выдавливает из себя и всхлипывает.
Обнимаю ее тут, на трассе. Штраф влепят уже точно. Ну хоть с ней все в порядке. Она дышит часто, я глажу ее по голове, успокаиваю.
Чувствую то, что не должен. У меня внутри ядерная реакция начинается, неконтролируемое тепло растекается по всему телу. Она как катализатор.
Целует в щеку, еще раз, выше.
- Варь, ты в безопасности, - рука соскальзывает на талию. Так удерживать проще. К себе прижимать тоже.
Варя продолжает целовать, я должен остановить ее, но блин, не хочу. Она как из другой вселенной, неумелая, нежная, трогательная. А потом ее губы соскальзывают с щеки на мои.
Останавливаемся на мгновение. Замираем. И вместе с нами, кажется, земная ось тормозит, меня самого покачивать начинает по инерции.
Прижимаю к себе, обнимаю крепче. Губки у нее такие мягкие нецелованные будто. Она и целоваться толком не умеет. А мне сносит крышу, тормоза заклинивает на ней, руль стопорит и уносит. Не могу отпустить.
Нельзя нам. Ей больно сделаю. Она не примет моих правил, да я и не хочу, чтобы принимала. Это будет не она.
Слишком правильная. Слишком маленькая. Слишком ранимая.
- Стой, Варя. - Торможу первым и отстраняюсь. Лбом в ее лоб упираюсь. - Нельзя нам. Поехали домой.
Двадцать лет назад
- Мам, что случилось?
- Сынок, ты маленький еще, не надо тебе это знать. Нам надо с папой уехать на время.
- Я с вами хочу.
- У тебя школа, уроки. Останешься с бабушкой, мы на пару дней с папой.
- А что случилось?
- Умер один человек, мы с папой хотим съездить на похороны.
- А что такое похороны?
- Это когда человек умирает, перестает дышать, только лежит. Его кладут в домик и хоронят.
- Мам, возьми, пожалуйста, я никогда не был на похоронах.
- Сыночек, там плакать все будут, там не играют.
- Милая, - папа ее окликает, - давай возьмем его.
- Ох, я не знаю, это не детское мероприятие.
- Под мою ответственность. Что-то мне подсказывает, что так надо. Дети быстрее находят общий язык.
Мы долго едем на эти самые похороны. В другой город. Мама с папой грустят, почти не разговаривают, как будто поругались. Я тоже молчу.
Уже и не рад, что поехал. Хоть бы там дети были.
Тормозим возле дома. Вокруг уже людей много. Мама берет за руку и идем всей семьей в дом. Мне бы побегать где-то, но папа постоянно одергивает, чтобы молчал и не веселился.
В квартире все в черном, на зеркалах покрывала висят. Только сейчас замечаю, что и мои родители в таком же цвете. Среди всего этого плача и гула замечаю девочку в синем платье. Она выделяется. Смотрит на всех и не понимает, что происходит. С девчонкой играть такое себе. Пацаны со двора увидели бы - засмеяли, но вариантов других нет. У нее над бровью пластырь приклеен, а на щеке пара ссадин. Свой человек. Просто мелкий. И девчонка.
Пока мама с папой с кем-то разговаривают, я подхожу к ней.
- Привет, тебя как звать? - мелкая еще совсем, смотрит на меня глазищами и молчит. - Ты говорить умеешь?
Прячется и стесняется.
- Пойдешь со мной играть?
- Тапи, - что-то говорит, но я ее не понимаю. - Тапи, - повторяет и смотрит вниз на ноги.
- Тапки? На ноги надеть надо? - кивает в ответ. - Пойдем искать твои тапки. А ты с кем тут? Где твои родители? Где мама и папа? - Она тычет пальцем в сторону. Я знаю, что если не предупрежу своих, что ушел куда-то, то получу потом, поэтому надо предупредить и ее родителей, что мы пошли гулять. Беру девочку за руку.
- Пошли к твоим родителям, предупредим, что мы поиграем во дворе, хорошо? Где мама твоя? Ма-ма.
Девочка ведет в ту сторону, куда и показывала. Пробираемся среди толпы людей и вдруг оказываемся у двух ящиков, стоящих на стульях. В них лежат мужчина и женщина с закрытыми глазами и не шевелятся.
- Мама, - зовет девочка и дергает женщину за руку. - Мама, - громче зовет, но та никак не реагирует. Спит. Не понимаю, почему они спят, когда все вокруг них ходят. - Маа-ма-а.
- Сынок, боже, что вы тут делаете? - Рядом оказывается моя мама, подхватывает малышку на руки, меня за руку и уводит нас.
- Мама, - девочка начинает громко плакать, вырываться. Я за мамой хвостом, как-то надо ее успокоить. - Мааа-мааа. - Все на нас озираются, машут головами.
Я ничего не понимаю, но ее крик навсегда застывает в ушах, как и этот день. Мне так сильно захотелось, чтобы никто никогда ее больше не заставлял плакать и не обижал.
Заказчик. Без имен
– Оставь нас, - приказываю няне и смотрю на своего сына. Он хнычет, требует что-то. Я не даю. Ни есть, ни пить. Интересно, на сколько он настойчив в своих стремлениях?
Умеет ли терпеть или будет требовать и добиваться своего, пока есть силы.
Даже, если нет, я воспитаю в нем это. Научу его всему, что умею сам. Сделаю из него лидера. Победителя. Чтобы он превзошел меня.
– Можно, я его покормлю? – Няня заглядывает. – Он уже полчаса кричит.
– Мне интересно, на сколько хватит его выдержки.
– Вы жестоки, ему два дня. Какая выдержка? Его надо на руках покачать и успокоить.
– На руки не брать. Нечего ему к ласке привыкать. Он мужчина. Хочет есть, надо заработать сначала.
– Да что вы за монстр? Какое заработать?
– Криком заработать!
– Нельзя так.
– Тебе мало платят? Я найду другую на твое место.
– Не надо другую. Я буду делать, как вы хотите. – Тут же соглашается. Естественно, плачу я очень хорошо.
– Умница. На руки не брать. Я запрещаю. Давать кричать. Поняла? Чтобы я слышал, что он кричит, что он требует, а не как мямля жует сопли.
– Хорошо. - Покорно смотрит в глаза.
Люблю таких.
* * *
– Бог мой, малыш, что за папочка тебе достался? – Девушка берет мальчика на руки, ослушавшись приказа начальника, и дает бутылочку с молоком. Мальчик сразу успокаивается, жадно глотает теплую смесь. – И где твоя мама? Кто-то же тебя родил и бросил? Тебе бы маминого молочка, полезного,
