуты три как ставит меня в неловкое положение.
– Для татуировок, – Ворошилов переключился на кофе.
– У тебя нет татуировок, – поймала я собеседника на лжи. Так и хотелось пожурить Волка за такую промашку. А ведь говорил, что между нами только правда. – Слушай, это глупая отмазка. Я видела тебе без одежды. И не раз. Только если ты не хочешь сказать, что у тебя забита татуировкой задница…
Потому что часть члена я тоже успела лицезреть и, насколько помню, он был чист.
– У меня забиты обе руки, – как-то неуверенно произнес Никита, делая это признание. – Закрашиваю тату только для офиса.
– В клубе же ты не работал, а наколок не было видно, – заметила я осторожно. Мне по-прежнему не верилось.
– Но приехал-то из офиса, – парировал Ник, заводя машину. Наконец-то он доел.
– А в субботу?
– А ты не думаешь, что ты – тоже часть моей работы? Мне не нужны слухи в офисе или фотографии в Интернете.
– Ну да, а теперь признался, потому что… – Я предложила Ворошилову закончить предложение самостоятельно.
– …потому что уверен, что ты не станешь рассказывать.
– И все равно это глупо. Зачем забивать себе руки, а потом тщательно это маскировать? Вроде как тату делают, чтобы выделиться. Типа протеста…
– Ты можешь быть менее дотошной? – сощурился Никита, одаривая меня раздраженным взглядом.
– Только если не придется из тебя клещами вытаскивать каждое слово.
– А ты не думала о том, что я вообще не хочу с тобой разговаривать?
Последняя фраза прозвучала обидно.
Действительно обидно.
– Тогда… – Даже дыхание перехватило от этой грубости. Разговаривать он со мной не хочет. Будто мне сильно надо. – Тогда я, наверное, лучше поеду дальше своим ходом.
Попробовала дернуть ручку двери, но Ник оказался быстрее – заблокировал центральный замок, не позволяя мне выйти.
– Я неправильно выразился, – уточнил он, ничуть не извиняясь. – Я не хочу с тобой разговаривать потому…
– Пока ни хрена не лучше звучит, – заметила я.
Ну это я так, на всякий случай. Вдруг Ворошилов иного мнения.
– …потому что я не знаю, о чем с тобой разговаривать. Чтобы быть правильно понятым и чтобы ты не была такой язвой.
Правильно, неправильно. У него точно все дома?
– Ты усложняешь, – заверила я его.
– Отнюдь, – возразил Ворошилов, словно спорить – это единственная его цель в жизни. – Давай посмотрим. Если я буду рассказывать о себе что-то положительное, ты решишь, что я пытаюсь к тебе подмазаться. Если продолжу общаться в привычной мне манере, ты опять заявишь, что я нарочно стараюсь казаться грубым.
– Опять? Я уже что-то подобное заявляла?
– И тут мы приходим к третьему варианту. Если я что-то расскажу тебе про Максима, ты придешь к выводу, что я намеренно пытаюсь очернить его. И значит, я – конченый завистливый идиот.
– Стоп. Во-первых, какого черта ты принимаешь решения за меня? То, что я подумаю, вообще не твоего ума дело. Вселенная как бы не вертится вокруг тебя. Во-вторых, пуп земли, если тебе станет так легче, я могу вообще не делать каких-либо выводов. В-третьих, есть миллион тем, которые не будут вообще никак касаться твоей персоны. В-четвертых… Когда это я тебе заявляла, что ты нарочно грубишь? И при чем тут Максим, и что ты можешь про него рассказать? И если даже можешь, то это не значит, что должен. А если должен, то…
– Женщина, ты мне мозг взрываешь! – возопил Никита.
– Вот и поговорили, – заключила я обиженно.
– Видишь, – Ворошилов, кажется, все-таки решил не молчать, – я же попробовал? Мы только начали что-то обсуждать, а ты все язвишь и язвишь. Это обязательно?
Да. Нет. Не знаю.
– Ладно, прости, – сдалась я. – Мне тоже сложно подстраиваться под твое настроение. И да, я жду подвоха.
– А если его нет?
– Тогда кто-то
